— Гражданин Катышев, а что со мной-то теперь будет? — донесся до его сознания вопрос Малкина.

— Я же тебе нарисовал перспективу.

— А срок могут скостить за добровольную помощь следствию?

— Смотря в чем она будет выражаться…

— Я готов дать любые показания.

— Нужны не любые, а правдивые.

— Готов и правдивые.

— Где может скрываться Орешников? — тут же задал вопрос в лоб Катышев.

— Да где же ему быть! Там же под Истрой. Белоцерковский его пока в охранники перевел.

Оказавшись на улице, Катышев ощутил, что слишком голоден. Ускоряя шаг, он направился к Павелецкому вокзалу. Катька давно уже должна быть дома. Но, проходя мимо кафе, на задворках которого жарились шашлыки, он не мог не остановиться. Теперь он сам был похож на Варенцова, который спал за его столом, обливаясь слюной. В конце концов, принял он решение, ужин можно разделить на две части. Он зашел в кафе и потребовал целый шампур. Прямо с углей. Подумав о том, что Золотарев и Фочкин давно уже расслабляются, заказал двести граммов водки. Постоянные передряги, из которых он то и дело выпутывался на протяжении всей недели, совершенно заставили его забыть о необходимых для страны случках с женой, о чем так сожалел репортер Варенцов. Катышев залпом осушил стакан и, сорвав с шампура кусок мяса, выскочил из кафе. Он даже не обратил внимания на призывы вычурно одетых девушек. Наверняка Катька уже стелила постель…

Полуяров собирался позвонить в СИЗО и договориться о размещении Малкина, когда в кабинет с перекошенным лицом влетела Диночка.

— Он даже не поздоровался!

— Кто? — набирая номер и не поднимая головы, спросил Полуяров.

— Кто-кто! Его высокопревосходительство Князь!

— Ну и что? — услышав короткие гудки, никак не прореагировал на новость полковник.

— Что-что! Вас к себе хочет! Срочно!

Полуяров бросил трубку и поднялся:

— Хочет, говоришь? Если человек знает, чего он хочет, значит, он или много знает, или мало хочет.

— Я не знаю, чего и сколько он хочет, но мало вам не покажется!

Как оказалось, она была права. Князь даже не предложил присесть.

— Ты вчера навещал Черемисову?

Как показалось Полуярову, Милославский неспроста сделал ударение на местоимении.

— Так точно, товарищ генерал. Я и капитан Катышев.

— Чем вы ее угощали?

— Известно чем, вопросами. А что, собственно, вас не устраивает?

Прежде чем ответить, Князь прошелся по кабинету:

— Утром Черемисова найдена мертвой. В камере. — Он вернулся к столу и опустился в кресло. — Предварительный осмотр показал, что она была отравлена.

— Ну отравлена и отравлена, — постарался быть спокойным Полуяров. — Уж не думаете ли вы, что мы подсыпали ей крысиного яду?

— Мне не надо думать, полковник! Вам надо думать!

— Конечно, — не мог не парировать Полуяров. — Полковник что? Звание… А генерал — счастье! Ему думать не надо! А эксперты не установили, в какое время наступила смерть?

Генерал с вызовом посмотрел на него исподлобья:

— Ты у меня спрашиваешь?

Полуяров оглянулся:

— Здесь больше никого нет.

— Прекрати ломать комедию, Иван! Насколько я понимаю, мы лишились самого главного свидетеля!

— Скорее всего, обвиняемого, товарищ генерал! Действительно, Черемисова пролила свет на некоторые стороны деятельности Белоцерковского, и не более того. Подкрепить свои слова какими-то доказательствами она не могла. Председатель конкурсов очень скольз кий и осторожный человек, голыми руками его не возьмешь.

— И тем не менее живая Черемисова не устраивала ни Белоцерковского, ни тех, кто с ним по одну сторону. Я даже думаю, что не Белоцерковский, а кто-то поважнее остерегался, что сутенерша наговорит лишнего и укажет дорогу к их креслам.

— Что она и сделала. Каждый район, каждый округ столицы имеет своих кураторов в милицейских погонах. Фамилии многих начальников нам уже известны. Разница лишь в том, что одни требуют и получают вознаграждение за полное бездействие по искоренению проституции. Другие активно содействуют процветанию этого бизнеса. С первыми, сами понимаете, бороться бесполезно.

— А со вторыми?

— Нужны обоснованные факты, доказательства, улики.

— Так ищите! Где они?

— Должно быть, в личном сейфе у Белоцерковского. Если бы вы смогли выхлопотать в прокуратуре разрешение на обыск…

— Ты с ума сошел, Иван! Кто ж позволит без всяких оснований шмонать жилище известного на всю страну человека?

— Осмелюсь поправить — преступника.

— Это мы с тобой предполагаем, что он преступник, а для общества он — благодетель, который проталкивает красоту нации на международную арену.

Полуяров достал из кармана газету, расправил и положил на стол перед генералом.

— Общество также узнало, что он не только сводник и работорговец, но и один из главных организаторов секс-индустрии.

Генерал скосил глаза на фотографию Белоцерковского:

— Видел уже. Ты что же думаешь, что я газет не читаю? Где, говоришь, факты и доказательства, в сейфе?

— Я не говорю, я предполагаю, — поправил Полуяров.

— А сейф на дубе? А дуб… — Милославский философски махнул рукой.

— Под Истрой, товарищ генерал, — внес ясность полковник.

— А если в сейфе и впрямь окажется утка? Не в полном, а в переносном значении? — Начальник управления заговорщически посмотрел на Полуярова. — Наделаем шума, тогда не Кощею, а нам, с тобой, Иван, придется яйцами поплатиться.

— А если без шума, товарищ генерал?

— Проникнуть в замок, вскрыть сейф, найти иглу…

— Есть у меня одна идея, — ответил Полуяров, разглядывая носки ботинок.

— Эх! Твои идеи, полковник, все равно что нерожденные дети. — Генерал, казалось, совсем забыл о том, зачем был вызван Полуяров. — Тут недавно мы с одним известным олигархом из Заполярья разговаривали.

— Защиты просит?

— Просит. Местные короеды из отдела по борьбе с экономическими преступлениями явились к нему с идеей о сотрудничестве. Мол, они закрывают глаза на деятельность его дочерних фирм и предприятий, а он за эту услугу должен им отчислять мизерный процент с прибыли. У меня даже голова закружилась, когда он этот мизерный процент перевел в реальные деньги. Но их это не смущало, у них был собственный план, где каждый отдел, каждое отделение милиции были закреплены за той или иной фирмой.

— Выгнали? — переминаясь с ноги на ногу и уже готовый приступить к осуществлению своей идеи, поторопил с ответом Полуяров.

— Выгнал, конечно. Позвонил мне, попросил о встрече и тут же приехал в Москву. Но я разговор не о короедах веду, а о планах и идеях. Когда я спросил того олигарха, как ему удалось достичь таких финансовых высот, он ответил просто: если человек не хочет потерять свое положение и собственные деньги, надо подальше держаться от чужих планов и идей. И знаешь, Иван, я ему поверил. Подумал о том, к чему нашу страну привело «планов громадье», и согласился. На протяжении многих лет мы кормим наш народ несбыточными идеями и неосуществимыми планами.

Полуяров с полуслова понял, на что намекает Милославский, и лишь улыбнулся:

— Разве не вы, товарищ генерал, заставляете нас писать планы и всегда требуете новых идей?

Милославский отмахнулся:

— Иди, полковник, осуществляй свою идею, но я вижу, что ни хрена ты не понял.

— Где уж нам? — через плечо донесся ответ начальника оперативного отдела.

Полуяров долго копался в столе и перебирал страницы старых записных книжек. Давно уже обещал сам себе, что выберет время и перенесет все справочные данные в компьютер, но не хватало времени. Наконец, в потрепанном блокноте с выпавшими страницами он нашел то, что искал, и набрал номер телефона.

— Пантелеич? Наше вам с кисточкой! Это Полуяров о тебе вспомнил. Нет, уже не майор, уже полковник…

К обеду вернувшийся из СИЗО Золотарев, куда он по приказу Полуярова сопровождал Венедикта Малкина, привез и заключение медицинских экспертов. Последним вздохом для Черемисовой послужило яблоко сорта гольден, в мякоть которого шприцем был закачан цианистый калий. Передача с воли была получена ровно через час после того, как Полуяров и Катышев закончили допрос. Надзиратель, который за неплохое вознаграждение тайно доставил передачу в камеру, тщательно допрошен и теперь лишь винится, что его падшая душа не смогла устоять перед искушением. Благо, хоть не стал скрывать, что пакет с фруктами и сигаретами ему передали обворожительные девицы, как две капли воды похожие друг на дружку и назвавшиеся дочерьми Черемисовой.