А Карл, похоже, совсем ему не сочувствовал, да и сам не слишком страдал от перемен. Лазить на чердак он больше не мог, но отлично устроился под новым навесом, свив себе на лавке подобие ачьего гнезда. Ходил на костылях Карл пока довольно медленно и вскоре уставал, а присесть для отдыха на камень или низкую лавку ему мешала больная нога. Чтобы не быть привязанным к дому, он собрал из обрезков сломанного контейнера что-то вроде высокой трёхногой табуретки и везде таскал её с собой, повесив на лямке за плечо.
Вечером, когда усталый и недовольный Джеф приплёлся домой, в кухне пахло теплом и ужином. Карл пёк на углях рыбу. Он сидел перед очагом на своей смешной табуретке с кочергой в руках и напевал:
— В нас веры нет. Мы дни в тревоге
Влачим свои и в суете:
Не ищем благодати в Боге,
Плутаем на пути к мечте.
Так гаснет истины в нас свет:
Коль веры нет, и счастья нет.
В нас веры нет, и нас смущает
Друзей коварство, злость врагов.
Когда удача изменяет,
Не знаем, где найти покров.
Господь — наш щит! Господь — наш свет!
Но слабы мы, в нас веры нет.
Джеф снял с полки чашку, та выскользнула у него из пальцев и вдребезги разбилась о край стола. Часть осколков упала в очаг. Джеф тихонько выругался, потянулся было достать их, но наступил на крупный осколок босой ногой. Карл только покачал головой и продолжил петь:
— Коль веры нет, нет и оплота.
Все беды мира нас гнетут:
Безрадостна нам жизнь в заботах,
Страшит могила, тяжек труд.
Нет утешенья нам средь бед:
Гордыня есть, а веры — нет…
— Перестань! — рявкнул на него Джеф и похромал к двери. Карл отложил кочергу, схватил костыли, подхватился следом.
— Джеф, постой, ради Бога. Ты куда?
— А это кого-то волнует?
— Ну конечно. Меня. Я же вижу, что тебе плохо, и рад бы помочь…
— Иди нафиг, без тебя тошно!
Джеф вылетел за порог и с грохотом захлопнул дверь перед самым носом Карла. Всё ещё кипя внутри от возмущения, он сделал несколько неловких шагов, но вынужден был остановиться. Перед ним на залитой лунным светом тропе стояла Эми.
— Привет, — сказала она и помахала раскрытой ладонью.
— Чего припёрлась? — нелюбезно спросил Джеф. — Для почты рановато, а снабжение моё, вроде, больше не забота Гондолина.
Эми удивлённо приподняла брови.
— Эй, Джеф, это я, Эми!
— Вижу. Цель визита?
— Ну… Так просто. Пролетала мимо и решила посмотреть, как у тебя дела.
— Паршиво, в том числе твоими стараниями. Убедилась? Всё, проваливай.
Вместо того, чтобы обидеться и уйти, Эми сделала плавный шаг навстречу.
— Джеф, что случилось? Эти ненормальные из Химедзи наговорили тебе про меня гадостей?
— Нет, зачем? Ты сама отлично справилась, а мне было достаточно держать глаза открытыми.
Эми вздохнула с облегчением.
— А, так ты из-за Рича…
— Нет! Послушай, Эми… — Джеф сглотнул пару раз, взял себя в руки и продолжил почти спокойно, стараясь больше не выказывать волнения. — Плевать на Рича, я с самого начала не сильно рассчитывал на твою верность. Дело в другом. Тогда, на Гондолине, Мэри от тебя вовсе не сбежала. Ты нарочно выпустила её, прекрасно зная, чем дело кончится.
— Ты же сам хотел поскорее уехать на Даффу. Я помогла тебе…
— Нет! Ты меня подставила! И нет, не надо теперь ничего объяснять. Может, ты скажешь правду, а может, опять соврёшь. Как после всего, что произошло, я могу снова тебе верить?
Высказав всё это, Джеф, развернулся и похромал назад, в дом. Он снова с грохотом захлопнул дверь, на сей раз перед носом Эми, вставил в гнездо задвижку. А потом обернулся — и оказался лицом к лицу с Карлом. Несомненно, тот слышал весь произошедший за порогом разговор. Джеф приготовился к очередной воспитательной речи или даже песне, но Карл только прошептал «Ах ты ж, Господи…» и пошаркал в кладовую.
Пока Джеф при тусклом свете лампы изучал рану на подошве, Карл вернулся с аптечкой.
— Давай-ка промоем, — сказал он, протягивая Джефу флакон с дезинфектантом и бинт.
Джеф недовольно сверкнул на него глазами и грубо спросил:
— Ну?
— На…
— Я не про это, — поморщился Джеф, но флакон всё же взял. — Стоял ведь и слушал, как мы с Эми друг на друга орали? Давай, говори теперь всё, что думаешь. Нечего осуждать меня молча.
— Орал в основном ты, да так, что при всём желании нельзя было не слышать. Но с чего ты взял, что я осуждаю?
— На морде написано.
— Правда? — Карл улыбнулся, но глаза его смотрели по-прежнему грустно. — И что же ты смог по ней прочесть?
— Прелюбодеяние грех, — произнёс Джеф, пародируя голос Карла. И тут же добавил своим: — Можешь по этому поводу спеть. Есть у тебя подходящая песенка?
Карл вздохнул.
— Есть, пожалуй. Но петь не буду. Однако то, что думаю, скажу.
— Ну, ну? Я весь внимание.
Карл нервно облизнул губы и сказал:
— Послушай… Не нужно приписывать другим собственные дурные мысли. Что если эта девочка сказала правду? Вдруг она в самом деле вот так неуклюже и по-дурацки пыталась помочь?
— Ты не всё знаешь, — буркнул Джеф. — Она прихвостня гондолинской настоятельницы, и всегда ею была. Там давняя история.
— Так расскажи, чтобы я понял, о чём речь.
— Это долго.
— Вроде, мы с тобой больше никуда не спешим.
— Ты понятия не имеешь, что за гадюшник этот Парадиз. Я тоже не имел, пока не застрял в нём намертво. Здесь народ такой собрался… Специфический. Не из тех, кто согласен всю жизнь копать землю за миску каши и патриаршее благословение. Дураку понятно, что замки — источник дохода, но дело ведь не только в деньгах. Возможность ни от кого не зависеть и управлять другими, если вдуматься, гораздо интереснее просто обладания мешком с кредитами.
Гондолин — лучший замок Парадиза, его настоятель обладает значительной властью и свободой. Это ж фактически головной офис планеты. В нём сидит представитель собственной службы безопасности ЕГЦ, в него стекается вся почта. В Гондолине и самый укомплектованный медблок, и архив, и исследовательская лаборатория… Короче, лакомый кусок. Как только отец Илия получил повышение, на его прежнее место тут же нашлись желающие, причём сразу трое.
Во-первых, Майкл. Он, как видно, в детстве не наигрался в симулятор фермы, и потому был намерен улучшать быт жителей замка, чтобы те охотнее и продуктивнее работали. Казалось бы, это и церкви на руку, и другие поселенцы должны его поддержать.
Во-вторых, Эндрю. Этот всегда жаждал запереться в лаборатории и безнаказанно вести там свои собственные исследования за счёт ЕГЦ. Он знает, как заставить других слушаться, как выдавить из работников максимум, почти на них не тратясь. Это выгодно. Но поселенцы — сами вчерашние трудники, они закономерно не любят подобного обращения, и потому получить их голоса Эндрю не светило.
А третьим, вроде бы, самым бесперспективным кандидатом в настоятели была сестра Кати, амбициозная и неглупая тётка, которую хитростью заперли на Парадизе, оставив только один способ преуспеть: подняться по церковной иерархии. И она всерьёз вознамерилась сделать это.
Чтобы занять должность настоятеля общины, нужно выполнить ряд условий: получить одобрение большинства поселенцев, рекомендацию прежнего настоятеля и пройти собеседование с патриархом. Когда я попал в Гондолин, там как раз готовились к внутреннему голосованию. Кати делала вид, что дружит с Майклом и собачится с Эндрю, а на самом деле у первого переманивала союзников, со вторым же искала способ договориться.
Я так понял, Эндрю пообещал ей свой голос и помощь в устранении конкурентов, а взамен потребовал лабораторию и полную свободу в исследованиях. Но выполнить условия этой сделки оказалось непросто. Поселенцы из стаи Майкла хранили верность своему вожаку: Элис уже тогда была влюблена в красавчика-келаря, а Тим оказался принципиальным гадом, которого к тому же нечем было подкупить. И тогда Кати с Эндрю нашли способ заткнуть сразу обоих. Тима просто убили, причём так, что концов не найдёшь. Формально причина его смерти — нападение ачей из-за технической неисправности и недостаточная компетентность врача. Стоило кому-то настучать патриарху, Элис отправили бы на служебную проверку и переподготовку. Вряд ли после ей удалось бы вернуться на Парадиз, и она прекрасно поняла, что надо помалкивать в тряпочку и голосовать, как скажут, чтобы остаться рядом со своим ненаглядным Майки.
