Между тем жизнь корабля шла своим чередом. Фрэнк хрипло выкрикивал команды, матросы убирали паруса. На отдельно натянутом канате подняли целую вереницу мелких разноцветных вымпелов и флажков. Когда не менее красочная гирлянда взметнулась над пристанью, стало ясно, что это не просто украшение или дань морской традиции, а обмен сообщениями. Заметив, наконец, Джефа, Фрэнк рявкнул на него: «Марш вниз, собирайся! Как причалим, за тобой Рич придёт».

Кто такой Рич, Джеф понятия не имел, но решил, что это, скорее всего, один из новых трудников. Поэтому когда в каюту ввалился здоровенный конопатый тип в тельняшке и с густой, как у пирата, рыжей бородой, Джеф запросто помахал ему рукой:

— Привет. Носилки принёс?

Такое панибратство рыжему совершенно не понравилось. Недовольно поджав губы, он хмыкнул, смерил Джефа строгим взглядом и сухо осведомился:

— Джеффри Уоллис?

— Да.

— Томас Рич, врач труднической общины Химедзи.

— А где Элис? — ляпнул Джеф.

— Сестра Элис лечит девочек, — снисходительно пояснил Рич. И тут же спросил: — Где пострадавший?

— А то не видно, — проворчал Джеф, освобождая место рядом с койкой.

Рич снова хмыкнул, на сей раз не строго, а скорее, пренебрежительно, и вытащил из руки Карла катетер.

— Кто ставил систему?

— Я.

— Заметно. Водно-электролитная смесь под кожу течёт.

— Главное, не за борт, — огрызнулся Джеф. Новый знакомый уже начал его раздражать.

— Тромболитик добавлял?

— Нет.

— Почему? В таких случаях это необходимо, — Рич распечатал новый катетер, ловким движением ввёл его Карлу в вену под ключицей и, убедившись, что из канюли в шприц набирается кровь, присоединил систему. А потом вскрыл пару ампул из корабельной аптечки, добавил их содержимое во флакон капельницы.

— Мне никто об этом не сказал. И я, между прочим, не медик.

— Тогда нечего лезть не в своё дело. Так, вот носилки, — Рич разложил по полу кусок плотной ткани с ручками из стропы, — зови ещё троих и понесли.

Сам он в перетаскивании больного не участвовал, ограничился тем, что нёс флакон капельницы, подняв его над головой, словно фонарь.

Конечно, Рич выпер носильщиков из лазарета, едва те переложили Карла на кровать.

— Откуда взялся этот наглый рыжий котяра? — возмутился Джеф, оказавшись за дверью.

Самый старший из трудников, помогавших тащить Карла, с добродушной улыбкой похлопал его по плечу:

— Рич, вообще-то, местный. И он тут всех устраивал, пока умники из Гондолина не привалили, — и тут же добавил серьёзно: — Не переживай, починит он твоего дружка. Рич любит повыпендриваться, но работу свою всегда выполняет на совесть.

Дальше началась обычная бытовая суета. Пришлось бегом возвращаться на пристань, чтобы успеть разгрузить «Цаплю» до вечерней трапезы. Потом снова бегом — в общежитие, переодеться и принять душ…

Хозяйственная часть замка выглядела такой же тесной и тёмной, как в Гондолине, но нашлись кое-какие приятные отличия. В Химедзи, например, навигационные знаки на стенах подземных галерей были нанесены светящейся краской.

В качестве поселенца Джефу полагалась отдельная келья в чистой части замка, но это было, скорее, неудобством, чем привилегией: приходилось наматывать лишние петли по галереям, чтобы добраться до душевой или трапезной.

Кормёжка в Химедзи мало отличалась от гондолинской и была хороша, но Джеф уже в первый вечер понял, что совсем не соскучился по нормальной, человеческой еде. Собственная нехитрая стряпня теперь казалась ему куда вкуснее. Главным же разочарованием стал хлеб. Заметив, как Джеф в задумчивости разглядывает горбушку, Фрэнк спросил его:

— Чего завис? Жуй шустрее, нам ещё на вечернюю службу топать.

— Да вот, знаешь… Мне кажется, раньше Анни как-то иначе пекла. Или просто мука была другая?

— Из той же мучки, да не те же ручки, — вздохнул Фрэнк. — Наша Анни три месяца назад вышла замуж и уехала. А кашеварит вместо неё теперь Бэт.

Утром Джеф вскочил с постели раньше, чем келарь пришёл его будить. За окном было ещё совсем темно, но заснуть снова Джеф не смог. В голову лезли тревожные мысли о Карле и оставшейся на Даффу Мэри. Келья казалась душной и тесной, а темнота в ней — какой-то липкой. Джеф приоткрыл окно, но это не принесло облегчения. На Химедзи даже воздух пах непривычно, не так, как дома. Раздражённо вздохнув, Джеф зажёг свечу и принялся одеваться.

Очень скоро в коридоре раздались шаги и мелодичный звон колокольчика: келарь предупреждал поселенцев о том, что пора покидать постели и приступать к утреннему молитвенному правилу. Джеф снова вздохнул. Они с Мэри молитвами не утруждались, но Карл неизменно озвучивал торопливой и усердной скороговоркой все положенные тексты. Утро на Даффу чаще всего начиналось с его голоса и шагов на чердаке.

Через некоторое время келарь двинулся по коридору обратно, стуча и заглядывая во все двери. Не обошёл он вниманием и келью Джефа. Сперва раздался негромкий стук, затем дверь отворилась и на пороге возник высокий парень с добродушной, румяной физиономией. В руках он держал ведро с водой и черпак.

— Привет, — сказал он. — Вот что значит привычный человек: тебя и будить не надо. Я Марти. А ты Дикий Джеф, да? Иди на большую смотровую, поможешь к утренней службе готовиться.

— А инструктаж? — спросил Джеф.

Марти улыбнулся, будто услышал бородатую шутку, и ответил:

— Кто старое помянет — того к ачам.

Утренняя служба была довольно нудной и сопровождалась дружным совместным пением молитв. Ни слов, ни мелодий Джеф не знал, да и вообще, он с детства считал, что не имеет слуха. К счастью, его припахали к делу, которое не требовало ни специальных знаний, ни музыкальной одарённости: по команде келаря зажигать светильники и поднимать их на специальные подвесы рядом с образами. Занимаясь этим, Джеф имел возможность разглядывать жителей Химедзи, сам оставаясь для них невидимым.

За время, пробежавшее с момента последней встречи на корабле, стая Майкла изменилась, и дело было не только в том, что прежний состав разбавили новые лица. Приехавшие из Гондолина не выглядели больше напряжёнными и настороженными. Обжившись на новом месте, они словно вздохнули, наконец, спокойно: не было рядом врага, которого следовало опасаться, не было необходимости постоянно следить друг за другом и ловить каждый взгляд вожака. Да и сам вожак даже внешне стал другим.

Майкл заметно поправился, отрастил аккуратную бородку и волосы до плеч, в движениях приобрёл солидную неторопливость. Всё это удивительным образом украшало его, располагало к нему людей. Джеф видел, что не только старые соратники, но и новые трудники, и туристы следят за настоятелем Химедзи с искренним уважением. Почти все знали слова службы наизусть и пели, никто не отлынивал, не зевал, не чесался, не поглядывал украдкой на часы.

«А всё-таки Майк по натуре актёр, — думал Джеф, поднимая на место очередной светильник. — Ему нравится собирать восторженную публику. Раньше играл роль командира тайного войска, теперь изображает пастыря… Не удивлюсь, если он беседует с паломниками после служб, сидя на ступенях храма. И наверняка морочит им головы притчами и загадками. Да и пусть. Лишь бы меня не впутывал в свои дела. Мне нужно домой, и побыстрее».

Джеф также заметил, что трудники во время службы все находятся в храме. «Ну конечно, — подумал он, — теперь ведь нет нужды рулить излучателями. Радужного шоу не будет». Однако он ошибся. Под завершающую благодарственную молитву десятка два ачей промчались над замком. У южной стены они закружились в сложном вихре на фоне залитого алыми лучами неба, протянули между собой дрожки радуг, а как только пение прекратилось, взмыли ввысь, кинулись в рассыпную и исчезли из виду.

Вскоре после службы Фрэнк отыскал Джефа и хмуро сообщил ему: