— И ты всерьёз рассчитывал, что он их выполнит?

Ричард не ответил, только улыбнулся и поспешил к двери впустить своих оруженосцев. Джехан и Сер пребывали в таком возбуждении, что едва не подпрыгивали. Беренгарии они показались такими юными, что она ощутила приступ жалости.

— Я облачусь после того, как проведу совет с командирами, — решил Ричард. Но когда юноши запротестовали, указывая на то, что Исаак вполне способен попробовать предательством достичь того, чего не сумел получить на поле боя, согласился одеть кольчугу. Беренгарии никогда не приходила в голову мысль об опасности в лице спрятавшегося арбалетчика, и она плотнее укуталась в одеяло, чтобы побороть внезапный озноб.

Сквайры помогли Ричарду с доспехом, меч король пристегнул сам. Ей ещё не удалось вполне переварить факт, что в споре с кипрским императором её супруг постоянно шёл на два шага впереди. Не будь Исаак таким чудовищем, его стоило бы пожалеть. Но она не сомневалась, что Комнин заслуживает кар, которые уготовал ему Ричард, да и получив исчерпывающие разъяснения, наваррка теперь видела, что обладание Кипром принесёт огромную пользу Святой земле. Но как может Ричард растрачивать время на борьбу с Исааком, когда в нём так нуждаются под стенами Акры?

Вернувшись к постели, Ричард склонился и поцеловал жену.

— Позаботься насчёт того масла, — сказал он. — Я пришлю фрейлин, чтобы помогли тебе одеться.

— Что до людей под Акрой? Не станут ли они негодовать из-за этой отсрочки?

— Она не продлится долго.

— Сколько требуется времени, чтобы завоевать целую страну? — Беренгария не подозревала, что произнесла эти слова вслух до тех самых пор, пока Ричард не обернулся на пороге.

— Знаешь, я побился с Андре об заклад, что мы управимся за две недели, — промолвил король, а затем исчез, оставив её, четыре дня как жену, одну на брачном ложе глядеть на захлопывающуюся дверь.

Май 1191г.

Когда английская армия подошла к городу, называемому Аммохостос грекоязычными обитателями Кипра и Фамагуста «латинянами», то есть теми, кто считал главой папу римского, а не патриарха константинопольского, Жофре не знал, чего ожидать. О бегстве Исаака в Фамагусту Ричард прознал быстро, потому как император Кипра пожинал теперь ненависть, которую сеял семь минувших лет. Его настрадавшиеся подданные не просто соглашались, но даже горели желанием сообщить сведения, способные повлечь падение тирана. Оставив Джоанну и Беренгарию в Лимасоле под защитой князя антиохийского и армянского князя Леона, Ричард поручил Ги и Жоффруа Лузиньянам возглавить сухопутную армию, сам же поплыл к Фамагусте вдоль побережья с эскадрой самых быстроходных своих галер.

Поэтому Жофре не сомневался, что король уже достиг Фамагусты. Но что предстоит увидеть им вскоре? Город в кольце осады? Пожарища домов и ещё дымящиеся руины? Вместо этого англичан встретила сцена почти неправдоподобного спокойствия. Галеры Ричарда покачивались на якорях в гавани, армия разбила лагерь на берегу, а солдаты сновали туда-сюда так беспечно, словно не имели оснований переживать за свою безопасность. Город выглядел столь же мирным. Он, со своими узкими улочками, переулками и маленькими домиками с плоской черепичной крышей показался Жофре скорее деревней. Молодой француз не мог понять как надеялся Исаак удержать Фамагусту, поскольку в отличие от Лимасола стен у неё не было, да и строения имели простую конструкцию — он искренне удивился, когда ему сообщили, что в одном из них размещается резиденция архиепископа Кипра.

Вопреки наружному покою, царившему в этом кипрском порту, английский лагерь бдительно охранялся. Счастливчики, избавленные от необходимости совершать долгий марш по пыльным дорогам, жизнерадостно приветствовали товарищей. Лузиньянов и Жофре препроводили в просторный шатёр Ричарда. Поздоровавшись, король сообщил, что Исаак, едва заслышав весть о подходе флота, отступил в глубь страны. Кое-кто из горожан тоже сбежал, но остальные гурьбой повалили в гавань встречать захватчиков, черпая надежду в слухах о добром обращении оных с киприотами, не оказывающими сопротивления.

— Вам лучше хорошенько выспаться, — посоветовал Ричард вновь прибывшим. — На рассвете мы выдвигаемся вглубь острова. — Он разложил на столе карту и указал намеченную цель: город, называемый греками Лефкосия и Никосия латинянами. — Согласно донесениям, Исаак рыщет в окрестностях Никосии, это милях в сорока к востоку отсюда. Так что поутру мы отправляемся его искать.

Глянув из-за плеча Ричарда на карту, Жофре поинтересовался, обнесена ли Никосия стенами — его удивляло, насколько уязвимы кипрские города для атаки.

— Когда этот малый осмелился бросить тебе вызов, он показался мне дураком. Но теперь, зная, насколько беззащитна эта его так называемая империя, я склонен считать его сумасшедшим.

— Как мне доложили, в Никосии есть небольшая крепость, но сам город не имеет стен, поэтому Исаак едва ли попытается дать нам там отпор. Полагаю, он попробует устроить засаду на дороге, а когда затея провалится, в чём я не сомневаюсь, отступит в одну из своих цитаделей на северном побережье. Судя по всему, там у него есть несколько хорошо укреплённых замков. И самый сильный из них — Кирения. — Ричард ткнул пальцем в карту. — Вероятно, именно здесь хранит Комнин свои сокровища. По словам местных, он отослал туда жену и дочь, заботясь об их безопасности. Ещё есть у него замки Дедамур, Буффавенто и Кантара.

Ричарда прервал рыцарь, вошедший в шатёр с вестью, что в лагерь прибыли какие-то монахи и просят о королевской аудиенции.

— Один из них назвался аббатом Махеры или Макеры.

Ричард бросил вопросительный взгляд на обитавшего в Фамагусте венецианского купца. И не был разочарован, потому как торговец с важным видом кивнул.

— Монастырь Махерас. Речь, надо полагать, об аббате Нилусе. Тебе стоит принять его, милорд король, потому как его здесь очень уважают. Если не считать архиепископа и почтенного отшельника, обитающего в пещере близ Пафоса, аббат Нилус обладает самым большим влиянием, побольше чем у иных прелатов.

Ричард кивнул, и рыцарь отправился за аббатом. Пока он вёл монахов через лагерь, немало английских бровей вскинулось при виде длинных густых бород, поскольку эта греческая мода казалась чудной солдатам, привыкшим либо бриться, либо отпускать аккуратно подстриженные бородки, как у Ричарда. Но открыто своего веселья они не выказывали, повинуясь приказу короля не обижать местных. Однако аббат Нилус улавливал презрительные взгляды и высказываемые шёпотом шутки насчёт «грифонов» и надеялся, что не совершил ошибки, связавшись с этими варварами. Поначалу он не разделял стремления других епископов и настоятелей искать мира с английскими захватчиками, ибо знал, как жестока будет месть Исаака, стоит чужакам уйти. И только начав понимать, что император и в самом деле может быть низложен, Нилус отважился обратиться к английскому королю ради защиты своего аббатства. Теперь он усомнился, что сделал правильный выбор.

Часть недобрых предчувствий рассеялась, стоило аббату войти в королевский шатёр и увидеть множество знакомых лиц: итальянские купцы, много лет обитавшие в Фамагусте. епископы Китиона и Треметузы, несколько знатных перебежчиков из придворных Исаака. Также гордости его польстил любезный приём. Когда англичане заверили, что не причинят вреда монастырям и церквям, Нилус решил довериться этому латинскому королю-воину, по крайней мере в степени достаточной, чтобы сообщить сведения, способные содействовать падению Комнина. Обратившись к венецианскому торговцу как к переводчику, он попросил поинтересоваться у короля, известно ли тому, почему Исаак бежал словно вор в ночи.

— Я никогда не рассчитывал, что император намерен исполнять наш договор, — честно ответил Ричард. — Хотя он надеялся убедить нас в обратном. Признаюсь, я удивлён, что бегство случилось буквально через несколько часов. Предполагаю, условия показались ему слишком унизительными, пусть даже Исаак и не собирался следовать им.