Я же, в свою очередь, показал Фринну своих. Получил массу приятных и добрых слов. А потом весь вечер пил в одиночестве. Сколько раз уже я покидаю дом так надолго да всё никак не привыкну. Как там сейчас моя Наиночка? Как Милочка и Максимка? Сердце рвëтся, как представлю, сколько вëрст между нами, сколько милей. И так нестерпимо хочется бросить всё и скорее домой. Обнять их, милых, к себе прижать.

Может…»

День так и закончился на полуслове. Дальше шли описания морского перехода и быт на корабле. Ничего такого, что пролило бы ещё немного света на историю общения Афанасия Рябова и Казимира Фринна.

— Ну вот, — удовлетворëнно захлопнула дневник Мила и отдала маме. — Я же говорила, что он хороший человек. А вчера просто вышло недоразумение.

— Не понимаю, — произнесла задумчиво Наина Вячеславовна, тоже прочтя записи. — Я прекрасно помню, как Афоня злился даже от одного упоминания фамилии этого Фринна. Должна ведь была какая-то причина.

Она пролистала дальше, почти до самого конца. Искала, хмуря брови, и никак не могла принять очевидного.

— Мамуль, может, ты просто ошиблась? Столько лет прошло. Мало ли, с кем папа ещё встречался? От гадов никто не застрахован.

— Нет-нет, я точно помню, что причина была во Фринне. Вот! — мама ткнула пальцем в запись на предпоследней странице. И сама же принялась читать вслух: — Двадцатое ноября.

Наконец добрались до Порт-о-Лейн. Слава Дэву! Ещё немного, и Адамар! Представляю, как поразит совет моя находка. Я описывал еë раньше, но сегодня ночью заметил интересное сходство со сферическим небесным атласом. Ему не требуется динамическая энергия, а от преломления света возникает проекция карты какого-то побережья, но не звëздного неба. Механизм тот же, однако уровень технологии недостижим для нашей науки.

Таким образом, помимо вопроса о происхождении артефакта в тундре, где, кроме примитивных кочевников, никогда не было человека, возникает вопрос и о том, что за местность изображена на карте. Очень занимательная вещица. И есть у меня робкая надежда, что она лишь звено цепочки, которая тянется к чему-то грандиозному!

Как оказалось, в Порт-о-Лейн также прибыл и Отто Вернер. К несчастью, часть его команды погибла на Таркани. Высказал ему свои соболезнования. Увы, но все мы под Дэвом ходим.

Что интересно, Вернер сильно разругался с Фринном и велел ему проваливать с корабля. Даже не могу представить, что у них стряслось, но я с готовностью предложил Казимиру место у себя на бриге. Такие люди мне были бы нужнее во время экспедиции, но так я, по крайней мере, скоротаю время в пути до Адамара за доброй беседой.

Мерзавец! Подонок! Тварь неблагодарная! Я не верил Вернеру, когда тот рассказывал, как Фринн изменился, но оказалось, что всë это правда! Не успел Фринн ступить ко мне на борт, как тут же выкрал артефакт с таинственной картой и был таков. Подлая змея! Убью гадину, попадись он мне. Видит Дэв, убью!

Последние слова Наина Вячеславовна проговорила быстро, глотая окончания. Не хотела озвучивать брань. Но и без неë было ясно, что Афанасий Фёдорович писал эти строчки в гневе. Ровный почерк заплясал, появилось много острых углов и размашистых витков. Да и перо он вдавливал так, что даже спустя семь лет на бумаге остались глубокие борозды.

Больше аргументов у Милы не осталось. Фринн и правда оказался мерзавцем. А уж сколько из того, что он говорил ей вчера с искренним видом, оказалось враньëм. От этого к горлу подступил ком, затошнило, будто от отравления. Мила прикрыла рот рукой.

— Да, теперь я всë это вспомнила, — тихо произнесла мама, вернула записную книжку на место и закрыла ящик. — Не знаю, как таких людей земля носит.

Мила не знала, куда себя деть. Возмущению не было предела, и уже ни о какой подготовке к семинарам не могло быть и речи. Она долго металась по своей комнате, перебирала флакончики на туалетном столике, перевешивала платья в шкафу.

Потом включила сериал. Провела рукой по зеркалу шкафа, где стекло было обработано незаметной на первый взгляд тарнавской пылью. Вместо отражения проявился экран обозревателя эфира, где на небесно-голубом фоне парили подвижные облака иконок. Мила выбрала имперский киноархив и там указала на первый попавшийся сериал.

Воздух завибрировал голосами актëров, на экране появился пейзаж Северной Террании. Уютного городка, окружëнного горами. Кто-то кому-то признавался в любви, стоя на балконе в одних трусах и дрожа от холода.

Мила устроилась на кровати, но и теперь не смогла расслабиться. Так и выключила всего через десять минут, толком ничего не запомнив. Потом открыла переписки с отцовскими друзьями, но там ничего нового не оказалось. Все молчали. Не принесли весточку и крупнейшие газеты с побережья Бушующего океана.

Миле стало казаться, что в комнате слишком тесно, и она отправилась погулять перед ужином. Далеко не уходила. Прошла по саду и устроилась на скамейке в тени рослого куста. Закрыла глаза. Прислушалась к убаюкивающей тишине.

Перед глазами красочно всплывала сцена из рассказа Вернера. Вот Фринн бежит из деревни туземцев, держа за руку молодую полураздетую девчонку.

Он в грязной потрëпанной рубахе, серые штаны ниже колена оборваны. Лицо взмыленное, заросшее склоченной бородой, волосы просалены и растрëпаны. Дикарка же чиста и невинна, темна, как сама ночь, а зрачки еë глаз как будто светятся от белизны. Грудь крест накрест перевязана грубыми лентами, на поясе шелестит короткая юбка из пальмовых листьев.

Они бегут ночью, и дикарка часто подсказывает, куда повернуть. Иногда замирают и прислушиваются. Погони вроде бы нет, но останавливаться рано.

И наконец джунгли расступаются. Перед беглецами показывается небольшое озера с чистейшей водой. Возле берега беглецы падают на колени и жадно пьют, помогая себе ладонями. А потом скидывают одежду и ныряют. Смеются, прижимаются друг к другу, сливаются воедино. Фринн знает, что делает и движется уверенно. А девчонка трепещет от новых ощущений. На еë лице отражается то страх, то ликование. Фринн плавно раскачивает волны, придерживая дикарку за ягодицы. Она кусает его за плечо и сдавленно стонет от наслаждения.

Небольшой перерыв, они выходят на берег и ложатся на мягкую траву. Мечтательно говорят о чëм-то на Мааскийском, смотрят на усеянное звëздами небо.

Дикарку переполняет любовь, ей мало одного раза. Она восседает на Фринне и начинает медленно двигать бëдрами. Он протягивает к ней руки и ласкает, приподнимается, чтобы поцеловать грудь. А потом резко переворачивается. Он уже сверху, и она полностью в его власти. Робкая, извивающаяся от наслаждения, постанывающая.

Фринн гладит еë плечи, тонкую длинную шею. И вдруг пальцы его надавливают сильнее. Дикарка пытается вырваться, закричать, пучит глаза. Но Фринн силëн. Он холодно смотрит, как жизнь покидает дикарку. Потом встаëт над ней, будто победитель.

Он уже знает, что делать дальше. Маленький каменный ножик, которым девчонка обрезала его путы. Фринн достаëт его из вещей, встаëт у тела на колени и замахивается, не боясь запачкаться в крови.

Мила судорожно вздохнула и открыла глаза. Представлять, что было дальше, она не хотела. Слишком это жестоко.

Меж тем послышался скрип калитки. Максим вернулся из кинотеатра и, судя по довольному лицу, фильм ему понравился.

— Как продвигается подготовка к семинару? Смотрю, вся в учебниках. Один нос наружу торчит, — усмехнулся он, заметив Милу.

— Ты даже не представляешь, что я узнала. Наш профессор Фринн, оказывается, вор и убийца! Он обокрал папу, убил молодую девушку из племени Мааски и вообще…

— Папу обокрал? Когда? — Максим насторожился.

— Семь лет назад. А что?

— Слушай, ничего посвежее ты узнать не могла? Отец, наверняка, уже давно решил этот вопрос. И вообще, хватит уже про своего Фринна думать. Ты прям на нëм помешалась.

— Потому что это важно! Или тебе всё равно, кто меня на приëмы приглашает?