— Вполне может быть. Но ходят слухи, что ему посоветовал бежать один из ваших.

Ричард нахмурился и перевёл взгляд с аббата на толмача.

— Спроси, что хочет он сказать: обвиняет одного из моих людей в измене?

Перемолвившись с аббатом Нилусом, купец покачал головой.

— Он имеет в виду латинянина, монсеньор. Говорит, что как только в Утремере прознали про твою схватку с Исааком, на Кипр приплыл один лорд. Этот человек сказал императору, что ты схватишь его поутру, и поэтому Исаак бежал. — Предвидя очередной вопрос Ричарда, венецианец повернулся к Нилусу: — Аббат утверждает, что этим злым советчиком был Паган, сеньор Хайфы.

Имя ничего не сказало Ричарду и его рыцарям, зато Лузиньян и Онфруа де Торон поморщились, будто им сообщили, что среди них затесался Иуда. Паган из Хайфы, пояснили утремерцы, является преданным союзником Конрада Монферратского и злейшим недругом Лузиньянов. Ги буркнул, что замысел Пагана очевиден: в его намерения входит затянуть войну между Ричардом и Исааком и тем самым задержать его на Кипре достаточно долго, чтобы Конрад взял Акру, присвоив себе всю славу. Тогда лишь немногие посмеют оспаривать его право на королевство Иерусалимское.

Оглядевшись вокруг, Нилус заметил, что большинство присутствующих разделяет возмущение Ги. Только Ричард выглядел весёлым.

— Если это так, — хмыкнул он, — то у Всевышнего наверняка есть чувство юмора, потому как, сбежав, Исаак дал мне законный предлог отобрать у него Кипр. Воистину, мне следует послать Пагану и Конраду вина из погребов Исаака за их неоценимую помощь.

Среди рыцарей послышались смешки, но Лузиньяны продолжали негодовать, опасаясь того, что задержка окажется гибельной для надежд Ги на возвращение короны. Жофре тоже опасался, что Ричард проглотил кусок больший, чем способен прожевать. В поражении Исаака француз не сомневался, но если пока Ричард будет возиться с Кипром, а Конрад тем временем возьмёт Акру, то стоит ли игра свеч?

— Уверен ли ты, монсеньор, — промолвил молодой человек, — что сумеешь овладеть целой страной прежде, чем падёт Акра?

— Страна-то маленькая! — Губы Ричарда изогнулись в усмешке. Когда хохот стих, король продолжил уже без шуток. — Ты вот что скажи, Жофре: много ли народу готово, по твоему мнению, сложить голову за Исаака Комнина?

Когда смысл замечания перевели для Нилуса, аббат мрачно усмехнулся, подумав, что эти слова вполне способны сойти за эпитафию ненавистному деспоту.

Престарелый архиепископ Варнава разделял взгляды своих соотечественников: мечтал увидеть Исаака низложенным, но одновременно хотел и скорейшего отплытия английской армии в Святую землю. Фамагусте удавалось пока избегать привычной участи покорённых городов, и прелат хотел, чтобы так оно и оставалось, для чего затеял в тот вечер пышный пир в честь незваных гостей. Едва покончили с едой, как Ричарду доложили о появлении на подходах к гавани галеры под флагом королевства иерусалимского.

Пока новость разлеталась по залу, Ричарда обуревали противоречивые эмоции. Он понимал, что как христианин должен молиться о взятии Акры. Но боялся услышать об этом, так как не мог смириться с тем, что осада закончилась без его в ней участия.

— Как думаете, греховно надеяться, что Акра продержится ещё пару недель? — поинтересовался он у компаньонов с натянутой улыбкой. Потом пересёк зал, чтобы сообщить архиепископу и аббату Нилусу о приближающемся корабле.

Его собеседники: Морган, Балдуин де Бетюн и Жофре, испытывали в равной степени неоднозначные чувства, особенно после известия о вмешательстве Пагана из Хайфы. Им хватило одного взгляда, чтобы заметить, с каким трудом Лузиньяны, Онфруа де Торон и их рыцари скрывают свою озабоченность. Прошла, казалось, вечность, прежде чем в зал вбежал один из людей Ричарда и сообщил, что прибыл посол от короля французского. Смекнув, о чём все сейчас думают, слуга энергично затряс головой и заявил, что осада Акры продолжается.

Морган узнал одного из главных посланцев, поскольку Дрюон де Мелло в бытность в Мессине входил в число придворных рыцарей французского государя. Спутника Дрюона он видел впервые. То был коренастый, плотного сложения мужчина, вошедший в зал походкой, говорящей о привычке к почитанию со стороны прочих. На нём красовался явно недешёвый кольчужный доспех, отчасти прикрытый роскошным сюрко с неведомым валлийцу гербом. Моргана удивило, что незнакомец вошёл в зал в полном облачении, ведь большинство воинов предпочитали не таскать на себе тяжёлые доспехи, если только не предвидели угрозы жизни. И он инстинктивно почувствовал, что появление этого человека предвещает проблемы, ещё даже до того, как услышал отчаянный шёпот Жофре:

— Поверить не могу, что Филипп послал именно его! — Жофре понизил голос: — Это Филипп де Дре, епископ Бове, двоюродный брат Филиппа. А также человек, которого Лузиньяны ненавидят почти столь же сильно, как Конрада, потому как это он подбил Конрада похитить Изабеллу у Онфруа де Торона, а затем сам повенчал их.

Морган слышал о епископе, который, если верить молве, любил битвы больше книг и снискал репутацию воина, не ведающего страха в бою. Его удивило, почему французский король доверил миссию человеку, одно присутствие которого бесило Лузиньянов. Потом он припомнил, что ходили слухи и о скверных отношениях между Бове и Ричардом, и поспешил навстречу вновь прибывшим. Жофре, Балдуин и иные из рыцарей короля его опередили.

Приветствие Ричарда прозвучало так прохладно, что епископу грозил риск обморожения, а ответ его был таким сдержанным, что выглядел откровенно грубым. На долю Дрюона де Мелло выпало как-то выходить из ситуации при помогли наигранной любезности. Благодаря уважительному отношению к старшему из послов, Ричард несколько оттаял, но подчёркнуто вёл беседу только с Дрюоном, одновременно наблюдая за Бове хищным соколиным взглядом. Епископ не оставался в долгу, выражая своё презрение без помощи слов. Тут, раздвинув толпу, подошёл Ги де Лузиньян.

— Сначала Паган из Хайфы, теперь ручной епископ Конрада. — хмыкнул он. — Видно, Конрад готов на всё, лишь бы задержать нас на Кипре.

— Понятия не имею, о чём ты тут болтаешь, — презрительно отозвался Бове. — Я действительно уважаю Конрада Монферратского, но не служу у него на посылках. Один Бог мой господин.

Ги изобразил удивление:

— Так это Бог подсказал тебе выдать Изабеллу замуж за человека, который был уже женат?

— Греческая супруга Конрада уже была мертва, поэтому никаких препятствий его браку с королевой Изабеллой не существовало.

— «Греческая супруга», от которой ты с такой лёгкостью отмахиваешься, имела имя и статус — то была Феодора, сестра византийского императора. И она, вопреки твоему столь удобному объяснению, вовсе не умерла. Феодора жива-здорова и находится в Константинополе. — Этот вызов последовал от нового обвинителя, Онфруа де Торона, который смотрел на прелата с бессильной яростью человека, понимающего, что к его словам никто не прислушается и не внемлет.

Как Торон и опасался, Бове не удосужился даже опровергать упрёк — оба понимали, что правда тут не имеет значения.

— Я здесь не для того, чтобы спорить о вопросах, решённых много месяцев назад. У меня послание от короля французского, — заявил Филипп. Взгляд его скользнул по Ги и Онфруа, словно они не стоили внимания, и вернулся к Ричарду. — Государь желает знать, почему ты прохлаждаешься тут, на Кипре, когда имеется столь срочная нужда в присутствии твоём под Акрой?

— Прохлаждаюсь на Кипре? — с недоверием переспросил Ричард. — Вы что вообразили, глупцы? Что мы тут прогуливаемся по бережку, развлекаем себя вином и женщинами? Меня не удивляет, милорд епископ, что ты плохо знаком с картой, но о твоём короле я был лучшего мнения. Кипр — идеальная база снабжения для Святой земли. Или был таковым, пока власть не захватил Исаак Комнин. Слишком опасно оставлять остров в руках человека, враждебного королевству Иерусалимскому.

— И почему это он стал для нас опасен? Потому, что ты со дня отплытия из Мессины намеревался захватить его земли!