— Обычно Космофлот набирает абитуриентов и формирует группы первого курса рандомно, невзирая на пол, возраст, расу, религию и прочие аспекты. В первый год обучения в Академии мальчишки-новобранцы часто задирают кадетов-девушек и пытаются доказать, что тем нечего делать в военном учреждении. Цварги, как правило, на дух не переносят ларков за их диковатые повадки. Те, кто поступает позже двадцати одного, и вовсе строят из себя невесть кого и пытаются доказать, что они умнее и достойнее более молодых одногруппников, но при этом сильно переживают, если у последних что-то получается лучше них. Первый год в Академии — это утряска, усушка и притирка во всех смыслах, в каких только это можно рассматривать. Изначально у нас была большая группа — двадцать три гуманоида, — но год за годом она постепенно редела. Кто-то сразу понял, что Космофлот — не его стезя, кто-то перевёлся в другие филиалы, кто-то не сдал ежегодные экзамены… А кто-то на вылетах, лабораторных работах и полевых практиках получил травмы, несовместимые с карьерой военного.

Пикси бросил на меня вопросительный взгляд, проверяя, слушаю ли я его, на что я растерянно кивнула.

— С пятого курса наша группа оказалась самой малочисленной. Нас осталось всего пятеро — Ивес, Хальгард, Дениз, Аскелл и я. Руководство Космофлота уже подумывало расформировать нас и раскидать по соседним группам, но мы внезапно стали держаться вместе, несмотря на разные назначения, неудобные дежурства и прочие мелочи. Нас не смогли разъединить.

Я снова кивнула и уточнила:— Это действительно здорово, но я не понимаю, какое это отношение имеет к моему вопросу…

— Прямое. — На лице Селвина промелькнула тусклая улыбка. — Понимаешь, Морковка, мы все очень и очень разные. Настолько, насколько вообще возможно. Хэл — прирождённый красавчик и сердцеед, его харизмы хватит на то, чтобы очаровать любую форму жизни. Причём он это сделает играючи и сам не заметит как, а потом будет удивляться, что за ним табунами бегают. А ещё он всегда открыто говорит то, что думает.

Я усмехнулась… Это была самая точная характеристика ларка.

— Ивес — его полная противоположность. Скрытый тихоня, который умеет так виртуозно подменять слова и их значения, что даже старейшие адмиралы-цварги не всегда могли разобраться в бета-колебаниях и отделить правду от лжи. Дени — ну, это Дени. Чистокровная цваргиня, леди, что тут ещё добавить. И Аскелл… Он кажется общительным и улыбчивым, но подружиться с ним по-настоящему сложнее всего, если ты не робот таноржского производства, конечно.

— Да, вы действительно очень разные… — пробормотала я, но меня перебили:

— Но все мы соблюдаем одно простое правило: не переступать личные границы без приглашения.

Намёк был понят. Капельницу я меняла Селвину в тишине, больше не задавая вопросов о детстве.

После пересчёта пайков выяснилось, что их действительно хватает ещё на шесть суток, и это очень сильно беспокоило. В течение дня у меня получилось отловить нескольких толстых ленивых швархов. Когда я вернулась в каюту, сил хватило лишь на короткий душ — так сильно утомлял день на ногах с повышенной гравитацией. Стоило коснуться подушки, уснула мгновенно и даже не почувствовала, когда спать лёг Ивес.

Глава 24. Закон квадрата-куба

Кристина Соколова

Я проснулась от непривычно яркого света, бьющего в веки даже сквозь затемнённый стеклопакет иллюминатора. Поморгала, повернула голову и… обнаружила смятую простыню и чуть тёплую подушку.

«Всё верно. Ивес поспал рядом, напитался за ночь твоими бета-колебаниями и ушёл работать дальше. А ты что хотела?» — проворчал внутренний голос, но меня всё же кольнуло иголочкой обиды.

Ну я же его спасла… вроде как… А он до этого меня поцеловал. Правда, после этого мы поссорились. В висках противно запульсировало… В наших отношениях сам дьявол ногу сломит, швархи меня задери, как понять, чего хочет Ивес? Почему после того поцелуя оскорблял предположениями о том, что я буду с ним за деньги?..

Стоило так подумать, как огромный жирный шварх шлепнулся с потолка прямо на одеяло. Каюсь, не удержалась — завизжала. Потом подхватила лежащее на панцире и шевелящее лапками насекомое и засунула в первую попавшуюся пластиковую ёмкость. Удивительное дело: эти красавцы едят любую еду, любят металл, а пластмассу переварить не могут…

После гигиенических утренних процедур я отправилась на нижнюю палубу, чтобы проведать людей. Хотела по старой привычке раздать пайки с едой, но выяснила, что Ивес сегодня уже покормил пассажиров.

— Надменный такой, фи, — поделился со мной непрошенным мнением всё тот же пожилой мужчина из седьмой каюты, который пришёл попросить обезболивающее. — Мы ещё и, оказывается, в коридоре в шеренгу должны были выстроиться, чтобы получить завтрак! Нормально, да? Зуб даю, что этот рогатый удовольствие от нашего унижения получал.

Я лишь шумно вздохнула, покачав головой.

— Уверяю, лейтенант-коммандер Ивес Ир’сан ни в коем случае не хотел вас обидеть. Наоборот, он лично спустился на нижнюю палубу, чтобы убедиться, что все пассажиры получают питание.

— М-да? — Захухря пожевал губу. — Что же он тогда, как вы, милочка, не обошёл по-человечески все каюты?

Вот тут я разозлилась. То ли это «милочка» в мой адрес уже порядком выбесило, то ли я устала от постоянно тянущей к полу гравитации, то ли начинающаяся мигрень сыграла свою роль.

— Потому что это не сервис пятизвёздочной гостиницы, а военный корабль! — неожиданно рявкнула я. — Хватит ныть. Вот ваша таблетка. Следующий!

— А я что? Да я ничего… — тут же пошёл на попятный собеседник.

Я провела в лазарете почти весь день, но не потому, что так много людей пострадало при посадке, а потому, что бегать по «Солнечному ветру» было откровенно тяжело. Лишь два раза я поднималась на верхнюю палубу проверить состояние Селвина, в остальное время читала учебник по биомеханике на узкой койке в лазарете, поглядывая, всё ли у пассажиров в порядке, не нужна ли моя помощь. Но за весь день только Багила пришла на перевязку, все остальные просили обезболивающее, и это порядком начало напрягать. Похоже, из-за повышенной гравитации у людей начались проблемы с сосудами… Только этого нам не хватало! Скорее бы Аскелл уже исправил настройки гравитонов.

В обед Хальгард спустился на нижнюю палубу, громко оповестил, что если кто-то голоден, то должен выстроиться в очередь, раздал пайки за десять минут и чуть ли не вприпрыжку умчался. В который раз я позавидовала его физической подготовке. Каким же сильным надо быть, чтобы так легко двигаться с притяжением Тальвиля? Впрочем, Ивес тоже перемещался легко, как будто и не замечал неудобств. Когда Дениз рысцой спустилась в лазарет, мне и вовсе стало стыдно. Эх… Вернёмся на станцию, займусь тренировками и попрошу дока составить грамотную белковую диету для роста мышечной массы.

Чуть лучше морально я себя стала чувствовать лишь тогда, когда на стул в лазарете опустился уставший Аскелл. У него были красные глаза и серый, почти пепельный оттенок лица. А движения медленные-медленные…

— Всё, починил! — сказал таноржец на выдохе и потёр грудную клетку. — Сейчас система перезапустится, и лишняя гравитация будет скомпенсирована.

Мне мгновенно стало стыдно за собственные мысли, и я бросилась к таноржцу.

— Аскелл, ты как себя чувствуешь? Ты что, всю ночь напролёт работал? У меня есть высококалорийный батончик, и могу развести капельницу с глюкозой, только… устанавливать я её не умею.

— Да не. — Брюнет фирменно улыбнулся, от чего на щеках образовались милые ямочки, и замахал руками. — Ничего не надо, я просто новость пришёл сказать хорошую. Хотя…

В этот момент что-то зажужжало — и я почувствовала себя легче, будто кто-то с плеч убрал рюкзак килограмм на тридцать.

Из кают тут же послышалось раскатистое «Ур-а-а!».

— Ну наконец-то о людях подумали!

— Уф, я уже думала, моё сердце не выдержит…

Аскелл лишь светло улыбнулся, слыша всевозможные крики радости и лёгкое возмущение «почему так долго?», затем встрепенулся: