Зайдя несколько глубже в прошлый день, капитан увидел в одном из хрусталей лицо Янса в тот момент, когда он снимал маску, в другом тусклый костёр посреди сырых катакомб, в третьем их путь наружу.
— Вот то, что они ищут, — подумал капитан и выдернул камни из почвы. Он подумал, что сможет их спрятать, но доносившиеся со всех сторон звуки приближающихся чудовищ не позволяли усомниться, что от них ему не сбежать, да и найти надёжный схрон среди голых кристаллов было невозможно. Тогда капитан бросил камни на пол и, немного помедлив в нерешительности, задрал ногу и, понадеявшись на авось, что было мочи ударил пяткой по кристаллу. Послышался звон, и камень разлетелся на тысячи мельчайших осколков, испустив из себя голубоватое, переливавшееся всеми цветами радуги облако, которое окутывало Хромоса, точно кокон. То же самое он повторил с двумя другими воспоминаниями, а затем капитан постарался разогнать облако руками, но вместо того, чтобы смешаться с окружающим воздухом, сверкающая пыль, подчиняясь чей-то неведомой воле, образовала струю, которая влетела капитану в ноздри и точно раскалённые гвозди вонзилась прямиком в мозг. В считанные секунды Хромос пережил все события прошлой ночи; эпизоды проносились мимо его глаз точно табун испуганных лошадей.
Видение прошло также внезапно, как и началось, оставив после себя только лёгкий звон в голове, тогда как все прочие звуки исчезли из этого причудливого мира. Хромос более не слышал ни шипения, ни гудения чудовищ, до него более не доносились склизкие звуки их тел, ползущих по сверкающему полу. Каким-то непостижимым образом они почуяли, что объект их поисков был уничтожен, что больше нет смысла метаться по кристаллическим ущельям, а потому отступили. Но, невзирая на это затишье, Хромос всё ещё улавливал чьё-то зловещее присутствие и ощущал, как оно медленно, но верно ослабевает его, жадно высасывая ментальные силы. Время играло против нашего героя, а потому ему пришлось вновь положиться на скорый голос интуиции, а не протяжные и сложные раздумья.
Пускай холодное оружие и показало свою полную бесполезность в этой битве разума, капитан, потакая привычке, всё же извлёк ещё один меч из воспоминания, ибо эфес меча в ладони внушал ему чувство безопасности. В этот момент в его голове возникла безумная идея, и подойдя к одному из свежих кристаллов, он вновь погрузил в сверкающую грань руку, только теперь он намеревался вытащить из памяти, не предмет, а живого человека. Это оказалось несколько сложнее. В какой-то момент Хромос даже усомнился, что здоровый мужик сможет протиснуться через небольшое окошко в иное время, но внутри мира разума действуют совершенно иные законы, и вот перед капитаном, почёсывая короткую щетину и внимательно озираясь по сторонам, стоял Хейндир, каким он запомнил его в ночь резни в морге.
— Хейнд, мне нужна твоя помощь.
— Это я уже знаю, можешь ничего не объяснять.
— Но… откуда?
— Я — лишь твоё воспоминание и порождение твоей же фантазии, я знаю всё то же, что и ты, но ни на толику больше, даже про самого себя мне многое неведомо.
— Значит, советов от тебя не ждать?
— Ни единого слова, но мой меч будет служить тебе до самого конца.
— А я-то надеялся, что ты сможешь объяснить мне как из этого всего выпутаться. Ладно-ладно… дай-ка подумать. Нам нужны ещё люди, может быть… — Хромос вновь заглянул в то же воспоминание, но Хейндир исчез не только из него, но и из всех соседних кристаллов. Создать армию дубликатов оказалось невозможным, и капитан обратил внимание на прочие лица. В борьбе с элементалями тьмы могли помочь только маги, причём исключительно маги молний, огня или света, а потому выбор был крайне невелик.
В этом же закоулке воспоминаний Хромос призвал на свою сторону Ольмиру, а пройдя немного дальше, добавил в сою команду огненного капитана Фелкиса, после чего осторожно двинулся в глубины собственной памяти, надеясь отыскать там ещё могущественных соратников и, объединив силы, разбить и изгнать прочь нечестивых вторженцев. На глаза ему не раз попадались грани с гордо стоящим и улыбающимся Одвином из недавнего прошлого, когда Хромос ещё считал его другом и сортаником, но он не решился извлекать его из камня, так как не был уверен в том, что даже тот, старый Одвин, не изменится под влиянием новых впечатлений и не обратится против своего призывателя.
Окружающий пейзаж сильно поменялся. Червивые твари бесследно исчезли, но кристаллический сад заполонили чёрные лозы сорняков, впивавшихся длинными колючками в воспоминания, высасывая их до суха и замещая их чёрным туманом забвения. Слушаясь приказа, Хейндир выдохнул поток огня на один из колючих кустов, однако ветки не загорались, а лишь усыхали, съеживались и ненадолго отпускали хватку, чтобы по завершении заклинания стряхнуть с себя пламя, как вымокший пёс воду, и вернуться на прежнее место. Тогда Хромос мечом срубил пару веток, но на месте среза тут же начинал расти новый стебель, а упавшая на землю отсечённая часть незамедлительно пускала корни в почву.
Слабеющий капитан ясно осознавал необходимость очистить свой разум от скверны, но выжечь вес лес разом Хейндир с Фелкисом были не способны, тут пригодилась бы помощь пары огнедышащих драконов, но Хромос никогда в своей жизни не видел настоящих крылатых змеев, а потому не имел памятного источника для их воплощения. Приказав товарищам прекратить бессмысленный пожар, он ещё раз огляделся вокруг и заметил, что все лозы переплетались друг с другом в единую сеть, образуя всё более толстые ветви, которые тянулись в одну сторону, формируя нечто вроде круговой паутины, в центре которой должно было биться проклятое сердце. Интуиция подсказывала, что только там было возможно положить конец этому безумию, нанести решительный и окончательный удар по опутавшей сознание заразе, однако разум предупреждал, что осторожный враг наверняка сосредоточил в том месте самые лучшие силы, чтобы не дать героям дерзкой атакой в тыл сорвать весь план.
Двигаясь во главе своего маленького отряда, Хромос шёл вдоль извивающихся стеблей и подрагивающих колючек, которые будто бы указывали ему дорогу и ненавязчиво подгоняли его. Если их путь оказывался заблокированным чёрной растительностью, то лозы, не дожидаясь пока их опалят, распутывались и отступали в стороны, чтобы пропустить воителей. Это был чрезвычайно дурной знак — их ждали. Капитан чувствовал бы себя куда более спокойно, если бы ему пришлось прорываться с боем, а сейчас он с каждым шагом ощущал, как приближается к разинутой пасти затаившегося чудовища.
Готовые в любой момент дать отпор внезапному нападению, они прошли немалую часть запутанных проходов, и вот наконец над стенной кристаллов они увидели чёрную, мерно пульсирующую гору. Это был огромный бутон монструозной лилии, окружённой непроходимым кустарником с бритвенно-острыми шипами-клинками. Пускай она ещё не распустилась, но всё окружавшее её пространство уже было пропитано сладким благоуханием, вязким и тёплым, обволакивающим и успокаивающим, точно запах молока матери для младенца. Стараясь не вдыхать слишком глубоко, Хромос плотнее взялся за рукоять меча и прибавил шагу.
Пройдя несколько узких коридоров, маги вышли на небольшую площадку, на которой произрастало семь особо крупных кристаллических колонн. Шесть из них стояли на равных расстояниях от одной главной, точно идолы в языческом святилище. По всей видимости прежде они служили хранилищем для каких-то особо важных воспоминаний, но теперь и их поразила опустошающая скверна. Капитан намеревался как можно скорее пройти через этот участок, так как набухающий бутон был уже совсем близко, но в этот момент из дальнего от отряда прохода послышался громкий и сбивчивый топот.
Соратники поняли Хромоса без слов, и все они побежали к проходу, чтобы устроить засаду. Хейндир и Фелкис встали по сторонам от арки входа, а капитан с Ольмирой спрятались за колоннами. Они были готовы обрушить всю мощь магии на противника, едва тот сунет нос на поляну, но, к их всеобщему удивлению, вместо чудовища к ним выбежала Иннелия. Она была одета в то самое голубое платье, в котором девушка пришла в Крепость с просьбой о помощи, только теперь на её талии расплылось тёмное пятно крови, медленно стекавшее вниз по юбке. Полуэльфка шла, сгорбившись и прихрамывая, правая рука крепко прижимала рану, чтобы замедлить кровотечение, а её голова постоянно оглядывалась через плечо, опасаясь погони.
