— Гражданин, в залах Эрмитажа не полагается пользоваться мобильной связью!
В трубке гремел голос помощника министра, сообщавшего, что глава ведомства ожидает Милославского…
— Не мешай! Отвали! — Милославский попытался отстранить рукой от себя постового, стараясь разобрать последние слова абонента.
Постовой тут же вцепился Милославскому в локоть, стараясь выхватить и отключить мобильную связь. Телефон выскользнул из рук генерала, и голос помощника вдребезги разлетелся по янтарному полу. Время рандеву с министром осталось засекреченным.
— Ты что себе позволяешь?! — глядя на части корпуса, накинулся на постового Князь.
Но постовой уже был на коне, четко зная свои права и обязанности:
— За нарушение порядка в общественном месте и за оскорбление сотрудника милиции вам, гражданин, придется пройти со мной!
Лица посетителей музея уже давно были прикованы не к орнаментам прибалтийского янтаря, а к двум сотрудникам органов внутренних дел, один из которых был в форме сержанта, другой — в цивильном костюме, скрывающем звание генерала. Милославский взял себя в руки, сообразив, что только по телефону из дежурной комнаты милиции ему удастся снова связаться с помощником министра. Он быстро шел по коридорам дворца, под локоть поддерживаемый сержантом. И только когда они оказались в дежурке, Князь дал волю эмоциям.
Ознакомившись с генеральским удостоверением и выслушав все, что о них думает начальник управления службы собственной безопасности, дежурные милиционеры разом вытащили свои сотовые телефоны, предлагая генералу воспользоваться бесплатной связью. Тут же на барьере, защищающем милиционеров от нарушителей общественного порядка, был выставлен и городской аппарат. То и дело мелькавшее в речи генерала слово «министр» на протяжении всей беседы заставило всех сотрудников дежурки стоять по стойке «смирно».
В областное управление внутренних дел, где дожидался Милославского министр, Князь был доставлен на патрульной машине — с сиреной и мигалками. Расплатой за проезд оказался разбитый вдребезги телефон.
Оставшись в кабинете наедине с министром, Князь ощутил себя в роли тех милиционеров из дежурной комнаты Эрмитажа, когда он, не щадя эмоций, инструктировал их о правилах обращения с гражданами. Не проронив ни слова, министр кивнул ему на стул, не прекращая перевертывать вложенные в папку страницы. Не поднимая головы, он прервал затянувшееся молчание:
— Владимир Никифорович, ты мне можешь объяснить, что происходит?
— По поводу?
— Поводов более чем достаточно. — Министр хлопком закрыл папку и посмотрел на генерала. — Сначала два друга-раздолбая, не поделив уличных шлюх, устраивают драку с патрулем. Затем, упрятав девиц, требуют от них написать опровержение на рапорт постовых милиционеров. В результате — новая потасовка, и омоновец оказывается с проломленной башкой. Что творится, Милославский?
— Не все так просто, товарищ министр…
Руководитель ведомства был настроен по-боевому и совсем не собирался выслушивать разглагольствования вызванного на ковер генерала.
— Что происходит? — в который раз повторил он, снова открыл папку и стукнул тыльной стороной ладони по листу. — Вот заместитель начальника управления по обеспечению общественного порядка генерал Чуев сообщает, что вашими сотрудниками без всякого разрешения ведется прослушивание телефонных оперативных переговоров. Руководитель Главного управления уголовного розыска жалуется, что твои ребята с помощью омоновцев отметелили ни в чем не повинного инспектора, а заодно участкового и двух сотрудников из отдела нравов.
Он резко перекинул страницу и, поднеся к глазам очки, вгляделся в текст:
— А это совсем ни в какие ворота не лезет! Жена еще одного твоего деятеля организовала бордель при спорткомплексе и, полагаясь на защиту мужа, устраивает ночные оргии в бассейнах и саунах. Что скажешь? — Министр опустил очки на кончик носа и посмотрел на Милославского. — Наконец, вчера вечером твои ребята набросили наручники на председателя Всероссийского конкурса красоты и отпустили только после того, как заставили начальника районного управления написать расписку о поручительстве. Все начальники отделов нравов и патрульно-постовых служб волками воют, что вы раз за разом срываете операции и не даете им спокойно работать. Словом, всю Москву поставили на уши…
— Я бы и Питер поставил, — выкроив паузу в речи министра, тихо ответил Милославский.
— Что значит поставил? — Министр, выпустив пар, положил очки на стол.
— Так вы же слова сказать не даете.
— Ты хочешь оправдаться?
— Я не в зале суда, чтобы оправдываться. Но, если желаете, могу доложить оперативную обстановку, которая в корне противоположна той, которую вам обрисовал генерал Чуев. — Только теперь Милославский окончательно понял, откуда дует ветер и кто больше всех был недоволен активностью эсэсбэшников. Правда, пока он не мог разобраться, какой мотив двигал генералом Чуевым, — защита корпоративных интересов или личная выгода. Князь на время отогнал черные мысли и пока не доказанные обвинения и постарался сосредоточиться на разговоре с руководителем ведомства.
— Тогда начни с того, — требовательно декламировал министр, — как твой сотрудник с другом-омоновцем снимали проституток, дай бог памяти, на Кутузовском проспекте. Только не надо мне лапшу на уши вешать, что это была заранее запланированная операция…
— Если вам вешают эту самую лапшу, почему я не могу? — вконец осмелел Милославский. — Но суть в общем-то не в операции, а в том, что наш оперативник стал жертвой обыкновенного мошенничества, к которому сплошь и рядом прибегают сотрудники постовых служб. По сговору с проститутками продают их клиентам, а потом задерживают и, ссылаясь на отсутствие регистрации, оставляют мужиков с носом.
— Учат уму-разуму! Пусть так называемые клиенты ведут порядочный образ жизни! — нисколько не жалея потерпевших, усмехнулся министр.
— Пусть ведут, мне-то что? — согласился Князь. — Но за связь с проституткой статьи нет, а мошенничество, к которому сплошь и рядом прибегают сотрудники патруля да еще берут процент с ночных бабочек, называется вымогательством и карается уголовным наказанием. Это первое. Теперь что касается прослушивания оперативных разговоров…
— Ты что, ко мне в Питер прилетел, чтобы доклад читать? — насупился министр.
— Я понимаю так, что кто-то из слишком шустрых генералов-начальников, к кому мы подбираемся, сыграл на опережение и хотел бы, чтобы вы своим приказом приостановили операцию, начатую управлением собственной безопасности.
— Ты меня не предупреждал ни о какой операции…
— Я вас в последний раз видел две недели назад. Тем более не считал нужным лишний раз беспокоить. Ведь начиналось с мелочей, а выяснилось, что контроль над московской секс-индустрией, как, впрочем, и над питерской, и над региональной, осуществляют сотрудники милиции.
Министр поднялся и прошел по кабинету:
— У тебя имеется схема, как это происходит?
— Она довольно проста. Конечно, притоны и бордели никто из милиционеров не возглавляет. Если не считать, что некоторые предприниматели в фуражках занимаются поставкой новых девушек на улицы и в публичные дома, то милиции до них вообще нет никакого дела. Зато с молчаливого согласия некоторых сотрудников бордели не закрываются, а прекрасно функционируют. За что молчуны и требуют вознаграждения. Да и сами рады на часок-другой заскочить и развлечься, как это произошло с упомянутыми вами участковым, инспектором уголовного розыска и двумя нравственниками.
— Мне доложили, что они уже уволены за аморальное поведение, как и те патрульные мошенники.
— Их места с удовольствием займут другие, — заметил Милославский и добавил: — Надо не личности наказывать, а менять систему.
— Система, я тебе замечу, работает! ОМОН устраивает регулярные операции по удалению проституток с улиц! — не согласился министр.
— А что толку? Они привозят девчонок в отделение, откуда их тут же отпускают на улицу. Сотрудникам общественного порядка, которые получают от проституток процент с выручки, вовсе не выгодно, чтобы они протирали свои зады на лавках в обезьянниках.
