— Эй, капитан! — сложив ладони рупором, прокричала Пелагея. — Угомони свой шторм! Иначе мои пассажиры окончат дни на дне морском!

— Ась? — проорал капитан с недоступной верхотуры. — Что ты там глаголешь, смертная?

— Не такая уж и смертная, позвольте заметить! — парировала Пелагея. — Бурю выключи, хмырь болотный!

— А-а-а, сейчас, — широко заулыбался болотный хмырь (его имя стоило бы писать с заглавной буквы, потому как это именно Болотный Хмырь и был), и от его улыбки Пелагея чуть не ослепла. — Сию секунду!

Он остановил бушующие волны и сбавил мощность ветра, после чего, не переставая сиять своей улыбкой, повёл гигантский корабль дальше. И в иллюминаторах корабля Пелагея, а вместе с нею Кю и Юлиана, разглядели лица, руки, хвосты и крылья Инычужей, которые тоже без зазрения совести пялились на яхту.

И Юлиана подумала, что если раньше она как-то выдерживала натиск необычного, то вот теперь ей точно понадобится свой менеджер, только не простой, а по связям с реальностью. Проще говоря, психотерапевт.

Кю пребывал в шоке, и это ещё мягко сказано.

— Дальше будет страннее, — зловеще посулила ему Юлиана. — Сильно рот не разевай, а то туда какая-нибудь нежить залетит.

Мокрые с ног до головы, они отправились переодеваться и сушить одежду — в каюту, которую, по счастью, не затопило. Юлиана вызволила из заточения Кекса с Пирогом, и те развили небывалую прыгучесть. Высунув языки и капая слюнями на всё подряд, они атаковали хозяйку, Пелагею и даже великолепного принца осени. А ведь его в былые времена попробуй обслюнявь — и в лучшем случае загремишь в участок.

Кю уже почти забыл, что он из себя представляет: воспоминания словно ураганом выдуло из головы. Величие и популярность перестали что-либо значить. Теперь он был обычным человеком. Настоящим, немного сонным и уютным, как домашний плед.

После того как буря улеглась и корабль с Инычужами уплыл восвояси, яхта осталась в тиши и слабом ветре под скупым закатным солнцем зимы. Да, берег страны Жёлтых Полей был уже близко, и там безраздельно царила зима.

У Юлианы от холода зуб на зуб не попадал. Она перерыла сундук, вверх дном перевернула шкаф, но так и не нашла ни шубы, ни зимней куртки.

— О чём я только думала! — сокрушалась она. — Мы же замёрзнем до смерти!

Обняв себя за плечи, Кю стоял перед ней в трёх свитерах, переминался с ноги на ногу, и из его рта вырывались облачка пара.

— Что, ничего нет? — спрашивал он с опаской.

— Ничего, — едва не рыдала Юлиана. — Мы погибнем во цвете лет, и я буду виновата. А я не хочу быть виноватой!

С наступлением ночи, под мёрзлыми звёздами и заледеневшей луной, её отчаяние достигло пика. От безысходности она вознамерилась было устроить на палубе костёр из подручных материалов, но тут в небе вдруг показалась стая летучих мышей. Не таких, как в Нимерии, а громадных, устрашающих, с перепончатыми крыльями в половину человеческого роста. И свёртки у них в лапах были им под стать.

Каждая мышь сбросила на яхту по свёртку и убралась прочь, с шелестом взмыв к лунному диску. Пелагея, у которой руки окоченели до кровавых трещин, оставила штурвал, выбежала из рубки и бросилась к свёрткам. Всего их было три, и в каждом обнаружилось по паре теплейших варежек, шапке-ушанке, шарфу и тонкой эльфийской накидке, которая согревает даже в лютые морозы.

Эти накидки не намокали и в них невозможно было вспотеть. Они пользовались большим спросом в краю Зимней Полуночи, где начальствовал Ли Тэ Ри. Видимо, именно он и распорядился доставить их на яхту. Как знал, что из Юлианы никудышный координатор, чей горизонт планирования — пара дней.

«Никудышный координатор» снова чуть не плакал — теперь уже от счастья.

— Спасены! — тихонько выла Юлиана. — Спасены-ы-ы… — И тянулась к своим пыхтящим меховым вредителям, чтобы запустить пальцы в их шёрстку.

Кю облачился в накидку, обмотался шарфом, по достоинству оценил шапку-ушанку и вдруг вспомнил, что у него в портфеле завалялась губная гармошка. Однажды он играл на ней во время своего сольного номера на концерте. Но всё это казалось сейчас таким далёким и невозможным, что начинали возникать сомнения: а вправду ли был концерт?

В одном осенний принц был уверен: этому безжизненному ночному миру однозначно не хватает музыки.

Он сел, свесив ноги над водой, и заиграл на губной гармошке, извлекая из неё аккорды заученной когда-то песни. Он играл — и с неба срывались звёзды. Они падали, с мелодичным звоном ударялись о морскую гладь и исчезали в толще воды, расщепляясь на маленькие фейерверки.

На мгновение Кю замер, не веря своим глазам. Но Юлиана ведь обещала, что дальше будет страннее. Так чему уж теперь удивляться?

Он играл — и звёзды падали. Эльфийская накидка излучала тепло. Каким-то неземным светом лучился взгляд Пелагеи. А Юлиана набралась смелости, вытащила на палубу скрипучий шезлонг, разлеглась — и к ней на колени сразу же забрались Кекс с Пирогом.

— А если снова шторм? — закончив играть, высказал опасение Кю.

— Значит, такова моя горькая доля, — невесело усмехнулась та.

Пришла пора укладываться на ночлег, и Пелагея решила бросить якорь: измотаны были все, и вторую смену не осилила бы ни она, ни Юлиана. А принц осени — личность творческая, к суровостям жизни не подготовленная. Что с него возьмёшь?

Он вернулся в каюту, и ему наедине с Пелагеей за закрытой дверью было почему-то неудобно, словно он себе не доверял. Словно он не доверял ей. Зато она отлично доверяла и себе, и остальным. Переодевшись в ночную рубашку до пят, она закуталась в эльфийскую накидку, накрылась одеялом и пожелала Кю доброй ночи.

А он тем временем стёр влажной салфеткой макияж и нанёс на лицо восстанавливающий лосьон. Он всё ещё продолжал пользоваться тональным кремом, чтобы скрыть дефекты кожи, хотя в этом не было ни малейшей необходимости.

Пробуждение произошло от внезапного толчка где-то под килем.

— Что такое? — встрепенулся Кю, заспанный, без грамма своей спасительной косметики на лице.

Он слишком привык, что его чуть ли не круглосуточно снимают на камеру, а значит, надо всегда выглядеть как с картинки. Когда проснулась Пелагея, он закрылся от неё одеялом.

— Не смотри на меня, я не накрашен.

— Вот же чудной, — улыбнулась та. — Что у тебя там? Незаживающие язвы? Страшные шрамы на пол-лица? Учти, если твои тюбики закончатся, новых ты у меня на родине не добудешь. Там лес дремучий и поля бескрайние, до ближайшего населённого пункта пешком через заросли топать придётся. А в зарослях волки водятся…

— Да понял я, понял, — раздражённо вздохнул Кю и откинул одеяло.

Лицо у него было самое обычное. Не без прыщей, не без рыхлой кожи на щеках, но вполне себе человеческое и нисколько не отпугивающее.

— Можешь не зацикливаться на внешности. Камер тут нет и не будет, — сказала Пелагея. — Я пойду, проверю, из-за чего переполох.

От толчка под днищем Кекс и Пирог подняли лай, и Юлиана ни свет ни заря вышла из себя. Выглянула Пелагея — а она орёт. И чайки вдобавок горланят, волны пенятся и шумят. Берег? Что за дела?

Пелагея мысленно отвесила себе оплеуху. Она ведь собиралась вчера бросить якорь. Собиралась — а не бросила. Совсем из головы вылетело.

За ночь ветер усилился и так надул паруса, что умудрился пригнать яхту к берегу страны Жёлтых Полей раньше, чем планировалось. От столкновения с сушей судно накренилось, и шезлонг отнесло к самому борту.

Кекс и Пирог не смолкали, и Юлиана разорялась на них почём зря, словно эти шмакодявки — причина всех её бед.

Пелагее очень хотелось перемирия.

— Ну же, — сказала она, — Не надо так кричать. С нами всё-таки гость. Будь доброжелательней.

— Я доброжелательная. Но злая, — проскрежетала зубами та. И, подхватив под животы Кекса с Пирогом, двинулась спускать трап.

— Мы приплыли! — возвестила Пелагея, ворвавшись в каюту, пока Кю пытался пригладить свои растрёпанные волосы. — Приплыли, говорю, подъём! — рассмеялась она и намеренно взлохматила ему шевелюру.