Пелагея была слишком прекрасна. Преступно, возмутительно хороша. И, судя по всему, больше не планировала «вылетать». Она использовала свои скрытые способности по максимуму. Танец постепенно заучивался, притворство на театральной сцене играло новыми красками. А после индивидуальных выступлений у микрофона вся группа, и съёмочная в том числе, выходила из кабинета в слезах.

Неделя пролетела, как один миг. Первый тур в прямом эфире завершился, и на доске объявлений (какой, однако, допотопный способ) вывесили список имён в порядке убывания суммарного балла.

Имя Пелагеи значилось в списке на первой строчке. Юлиана спустилась чуть ниже и занимала не менее завидную пятую строку. Двое человек, обнаруживших свои инициалы на нижних позициях, тихо развернулись и ушли, и больше их никто не видел.

Юлиана решила, что настала пора раскрыть Пелагее всю правду о своём финансовом положении.

— Мы на дне, — угрюмо сообщила она, сидя в буфете за стойкой. — Мы в глубокой яме, если ты понимаешь, о чём я. Мои финансы поют романсы. Это значит, что нам больше не светит номер в гостинице. А лодка, сама видишь, во власти осьминога.

— Не преувеличивай, — сказала Пелагея, но всё же призадумалась. — Я попробую подойти к директору Хаджиману.

— Точно! Спроси у него, есть ли места в общежитии.

Директор Хаджиман принял Пелагею без промедления, словно она не какая-нибудь заурядная трейни, а посол из далёкой могущественной державы, с которой жизненно необходимо установить партнёрские отношения.

— Садитесь, садитесь, — улыбаясь со всей доступной ему благожелательностью, сказал он. — Вы по какому вопросу?

— Вопрос денежный, — без предисловий выдала Пелагея. — У нас с Юлианой закончились глории, и мы не можем снимать номер в гостинице. Есть ли у вас свободные комнаты в общежитии?

— По правилам, — сказал директор, — мы заселяем туда только тех, с кем у нас подписан контракт. Если вы прямо сейчас согласитесь подписать контракт, мы без проблем выделим вам комнату. На двоих, верно?

— Контракт подразумевает деятельность, — помедлила Пелагея. — Индивидуальную или групповую?

— И то, и другое, — засиял глазами Хаджиман. Его лысина под большой круглой лампой тоже словно бы засияла. — Можно совмещать. Кроме того, предусмотрено участие в выездных шоу на открытом воздухе, туристических программах, благотворительных концертах, съёмки в рекламе и клипах. Вы не пожалеете.

Поколебавшись немного, Пелагея сказала, что согласна, и ей без дальнейших разговоров подсунули документ, сплошь исписанный мелкими печатными иероглифами.

«Подпишу, — думала она, не подозревая о подводных камнях, — и получим жильё, не придётся сводить концы с концами».

«Подпишешь, — ликовал в предвкушении директор, — и твой сладкий голос станет моим на тринадцать лет».

Про тринадцать лет Пелагея, конечно же, в договоре не прочитала. Она вообще не особо-то вчитывалась. Обозначена зарплата — и ладно. А то, что процент дохода мизерный и грести деньги лопатой будет в основном агентство, совсем уж микроскопическими буквами было указано на обороте. Но кто туда заглядывать станет?

Когда она поставила подпись и рутинные бумажные дела были улажены, ей вручили ключ от комнаты в общежитии, показали, где, собственно, оно находится и как туда попасть, а после радушно распрощались.

Она вышла из кабинета директора с персональным магнитным пропуском, копией контракта и почти нос к носу столкнулась с Кю. Весь его вид вызывал желание обнять, погладить по головке и спросить, что случилось. Он был совсем не радостный.

— Представляешь, — сказал он, — меня перевели в группу. Я хотел петь баллады, а меня зачислили в какой-то дурацкий ансамбль с нелепым названием «Суп».

Тут можно было бы ввернуть, что сварится он в этом супе, как нечего делать, если бы не языковые различия. На нимерийском слово «суп» не имело ничего общего с такими понятиями, как «бульон», «поджарка» или «мясная нарезка». Оно вообще не несло никакой смысловой нагрузки и было лишь досадным сокращением слова «супер». Здесь решительно всё любили сокращать. Им и времени-то вечно ни на что не хватало (наверняка тоже нечаянно сократили и забыли).

— А ты попробуй с ними повыступать, — сказала Пелагея, когда он вконец пригорюнился. — Глядишь, там и в солисты выбьешься. Кстати, я тут договор заключила.

— Как? — удивился Кю. — Ты ведь всё ещё в проекте, только неделя прошла. Первая строчка списка не гарантия. Странно…

— Знаю, что странно. Зато нам дали комнату в общежитии. У нас денег кот наплакал, за гостиницу платить нечем.

— Так обратилась бы ко мне! — воскликнул парень. — У меня отец академией заведует, мать управляет кофейней, несколько зданий в аренду сдаётся. Да мы просто неприлично богаты!

Пелагея потупилась, сминая контракт во вспотевших руках.

— Просить тебя было бы как-то неудобно. Да и поздно уже, договор-то я подписала. К тому же, чем плохо, что я теперь стану в агентстве работать? Мы сможем часто видеться, я буду поддерживать Юлиану… Это ведь из-за неё я в Нимерии оказалась, она очень хотела попасть на эстраду.

Кю почесал в затылке и робко улыбнулся, прищурив глаза.

— Да уж, мы с тобой теперь в одной лодке. В принципе, знаешь, я рад, что так сложилось. Пусть моя мечта пока не сбылась, я это как-нибудь переживу. Начинать с малого, да и вообще начинать — прекрасно само по себе.

— Не «как-нибудь переживу», а «постараюсь», — усмехнулась Пелагея. — Надо формировать правильные установки. Я тоже постараюсь, если от меня будет зависеть чужой успех.

Пожелав Кю плодотворной работы, она направилась к Юлиане, поманила её, приунывшую, звонким брелоком с ключами на металлическом колечке, и та прямо преобразилась.

— Что? Да неужели?

Она чуть не грохнулась с высокого барного стула, на котором сидела, и с комическим выражением на физиономии подскочила к Пелагее.

— Он правда отдал тебе ключи? Как у тебя это получилось? Магию применила?

Пелагея умолчала о контракте, чтобы раньше времени Юлиану не разочаровывать. Пусть пока думает, что в деле замешано какое-нибудь древнее колдовство фей. Это ведь ей, а не Пелагее, следовало бы подписать контракт. Это ведь она на сцену рвалась, строила планы, лелеяла надежды. А тут какая-то невнятная мымра из тёмного леса в первом же раунде на верхнюю строчку залезла — и сразу ей договор. Вот где справедливость, спрашивается?

Юлиана приволокла сумки с вещами из гостиницы в общежитие, позавидовала магнитному пропуску Пелагеи и на лифте добралась вместе с ней до комнаты номер триста шестьдесят семь.

Не сказать, чтобы комната была просторной. Скорее, уютной, с прочной двухуровневой кроватью, совмещённым санузлом, шкафом в прихожей — тоже чрезвычайно компактным, шторами в красный ромб на широком окне и небольшой, но вполне вместительной кухней, где стоял выключенный холодильник.

Юлиана побежала устраиваться и заявила, что будет спать на нижней кровати. А тебе, подружка, достанется лестница наверх, ха-ха.

Пелагея решила, что неплохо бы разложить кое-что из личных вещей, чтобы соседка ненароком не оккупировала все имеющиеся горизонтальные поверхности. А потом стукнула себя по лбу: она забыла в гостиничном номере своё второе платье — с болотными ягодами, вышитыми на подоле.

Сказав, что скоро вернётся, она в расстройстве сделала по комнате несколько шагов, пару поворотов, обернулась горлицей (не подумайте, обычное дело) и вылетела в открытую форточку, чтобы лишний раз не бегать по городу на своих двоих. Назад она примчалась в человеческом обличье, ибо ну какая горлица утащит свёрток с тяжёлым платьем? И застала Юлиану за чтением занятного документа.

Юлиана сидела на нижней полке двухъярусной кровати, для пущей устойчивости опершись на руку, и беззвучно шевелила губами, пытаясь разобрать иероглифы. Её знаний нимерийского оказалось достаточно, чтобы постичь суть и прийти в ужас.