Несметные богатства лордэнских семейств влекли к себе не только сребролюбивых купцов, но представителей всех ремёсел с просторов королевства, желавший вступить в прославленные гильдии и разузнать секреты местных мастеров или же заручиться поддержкой щедрого мецената. Мафтирий был несказанно рад тому, что все необходимые умельцы уже проживали в городе, думая, что это позволит ему сократить затраты, однако всё оказалось ровно да наоборот. На первых порах гильдейцы были очень сговорчивы и уступчивы, соглашаясь почти на все требования короля и обещая сделать колоссальную работу в кратчайший срок и за самую мизерную плату, но будучи верны не ему, а своим местным господам-богатеям и интересам собственных кошельков, они без зазрения совести нарушали все возможные договорённости, срывали строительный процесс, вечно портили материалы и инструменты, переделывали всё по десять раз, продавали королю украденные у него же материалы через друзей и родню, с каждым годом вытягивая из королевской казны всё больше средств. Разумеется, что подобный балаган вызывал у монарха ярость. Он учинял показательные расправы с нерадивыми работниками, задирал налоги и пошлинные сборы ещё выше, чтобы скомпенсировать стремительно растущие убытки, но на это лордэнцы отвечали ещё большим разгильдяйством и казнокрадством, которое успешно покрывалось вездесущими и неискоренимыми взяточничеством и кумовством. Стоит сказать, что далеко не самую последнюю роль в тех далёких событиях сыграл в ту пору ещё совсем молодой, конечно же по гномьим меркам, Дуорим Кросс-Баруд с его талантом к дипломатическим игрищам и созданию серых схем заработка.

В итоге стройка превратилась в самый что ни на есть Сизифов труд, затянувшийся на почти три десятилетия, за время которых Цэй Мафтирий I успел скончаться от банальной старости, а на престол зашёл его сын Цэй Леурий III. Он оказался человеком более деловитым и категоричным, не терпящим отговорок и не желающим идти на компромиссы с кем-то слабее себя. Под его пристальным надзором хищения среди работников и чиновников сильно сократились, дисциплина выросла, и дворец был завершён в каких-то пару лет, но молодому королю так и не довелось торжественно заселиться в новое обиталище по причине начавшейся войны. Кроме всех вышеупомянутых достоинств Леурий был к тому же весьма сведущ в военном деле, и его сухопутная армия была достаточно велика и хорошо обучена, но это не спасло их от позорного разгрома и поражения. По праву победителя всё бывшее королевское имущество должно было перейти в собственность города и быть проданным с аукциона, однако не желавший отдавать отцовский дворец торгашам-простолюдинам король пошёл на ещё один акт унижения и предложил уступить за монументальное строение часть пахотных земель вокруг Лордэна.

Дворец состоял из трёх корпусов, сливавшихся в букву «Н» с коротенькими ножками и непомерно длинной серединной, каждый из которых имел в себе два этажа, а их крыши были почти что плоскими. Возводился он по последней моде тогдашней архитектуры, чем-то походившей на нашу готику, но довольно сдержанную. Его фасады состояли из желтоватого камня, рамы витражных окон были обильно украшены кружевной резьбой, на углах крыш стояли статуи крылатых животных. Сама же постройка была приземистой, а не тянулась в небеса, и больше напоминала распластавшуюся на берегу грозную жабу с большими, холодными глазами многочисленных окон. Разумеется, что бывший королевский дворец не мог обойтись без сада с цветочными клумбами, плодовыми деревьями и замысловатыми лабиринтами подстриженных кустов, над которыми возвышались тощие скелеты деревянных беседок и мраморные статуи полуобнажённых женщин и мужчин атлетического телосложения. Всё это райское великолепие, за которым ежедневно следили три дюжины садовников, удерживавших буйную и свободолюбивую природу в строгих и чопорных рамках светского приличия, было окружено толстым кирпичным забором высотою в два человеческих роста, создававшем ещё один маленький мирок, надёжно отделённый от всей прочей городской грязи. И чтобы уж точно ничто не побеспокоило его высокородных обитателей, случайно не напомнило им о том внешнем мире полным тягот и лишений и тем помешало им мыслить о возвышенном и прекрасном, подле стен денно и нощно ходили угрюмые и вспыльчивые стражники, цеплявшиеся к каждому замявшемуся прохожему. Теперь же их стало ещё больше, и возле тяжёлых чугунных ворот, которые прежде должны были быть позолоченными, стояло восемь человек охраны и это только с внешней стороны. Четверо обычных стражей и двое эрсумских рыцарей со своими уже не слишком юными оруженосцами.

Обуреваемый тысячью сомнений, косящийся по сторонам и готовый в любой момент развернуться, чтобы умчатся за горизонт Хромос откинул капюшон за спину и, сделав глубокий, живительный вдох, направился к охране, стараясь не выдавать давившего на него изнутри беспокойства.

— Стоять. Замок заперт для посещений, — громким, но не кричащим голосом приказал рыцарь с короткой и тёмной бородой, плоховато росшей на щеках.

— И всё же прошу меня пропустить. Я — Хромос Нейдуэн, капитан городской стражи Лордэна.

— Правда? — бородач окинул чужака придирчивым, оценивающим взглядом и недовольно поморщился. — Тогда, где же твой доспех, парниша? Я парочку местных воевод уже видал, и что-то ты с ними не больно то и схож, да и наговор у тебя какой-то страшный.

Гражданская война привела не только к расколу правительств и хозяйств, но и культур. За прошедшие двести лет самостоятельного существования и беспрестанной торговли с половиной света под влиянием бесчисленных контактов с иными народами культура Лордэна претерпела достаточно сильные изменения, и расхождение языков стало частью этого великого сдвига. Различия были ещё не слишком разительными, в основном отличались ударения, акценты и некоторые созвучные словечки использовались по-разному, так что эрсумцы и лондонцы ещё вполне могли понять друг друга без помощи переводчиков, но естественный ход истории народов неумолимо вёл их к дальнейшему и более глубокому обособлению.

— Простите, что вмешиваюсь, сир Эдрисия…

— Чего тебе? — огрызнулся рыцарь на вмешавшегося в разговор стража.

— Этот человек, действительно является нашим капитаном. Каждый из здесь присутствующих может это вам подтвердить.

— А, славно, тогда не придётся пороть самозванца, — в противовес словам в голосе Эдрисия звучало явное разочарование. — Впрочем, это ничего не изменяет. Замок заперт для посещений без нужного на то дозволения для черни, для попов, для рыцарей и прочих господ, кроме его величества Мафтирия Пятого.

— Даже для членов Сената? — спросил Хромос.

— Замок есть законное владение его величества. Это его почва, так что ваш Сенат не имеет права указывать чужому вассалу на чужой почве.

— Я не смею оспаривать его власть, но мне необходимо поговорить с господином Уонлингом, он ведь сейчас здесь?

— Ты про пламенного левшу? Да, он в замке вместе с нашим почтенным герцогом.

— Я должен с ним немедленно встретиться, это дело городской важности.

— Ваши городские дела меня не касаются. У меня есть только одна забота — охранять его знатнейшество Антосия, герцога Уфирийского, от всякой напасти, которых у вас тут развелось немало. Потому без его личного на то дозволения герцога никто не проникнет внутрь. Таков был наказ на всё время нашего тут пребывания.

— Могу ли я получить от него это самое дозволение?

— Это возможно, но не думаю, что ты его получишь, если твоё дело не касается самого герцога. Тебе нет нужды вступать в замок. Твой левша скоро сам его покинет, и ты сможешь встретиться с ним за пределами наших стен.

— У меня есть для него срочное письмо, и его нужно доставить немедленно.

— Ради доставки послания нет нужды в личном присутствии. Ты можешь положиться на нас в этой работе, и ведь вам, стражам нечего скрывать от господина герцога?

— У меня письмо не для достопочтимого посла, а для моего командира. Зачем вам читать его, если дела города вас не касаются? Или оно не так?