— Сколько? — с запозданием спросил Саша.

Катя поняла. Она выпрямилась, взглянула на свои часики, подняла глаза к потолку, пошевелила губами и ответила:

— Девять минут. Может, восемь... А как ты это сделал?

— Я же уже говорил. Подмена неправильных клеток правильными.

— Угу... Это я поняла. А где ты «правильные» клетки брал?

— Это были копии соседних клеток.

— Что значит «копии»?

— Не знаешь, что такое копия? — усмехнулся Саша, вставая из-за стола.

Катя нахмурилась, помолчала, а потом сказала:

— Я вот сейчас в деканат схожу и расскажу Лидочке, как ты надо мной издеваешься!

— Не издеваюсь я! — у Саши даже лицо вытянулось, так он огорчился. — Это очень сложный процесс, Кать! Очень! Я пытался тебе его упрощённо представить. Если бы я начал детально расписывать, мы бы и до завтрашнего утра не закончили. Я вот сейчас отвечу тебе, откуда я «правильные» клетки беру, а у тебя тут же миллион других вопросов возникнет. Я уж молчу о процессе подмены клеток. Ты мне ни за что не поверишь и тоже посчитаешь, что я над тобою издеваюсь. А я не издеваюсь! Просто при этом происходят такие вещи, которые только высшей физикой описать можно. Как прикажешь тебе объяснять, если ты и с общей физикой не очень-то дружишь?

Она не смотрела на них. Да и вообще, воспринимала их разговор краем сознания. Всё её внимание было приковано к собственной руке. К тому месту, где всего десять минут назад сидела родинка. Она пыталась найти различия между участками кожи. Там, где всего пару минут назад была родинка, и соседними. Любые различия: количество едва заметных тонких волосков, прошлогодний загар, от которого почти ничего уже не осталось... Ничего! Полное ощущение, что кожа на этом месте всегда была именно такой!

Сердце её сильно билось. Оказывается проблема, с которой она уже смирилась, про которую и она, и её близкие точно знали, что она не разрешима, — что эта проблема всё-таки имеет решение! И решить её может вот этот мальчишка! Наверное, один единственный в целом свете!

— Скажи... — прозвучало хрипло, и она откашлялась, — Скажи, Саша, кто-нибудь, кроме тебя, так может?

Спорщики замолчали и уставились на неё. Не поняли вопрос? Хотела уже повторить, но тут оба одновременно покачали головами. Ответила Катя:

— Вряд ли... Не слышала я о таком способе лечения... Саш, что скажешь?

— То и скажу. Я с самого начала говорил, что этот метод уникален. Им владею только я. По крайней мере про других я тоже не слышал.

***

Больше они ничего не успели. Катя посмотрела на свои часики, забросила руки за голову, потянулась, зевнула и сказала, что ей пора. У неё сегодня занятия в ДК Железнодорожников. Она, оказывается, занимается в кружке бальных танцев. Одна занимается, без Саши. Он туда не ходит.

Саша отчего-то забеспокоился. Выскочил из-за стола, подхватил её под локоток, отвёл к окну. Негромко спросил о планах на вечер. Катя ответила, что хочет пораньше лечь спать.

Она, конечно, красивая девушка, и фигурка у неё чудесная, и одевается стильно и со вкусом, а танцует вообще божественно. Сплошные достоинства! Но всё равно напрасно Саша так прямо показывает ей, как сильно он в ней нуждается. Нужно же и гордость иметь! Кроме того, он и сам парнишка очень даже симпатичный. Может, он с девушками трудно сходится? С трудом познакомился с ней, а сейчас боится потерять? А она этим вовсю пользуется...

Короче, Катя кивнула ей на прощание и пошла, а Саша за ней! Уже в дверях вспомнил про неё, обернулся, пожал плечами, улыбнулся как-то смущённо и велел в другой раз приходить. Мол сама видишь, что происходит!

Когда она покинула кабинет, их обоих в коридоре уже не было...

После ужина, во время которого дочь отчиталась о своём походе в мединститут, Николай Васильевич ещё раз внимательно рассмотрел её ставшую чистой правую руку, коротко поблагодарил мать за ужин и сказал, что ему нужно сделать пару звонков. После этого ушёл в свой кабинет и плотно затворил за собой дверь.

***

Подняла трубку какая-то девушка. Попросил её пригласить к телефону мать. Из личного дела Колокольцевой было известно, что у неё имеются три дочки. Две родных и одна приёмная. Старшая из родных и приёмная дочери живут вместе с нею. Где живёт младшая — неизвестно. В деле об этом сведений нет.

Ждать пришлось довольно долго. Никак не меньше двух минут. В ванной она что ли? Наконец, трубку взяли.

— Алло?... Здесь Колокольцева. Представьтесь, пожалуйста...

Постарался, чтобы голос звучал максимально мягко. Многие жалуются, что голос у него грубый и звучит, как команда, даже тогда, когда обращается к человеку с просьбой.

— Здравствуйте, Марина Михайловна! С вами говорит Ненашев Николай Васильевич. Мы как-то встречались на бюро в обкоме партии. Помните? По-моему, это в сентябре было...

— Да, я вас помню, Николай Васильевич... — спокойно ответила собеседница. — Здравствуйте! Что-нибудь случилось?

— Можно сказать и так. Не могли бы мы встретиться?

— Сегодня?

— Да, желательно сегодня. Я понимаю, что уже поздновато, но...

— Ну хорошо... — это прозвучало с некоторой задержкой. — Не могли бы вы в двух словах пояснить, о чём пойдёт речь? Если это как-то связано со строительством НИИ, то...

— Нет, нет! Разговор пойдёт о вашем подопечном! — прервал он её. — Саша сегодня встречался с моей дочерью. Хотелось бы обсудить это и вообще немного поговорить о нём самом и о его планах на будущее. Здесь я выступаю, скорее, в роли обеспокоенного родителя, но некоторые моменты тревожат меня и как руководителя области.

— Понятно... — вздохнула трубка. — Хотя свою встречу с вашей дочерью он описывал мне несколько иначе. Это ведь Вера искала с ним встречи, не так ли? Сама нашла его в институте... Напрасно тревожитесь, Николай Васильевич! Насколько я поняла, она привлекла его внимание только как интересный клинический случай. Мы буквально час назад за ужином обсуждали сделанное им ей предложение. Признаюсь, мне самой тоже было бы интересно поприсутствовать при этом.

— То есть... — осторожно начал он, — вы хотите сказать, что, делая моей дочери это предложение, Саша уже знал, кто у неё отец?

— Разумеется знал! Он знал об этом ещё вчера утром, когда ваша дочь в компании своих друзей пришла на берег Ангары, чтобы проследить за ним.

— Не проследить, а...

— Не важно, как вы это называете! — перебила она его. — Важно, как он это воспринял. Ребята пришли туда, влекомые своим любопытством. И именно для того, чтобы понаблюдать за ним!... — она сделала короткую паузу и продолжила, — Ну да ладно! Я понимаю, Николай Васильевич, что вас встревожило. Мы с ним ещё вчера это обсудили. Хоть он и остался недоволен, но согласился с моими аргументами и пообещал, что перенесёт свои купания и подводную охоту в какое-нибудь другое, менее людное место. Больше никто из горожан не увидит, как он плавает!

— А не может он вовсе отказаться от своих... э-э-э... фокусов? В любой момент меня могут спросить о его поведении. Что прикажете отвечать? Причём, запрос придёт с такого верха, что я...

— Можете не пользоваться эзоповым языком... — насмешливо ответила Марина Михайловна. — Ваш телефон не прослушивается, потому что вы входите в один хитрый список должностных лиц, а мой телефон не прослушивается по другой причине, но причина эта не менее веская... Совсем отказаться, говорите?

— Да, совсем! Неужели это так трудно? Когда меня информировали о вашем прибытии сюда, мне было обещано, что ваш подопечный будет вести себя, как обычный человек. Ну вы понимаете, о чём я...

Его собеседница хмыкнула:

— Чтобы понять, сложно это ему или легко, нужно, наверное, оказаться в его шкуре. Для него все эти фокусы и чудеса давно стали обыденностью и частью его естества. Вот вам, к примеру, легко было бы с сегодняшнего дня начать дышать в два раза реже? Или в два раза чаще? Даже если вас об этом кто-нибудь настойчиво просит? Не легко. Очень не легко. Так и ему трудно пройти мимо, если он видит, что человек страдает, а он в состоянии ему помочь. Помощь людям я только в качестве примера взяла. Есть много такого, что ему гораздо проще и быстрее сделать по-своему, а не так, как мы с вами это привыкли делать. Он и делает, но старается при этом не привлекать к себе... к нам внимания. Его купания в Ангаре и подводная охота, пожалуй, единственное исключение из этого правила...