Разумеется, что Квартал Страстей далеко не всегда был обителью разврата и жестокости, и прежде он носил совершенно иное имя. Начиналось всё куда более прилично, по языческим меркам, разумеется. Когда-то в этой части города было воздвигнуто святилище Веклиа́ды, Богини Плодородия и Покровительницы молодожёнов. Два раза в год в начале апреля и в конце сентября под открытым небом проводились недельные празднования; весной жрецы молили богиню ниспослать им богатый урожай, а осенью народ щедро благодарил свою покровительницу и нес ей дары с полей, садов и приводил лучших быков и коней из стада, чтобы жрецы принесли зверей в жертву и оросили ноги Божества свежей кровью. Параллельно с подношениями жрецы проводили свадебные ритуалы, ведь среди верующих господствовало убеждение, что обручившиеся в дни празднеств молодожёны в первую брачную ночь, которая нередко происходила в каком-нибудь укромном закоулке того же святилища, обязательно зачнут здоровых и сильных детей, а последующие роды пройдут для матери легко и почти что безболезненно, ведь богиня сбережёт её от всяческих напастей.
Народные гулянки редко обходятся без хмельных напитков, и кто-то должен подливать нектара богов в пустеющие кружки. Вокруг храма Веклиады, как грибы после летнего дождя, стали вырастать пивнушки и кабачки, а рядом с ними и в них самих поселились десятки напёрсточников, картёжников, обездоленных женщин и простых карманников с ворами, за которыми подтянулись и более крупные преступники. Теперь народ приходил за весельем, не только в дни религиозных торжеств, а вообще в любое время дня и года, будь то морозная декабрьская ночь или промозглое осеннее утро. Бесноватый фестиваль более никогда не завершался и не сбавлял оборотов. Хотя жрецы Велкиады и слыли весьма фривольными людьми, которым была чужда ханжеская мораль воздержания в любви и пище, но тот всеобщий разгул разврата, одурманивания и преступности, окруживший святилище их любимого божества, сумел вызвать возмущение и отторжение даже у них. Священники пытались бороться с напастью, проклинали гуляк и проституток, судились с трактирщиками, писали жалобы в Сенат и даже пытались подкупить некоторые банды, чтобы те силой и страхом выдворили неугодных хозяйчиков, но ничего не помогало, ведь к тому моменту Лордэн расцвел как торговая жемчужина запада, торговля и ремесло вытеснили земледелие, тем самым лишив культ Велкиады былого значения и влияния, а вот трактирщики, сводники и устроители боёв исправно платили налоги в казну, чем и подкупали расположение алчных и расчётливых властей.
Ещё со времён первого дешёвого кабачка, обслуживавшего народные гуляния в честь сбора урожая, у каждого увеселительного заведения в квартале кроме законного владельца был ещё теневой, не чуравшийся грязных методов ведения бизнеса крышеватель, имевший в свою очередь знатных и многоуважаемых покровителей среди аристократии и городских чиновников, вечно грызшихся между собой за доходную территорию. Чаще всего их ожесточённые конфликты и разборки происходили где-то в стороне от глаз обывателей, но бывали редкие случаи, когда всё выходило из-под контроля, и улицы захлёстывала безбашенная резня всех со всеми; взаимных обид и предъяв всегда было в достатке, нужна была только хорошая искра. В подобных случаях стражи предпочитали не вмешиваться в поножовщину, прибывая лишь под самый конец, чтобы подсчитать трупы и повязать уцелевших, пока те не разбежались по тёмным углам.
Единственное место, всегда сохранявшее независимость и не платившее кому-либо дань, была Ивла’аршийская гильдия работорговцев. Сколь бы то ни было крупных латифундий, рудников или копий подле Лордэна не существовало, так что рабская сила подобного толка не была востребована, а грошовой прислуги для обслуживания особняков хватало и среди местного населения, так что гильдейские купцы выставляли на продажу исключительно рабынь для любовных утех, покупая и излавливая их во всех уголках света. Живой товар был поистине первосортным; совсем молоденькие и невинные, красивые на лицо и возбуждающие фигурой их продавали за чистое золото равное их собственному весу, а самых прелестных и обворожительных, обладавших необычной внешностью выставляли на аукцион, на который рассылали приглашения всем богатеям города.
Особенно ценились заморские девушки с тёмной, эбонитовой кожей и низшие эльфийки, но с последними всегда было очень много проблем, так как они, невзирая на страх пыток и казни, норовили сбегать от хозяев, а все попытки сломить их волю в одиноком заточении, чтобы те смирились с новой судьбой и приняли рабское существование, приводило только к тому, что эти гордые и непреклонные девушки предпочитали расстаться жизнью, чем жить в качестве чьей-то безвольной собственности. Причём в этом деле они проявляли недюжинные усердие и смекалку, от чего их приходилось держать взаперти, подальше от окон, острых предметов, раздев догола и обрив налысо, так как они исхищрялись повесится даже на собственных полосах. Разумеется, что подобные условия жизни крайне негативно сказывались на здоровье и внешнем виде эльфиек, от чего товар быстро портился и сильно терял в цене, делая всё трудоёмкое и рискованное предприятие крайне невыгодным.
Что же до девушек, которые не решались на этот отчаянный шаг, то после покупки их дальнейшая судьба складывалась по-всякому, в зависимости от характера и плотских пристрастий владельца, но, как правило, где-то через год-другой сытой и даже в чём-то роскошной жизни в дворцовых спальнях наскучившие и хорошенько поистрепавшиеся игрушки оказывались выброшенными на улицу, чтобы освободить место и время для новых. Не обученные иному ремеслу и не имея крова над головой, им приходилось идти в бордели, чтобы заработать себе на хлеб, если только им до того не удавалось охмурить и утащить под венец какого-нибудь лавочника средней руки, который ради их заморской красоты, был готов закрыть глаза на их неприглядное прошлое, взять на попечение чужого бастарда, а заодно до конца жизни терпеть насмешки.
Обитатели и работники квартала предпочитали носить яркие и броские наряды, обильно украшенные пуговицами, перьями, бубенцами и бахромой. Выискивавшие себе клиентов девицы были столь развязными и лихими, что нередко расхаживали по улицам в одних только юбках или чулках, потрясая обнажёнными грудями на радость подпитым гостям. Кстати, о них. Некоторые горожане, перед тем как войти в царство греха и наслаждения, имели привычку прятать благостные лица под цветастыми масками разных фасонов. Особенно скрытными и осторожными были те посетители, чьи фантазии были уж слишком необычными или откровенно больными.
То тут, то там среди праздной толпы любителей кутежа можно было встретить угрюмых, неприметно одетых мужиков с увесистыми дубинками на поясах, подменявших в Квартале Страстей городскую стражу. Это были люди образцовой выдержки и силы воли, способные устоять перед калейдоскопом соблазнов и искушений, за что их за глаза называли евнухами и голубками, но никто из остроумных шутников никогда бы н осмелился сказать им это в лицо, ведь тогда бы им самим пришлось распрощаться с мужским достоинством. Главной задачей хладнокровных надзирателей была охрана жриц любви, от перепивших гуляк, помощь во взимании платы, и усмирение смутьянов, но ещё они следили за всеми подозрительными чужаками, что осмеливались зайти на их территорию. Одним из таких нежелательных пришельцев был капитан Нейдуэн, быстро пробиравшийся через нескончаемый карнавал.
Капитану уже прежде доводилось бывать в этом злачном местечке, занимаясь расследованием нескольких убийств и одного поджога, в результате которого сгорели полторы дюжины людей, находившихся под сильнейшим воздействием выпивки и дурмана. Даже в те короткие визиты ему было до глубины души отвратительно находится в теле Храма человеческого упадка, разложения, торжества всего животного и низкого над разумным и высоким. В свободные от работы часы он никогда сюда не возвращался. Тем не менее, Хромос точно знал, где располагался бордель «Логово Суккуба». Дело было в громкой и невероятно дурной славе, которая выделяла данное заведение среди всех прочих публичных домов. Постоянные крики и сладострастные вопли истязаемых мужчин заставляли всех прохожих мужского пола почувствовать ноющую боль в паху и пробежать мимо дома как можно скорее, и только самые отважные или безумные мученики решались переступить через его порог. Стараясь не думать о творившихся там вещах, капитан свернул в соседний со зданием борделя переулок.
