— Не придирайся к метафоре, — чародейка бросила в него полный укора взгляд. — Всего я узнать, конечно, не могу, но ты явно пришёл не чайку выпить и поболтать о жизни, а за советом. Это связано с теми убийствами, о которых говорят в городе?

— Всё верно говоришь. Не знаю, что именно ты слышала, но там уже настоящая чертовщина твориться. Этой ночью кто-то перебил отряд стражей, и я ничего подобного в жизни не видывал.

— А что об этом думает наш старый друг? Это ведь он тебя прислал ко мне?

— Нет, мы…ы… — протянул Хромос, отведя глаза в сторону окон. — Мы с ним не сошлись во мнениях, так что я здесь не по его указу, а по своей воле и желанию.

— Вот оно как, — ответила Ольмира, сделав вид, что этот ответ её полностью удовлетворил. — У тебя ведь есть какие-нибудь приметы или сведения, с которыми можно было бы работать?

— Совсем немного. С каждой жертвой убийца проводил какой-то странный ритуал, а вчера вечером на моих глазах он применил тёмное заклятие.

— Ты его встретил? — спросила чародейка, удивлённо подняв брови.

— Да, но он от меня убежал.

— Это досадно, — Ольмира недовольно поморщилась и количество морщин на её лице увеличилось в два раза.

— Его случайным образом застукали над телом последней жертвы, потом что-то перебило отряд наших парней в подвале морга, а тело исчезло. Я своими глазами видел их раны и клянусь богами — это был не человек. Мне нужно знать, какую тварь убийца мог призвать к себе на помощь, и я думаю, что подсказка кроется в повторяемом из раза в раз ритуале.

— Я понимаю ход твоих мыслей, но не уверена, что смогу оказать тебе существенную помощь. Как-никак, я ведь служила в том же ордене, что и Хейндир с твоим отцом, пускай и всего лишь послушницей, от того мы все знаем примерно одно и то же.

— Но у вас тут должен быть хотя бы один знаток, с которым я мог бы переговорить?

— Если ты хотел узнать про чудовищ, то ты явно не туда зашёл. В основном у нас исследуют способы превращения олова в золото, или угля в золото, или масла в зол… Короче чего угодно в золото. Нам уже не первый год выделяют средства из казны на подобные изыскания, однако до сих пор нам удалость изобрести только действенный способ превращения золота в пустые обещания, а изучение нечисти тут мало кого заботит. Однако тебе всё же повезло, с недавних пор у нас поселился эксперт по любому вопросу.

— И кто же он такой? — заинтригованно спросил Хромос, услышав нотки раздражения в прежде бодром тоне.

— Эльф, один из высших. К нам его квартировали из главного отделения гильдии, обещая обучение тайным знаниям и приобщение к высокой культуре, но теперь я точно уверена, что это было не поощрение, а наказание. Видимо наш магистр крепко так поругался с кем-то наверху. Этот остроухий довольно молод, пускай и старше нас двоих вместе взятых раза в три. Точный его возраст я не помню, да и уверена, что он его намеренно завышает на пару сотен годков. Впрочем, мне достоверно известно, что он принадлежит к младшим, сильно выродившимся ветвям главного семейного древа, так что он тут отыгрывается на всю катушку.

— Всё так плохо?

— Жрёт за троих, пьёт за пятерых и только самое дорогое, — Ольмира стала загибать пальцы. — Вечно куда-то пропадет, а потом за него приходится извиняться и платить компенсации за ущерб, чтобы замять дело. Своими бесконечными выходками успел довести до сердечного приступа двух мастеров, и буквально оплевал почти всех наших студентов. Лучше бы нам слона на постой дали, он хотя бы вёл бы себя приличней, а может и по деньгам дешевле бы вышло.

— А толк от него хоть какой-то да есть?

— Большую часть времени никакого, однако он — большой любитель поспорить, и не упускает возможности тыкнуть человека в его собственное невежество, вот тогда от него можно узнать много крайне интересных вещей и поразительных тонкостей. За половину тысячелетия даже самый законченный болван сможет обрести какую-никакую мудрость. Не хочется это признавать, но даже я, уже не молодая девчонка, смогла разок подчерпнуть кое-что новое из его слов. Может что и больше получилось узнать, но, как бы я не силилась, и всё же у меня не хватает терпения долго выслушивать его упрёки и поучения. Руки чесаться начинают, а язык так и норовит выскочить изо рта.

— А как ты тогда предлагаешь вытягивать из него сведения, если он у вас такой своевольный?

— Может он горд и своеволен, но, тем не менее, в глубине души всё же трусоват, а потому со злым солдатом вроде тебя сильно наглеть не станет… По крайней мере мне так кажется. Пригрози ему как-нибудь осторожно, не прямо, как ты умеешь, и общение у вас худо-бедно наладиться.

— Обязательно прислушаюсь к твоему совету, — ответил Хромос, хрустнув костяшками.

— Главное не перестарайся, а не то он обязательно устроит скандал.

За этим разговором капитан и чародейка прошли по длинной, светлой галерее, заставленной бронзовыми и мраморными бюстами бородатых старцев с длиннющими именами, выгравированными на прибитых золочённых табличках. За крутым поворотом начиналась новая галерея, в середине которой на приземистом табурете сидел мальчонка, едва вышедший из раннего детства. Сдвинув брови вместе и поджав губы, он медленно водил пальцем вдоль блеклых строк старого букваря. Заметив карем глаза приближение мастера гильдии, паренёк аккуратно закрыл книгу, осторожно, словно та была сделана из самого хрупкого стекла на свете, поставил её к основанию бюста, после чего вскочил, словно в табурете таилась сжатая пружина, поправил помявшуюся одежду и принял положение по стойке смирно.

— Приветствую вас, госпожа Вестлер и вам доброго дня, достопочтимый господин, — чётко произнёс мальчик и глубоко поклонился.

— Привет, Роди, — ответила ему Ольмира и ласково положила руку на русую макушку. Внизу щеки у него был заметен недавний синяк, успевший к тому времени позеленеть. — Скажи, наш гость ведь у себя?

— Да, госпожа, он не покидал покоев и до сих пор не звал меня к себе.

— Видимо, до сих пор спит, прохиндей, — Ольмира недовольно цыкнула языком. — Надеюсь, ты успел от него отдохнуть?

— Угу, я даже две страницы прочитать успел, но там слово непонятное попалось.

— Я тебе с ним обязательно помогу, но чуть позже, а пока, Хромос, идём.

Ольмира подошла к высоким створкам дверей и трижды ударила по ним кулаком. По пустой галерее разнеслось звонкое и гулкое эхо и успело замолкнуть, но ответа на стук не последовало. Тогда волшебница пробормотала самое страшное проклятие, которое она помнила, сделала глубокий вдох и выудила из абсурдно глубокого кармана серебристый ключик.

За отпертыми дверьми их встретил густой аромат ягод, цветов и пролитого вина, успевшего за ночь частично скиснуть. Тяжёлые шторы были наглухо задёрнуты, но созданные ими потёмки были не в силах хоть сколько-нибудь скрыть чудовищный свинарник, в который превратилась великосветская гостиная всего за одну весёлую ночь. То тут, то там на полу валялись пустые бутылки, огрызки и косточки вместе с брошенными книгами и снятой впопыхах одеждой. Рядом с входом лежали треснувшие ножки и продырявленное сиденье старинного стула, а его отломанная, обугленная спинка частично торчала из топки потухшего камина. Хромос успел ещё заметить свежие фиолетовые пятна на потолке, разрезанную картину и мохнатое чучело-альбиноса, напоминавшее утконоса переростка, только с пастью аллигатора, а затем высокую комнату сотряс исполненный гнева крик.

— АФАЭ́НДР!

Звуковая волна отразилась от стен и слилась в тонкий звон, словно кто-то незаметно стукнул ножом по высокому бокалу. Со стороны деревянной лестницы, ведшей на второй этаж апартаментов, послышались грохот, сдавленные ругательства и поспешная возня. Спустя пару минут, из дверной арки показалась худосочная фигура в небрежно накинутом шёлковом халате, расшитом огромными бутонами синих роз. У него были длинные, растрепавшиеся и запутавшиеся во время сна волосы цвета блонд, достававшие до низа поясницы. Хромос вгляделся в красивое лицо, имевшее очень выразительные, но утончённые, плавные и, можно даже сказать, женственные черты, и подумал, что если бы не явно мужское имя и полное отсутствие груди, то он скорее бы всего решил, что перед ним стояла эльфийка. Афаэндр медленно спустился на пару ступень, крепко цепляясь за перила, дабы не полететь кубарем вниз, и посмотрел на незваных гостей. Его глаза источали слабое голубое свечение, хорошо заметное в сумраке комнаты, но ещё от них исходило колоссальное презрение, направленное на тех, кто осмелился потревожить его сладкий сон.