Будем надеяться на это! — со смехом ответил Ричард. И смех этот звучал так беззаботно и уверенно, что Джоанна не могла не присоединиться к нему.

Прознав о согласии Танкреда уплатить Ричарду сорок тысяч унций золота, Филипп пришёл в ярость и потребовал отдать ему половину этой суммы как его долю. Ричард, не в меньшей степени разъярённый подобным требованием, указал на факт, что вдовья доля Джоанны не может рассматриваться как военная добыча. Но французский король стоял на своём, и в итоге Ричард неохотно согласился уступить ему треть, опасаясь того, что в противном случае француз откажется от крестового похода. Уладив этот последний спор, государи решили провести зиму в Мессине, дожидаясь весны с её благоприятными ветрами. Однако Филипп не подозревал, что Ричард ожидает также приезда матери и своей невесты.

Октябрь 1190 г.

Памплона город древний, его основал римский полководец Помпей. Расположенная на пути паломников к святыне Сан-Хуан-де-Компостела столица Наварры была городом самым известным по ту сторону Пиренеев, поэтому одно время Наварру именовали даже королевством Памплонским. Однако Санчо де Хименес проводил в ней мало времени, потому как тут находился центр епархии, а отношения с списковом у него не сложились. Поэтому грядущий визит английской королевы поставил его перед дилеммой. Ему хотелось принять её в Туделе, вот только заставлять гостью проделать после такого долгого путешествия ещё шестьдесят миль казалось не очень вежливым. Даже более близкий дворец в Олите отстоял от столицы почти на тридцать миль к югу. Санчо строил резиденцию в Памплоне, но так и не завершил дело. В итоге он решил, что удобства Алиеноры значит больше, чем нежелание склониться перед человеком, который ему неприятен. Епископ вполне охотно согласился приютить государя и его высокопоставленную гостью — его радовала возможность выставить короля просителем, а заодно шанс посмотреть на женщину, более полувека служившую темой для пересудов.

Оказанный Алиеноре приём оказался достаточно роскошным, чтобы устроить всех заинтересованных лиц. Обильный пир призван был показать, что Памплона не ударит в грязь лицом перед Пуатье и Парижем. Гости удалились в свои апартаменты в епископском дворце или в городе только после того, как ночь давно окутала долину реки Арга. Но не все готовы были лечь в постель, и старший сын Санчо и преемник его имени прогуливался по саду со своей сестрой.

— Итак, как тебе понравилась будущая свекровь, малышка?

— Мне она показалась элегантной, очаровательной и, пожалуй, пугающей, — сказала Беренгария, потом помолчала немного. — Пока она жива, у Англии будут две королевы.

— По мнению некоторых невест, это на одну больше, чем надо. А для тебя? — Задавая вопрос, Санчо догадывался, какой услышит ответ.

— Это мать Ричарда. Я буду женой Ричарда. Не вижу, почему мы должны стать соперницами, а тем более врагами. Полагаю, нам удастся разделить владения: пусть правит в палате совета, я же — в опочивальне. — Девушка слабо улыбнулась. — К тому же глупо было бы затевать войну, в которой у меня нет шансов победить.

Санчо тоже улыбнулся.

— Откуда в такой молодой такая мудрость? — Потом тон его из шутливого сделался серьёзным: — В этой семье тебе всегда стоит быть начеку, потому как они не такие, как мы, малышка.

— Дьявольское отродье?

— Так ты. выходит, слышала? Тебе известно, что я числю Ричарда среди друзей, но он с братьями способен Каина и Авеля поучить раздорам. А его война против родителя лишний раз доказывает правоту святого Бернара, который говорил, что Анжуйцы от дьявола рождены и к дьяволу вернутся. Тебе, выросшей в семье столь дружной, как наша, нелегко будет понять их.

— Но и их семья не напрочь лишена любви. Ричард обожает сестёр, и всем известно, что с матерью он словно две спицы в одном колесе.

Санчо знал, как сильно не хватает Беренгарии их матери, умершей родами, когда девочке было девять, и его не удивила нотка печали, прозвучавшая в её словах о тесной связи Ричарда с Алиенорой. Он надеялся, что сестра не рассчитывает, будто свекровь восполнит ей утрату. К счастью, Беренгария всегда мыслила здраво. К счастью, потому что романтичная девушка с удивлёнными глазами едва ли преуспеет в роли супруги Ричарда. Ему ли было не знать, что под обманчиво хрупкой и спокойной наружностью девушки скрывается воля, не уступающая по силе его собственной. И всё же молодому человеку хотелось оберечь сестру, поэтому с губ его сорвался вопрос, пусть и несколько запоздалый:

— Но ты довольна этим браком? Честно?

— Разумеется. Санчо, — без промедления ответила она, спеша успокоить брата. Но, будучи честной даже в мелочах, сочла себя обязанной добавить: — Признаюсь, это не та доля, о какой мне мечталось. Я всегда хотела жить в тишине и покое. а жизнь с Ричардом будет, подозреваю, какой угодно, только не спокойной.

Услышь он это признание от кого другого, Санчо счёл бы его забавной чепухой. Но его сестра напрочь лишена способности улавливать абсурд и не замечала иронии положения: ей, с ранних лет желавшей стать монахиней, забыть о мирской суете в уютной тишине кельи, предстоит выйти замуж за самого знаменитого короля христианского мира, жаждущего славы и власти с такой же силой, с какой ладонь его сжимает рукоять меча.

Беренгария умела читать по лицам и заметила тень беспокойства брата.

— Этот удел предназначили мне Всевышний и наш отец, и я не ропщу. Лестно также, что Ричард выбрал меня, ведь он меня видел и знает, что я не бог весть какая красавица. — Девушка с усмешкой оборвала Санчо, попытавшегося возразить: — Спасибо, дорогой, но у меня есть зеркало. Обрати внимание, я не называю себя дурнушкой или страшненькой. Думаю, глаза — самая яркая из моих черт, и люди говорят про мою приятную улыбку. Но я не так прекрасна, как была его мать или как, если верить молве, его сестры. Поэтому хорошо, что мы уже встречались, и мне нет нужды опасаться его разочарования.

Санчо был тронут её беспристрастной оценкой своих прелестей.

— Ричард — счастливчик, — сказал он и, заключив сестру в объятья, закружил её. Она твердила, что это неприлично, но тоже смеялась.

Никто не услышал шагов на тропинке и не заметил, как отец с нежной улыбкой наблюдает за ними. Как всегда, его забавлял контраст между детьми: Беренгария едва доросла до пяти футов, и Санчо возвышался над ней как могучий дуб. Говорили, что он со своими семью футами росту является самым высоким человеком в Наварре — лишняя причина оправдать прозвище Санчо эль Фуерте, то есть «сильный». Его отец мог похвастаться собственным почётным прозванием, Санчо эль Сабио — Санчо Мудрый. Так его величали за ловкость, с которой вёл король дела с влиятельными и хищными соседями из Кастилии и Арагона. Замужество Беренгарии обещало только укрепить эту репутацию в глазах подданных, поскольку способна ли Наварра обрести союзника лучшего, нежели неукротимый Ричард Львиное Сердце?

Но в ту лунную ночь в саду епископа Памплонского государя одолевали отцовские заботы. Он обожал всех пятерых своих детей, и чувство это только усилилось после трагической кончины жены, но Беренгария всегда была его тайной любимицей. Король знал, что это глупо, ведь ей скоро исполнится двадцать один — гораздо больше привычного для принцесс брачного возраста. Пора дочери обрести собственные крылья. И всё же каким пустым покажется без неё родовое гнездо!

— Папа! — Беренгария, застигнутая за такой детской забавой, покраснела и заставила Санчо поставить её на землю. Подойдя к отцу, она подставила щёку для поцелуя. — Увеселения получились воистину роскошными. Люди о них ещё долго будут толковать.

— Думается, даже преславная королева английская и то была впечатлена. — добавил с усмешкой Санчо-младший, поскольку восхищение их отца Алиенорой Аквитанской давно стало притчей во языцех в их семье. Король повстречался с ней в Лиможе лет двадцать тому назад, и по возвращении в Наварру рассыпал в её адрес такие хвалы, что его супруга даже изображала ревность. Санчо даже вступился за Алиенору после её злосчастного мятежа, прося Генриха проявить милосердие — благородный жест, порадовавший его жену и взбесивший английского государя. Принимая мать Ричарда в Памплоне, он приветствовал в её лице и милый сердцу призрак из прошлого, и испытанное им удовольствие от свидания умиляло его детей.