— Понял, что это такое?

Я кивнул:

— Кажется, да. Микрофон?

— Угу... Интересно, как он сюда попал? Кто его поставил? Это не наши. Точно тебе говорю!

— Хотите, чтобы я это выяснил?

— А ты можешь?

— Могу. Мне для этого нужно минут пятнадцать — двадцать. Вон шашлыки попробуйте! В холодильнике пиво охлаждается.

После этого я откинулся на спинку стула, скрестил руки на груди и закрыл глаза. Мне нужно было зацепиться за время установки микрофона. От времени мы выйдем на исполнителей, а от них — на заказчиков. Сергей Васильевич не подозревает своих коллег, но если не они, то кто?

Микрофоном я назвал это устройство совершенно напрасно. Оно было гораздо сложнее обычного микрофона. Начать хотя бы с того, что в этом миниатюрном устройстве не было собственного источника питания! Необходимую для работы усилителя, кодировщика и передатчика энергию устройство получало от проводов, питающих электрическую лампочку, причём могло некоторое время работать даже при выключенном свете! Ловко!

Ещё более интересным было то, что итоговый сигнал передавался к приёмнику не по воздуху в виде радиосигнала, а по тем же двум проводам! Немного поразмыслив над этим интересным фактом, я понял, что радиус действия этого передатчика не может быть очень уж большим. Только в пределах вторичной сети понижающего трансформатора, к которому подключены наши дома. Значит приёмник и записывающее устройство тоже находятся где-то неподалёку.

Они находились в соседнем доме, в котором проживала состоящая из трёх человек семья Карасёвых. Кстати, передатчики «любезно» вставил в нашу люстру сам глава семейства — милейший Василий Степанович. Дождался момента, когда никого дома не было и поставил. У него откуда-то имелись оба наших ключа! И от калитки, и от входной двери дома. Кстати, он работает на городской АТС. Телефонист, короче.

Ещё один точно такой же «микрофон» был вмонтирован в висящую в зале над столом люстру. И последний, несколько иной конструкции, размещался в нашем телефонном аппарате. Слава Богу, в спальнях микрофонов не было! Мысль об этом испугала меня больше всего. Мало ли о чём мы с Мариной могли разговаривать, в те дни, когда она приглашала меня к себе! На кухне и за обеденным столом мы обычно на серьёзные темы не разговаривали.

Так! И что теперь делать? Этот Василий Степанович работает или на КГБ, или на какую-то иностранную разведку. В первом случае он разведчик, во втором шпион. Классификация по понятиям Советского Союза. Остаётся небольшая надежда на то, что он завербован кем-то из местного Управления КГБ, кто не знает о запрете на слежку за нашей семьёй. В этом случае он и его куратор могут отделаться каким-нибудь незначительным наказанием. По крайней мере жизни их, скорее всего, не лишат. А вот если он завербован иностранной разведкой, живым его вряд ли отпустят. Или раскрутят шпионское дело, или по-тихому придушат. Учитывая, как внимательно присматривают за мной и Мариной органы госбезопасности, и как они боятся распространения информации о нас, скорее всего, случится второе. Быстрее соображай! Телюпа уже что-то заподозрил!

Говорить или не говорить? С одной стороны на весах находится жизнь и безопасность Марины с Наткой и Иванкой, а с другой совершенно посторонние нам люди. Это аргумент за то, чтобы сказать. У соседей в семье несовершеннолетняя девочка растёт. Что если и мать посадят? Девчонка тогда в детдом попадёт. Это аргумент против...

— Саша, ты не молчи, пожалуйста! — прервал мои размышления Сергей Васильевич. — Я же вижу, что ты уже что-то понял. Тебя что-то беспокоит? Давай вместе подумаем? Обещаю не рубить с плеча!

Я кивнул, выудил из раскрытой папки моего гостя лист бумаги (у него там целая пачка закреплённая широкой резинкой имелась), взял оттуда же карандаш и написал короткую записку:

«В доме имеются ещё два передатчика. Один в столовой — люстра над столом, другой в телефонном аппарате, в самой трубке, в отделении с микрофоном. Нужно сначала их убрать. Эти передатчики не имеют собственных источников питания. Достаточно отключить их от внешнего питания и можно не экранировать. Все три устройства произведены в Швейцарии».

Телюпа прочитал записку, дважды кивнул, подхватил свою папку и выбрался из-за стола. Первым делом он вышел в прихожую, где у нас стоит телефон. Громко сказал, подходя к тумбочке:

— Мне позвонить нужно! Можно?

— Да, пожалуйста! — так же громко ответил я.

Через полчаса мы снова сидели в кухне за столом, и я рассказывал ему о том, что мне удалось за столь короткое время обнаружить. Сидели не «на сухую». Перед нами стояли тарелки с горячими ещё шашлыками и открытые бутылки с пивом. Мы ели и пили. Сергей Васильевич умеет слушать. Ни разу не перебил, хотя я порой довольно путано излагал. Наконец, когда я окончательно выдохся, он вздохнул:

— По поводу Карасёва я, конечно, узнаю в Управлении. Не хочу случайно перебежать им дорожку. Но судя по закладкам, вас слушала иностранная разведка. С сегодняшнего дня за ним и за его женой будет установлено наблюдение. Нужно выяснить их роли. Нам нужен резидент. Скорее всего они пешки, но лучше подстраховаться и немного за ними понаблюдать. Кстати, вы с Мариной Михайловной можете представлять для этой группы боковое ответвление от основного задания. Основной круг их интересов вполне может быть связан с авиационным заводом и КБ при нём. Очень уж наши новые самолёты наших противников интересуют, — он сделал короткую паузу, чтобы посмотреть в окно, потом глубоко вздохнул и продолжил. — Но я к тебе не из-за этого пришёл. Конечно, лучше всего было бы, чтобы Марина Михайловна при разговоре присутствовала, но, если я правильно понимаю, она всё равно узнает. Так ведь?

Я молча кивнул и схватился за свою бутылку пива. Что-то тревога никак не хотела меня отпускать.

— Я с плохими новостями приехал, Саша, — начал Сергей Васильевич.

— Уже догадался. Излагайте, не томите.

— Во-первых, Николая Гавриловича отправили на пенсию. Он говорил, что ему предлагают место во внешней разведке, но с этим пока не всё ясно.

— Из-за меня отправили?

— Скорее, из-за магаданских событий. Юрий Владимирович не простил ему того, что он не с самого начала поделился с ним сведениями о тебе и о Марине Михайловне. Так по крайней мере Николай Гаврилович считает. В августе 69-го в Москве шум большой поднялся. Леонид Ильич не стал скрывать от товарищей из Политбюро содержание своего разговора с Мариной Михайловной. В общем-то понятно, почему не стал. Решение о строительстве НИИ в Иркутске проводилось через ЦК и Совет Министров. Там тоже люди неглупые сидят. Два плюс два сложить в состоянии. Буквально на другой день к Леониду Ильичу сначала Подборный зашёл, а спустя час и Смыслов. Обоих интересовала личность Колокольцевой и причины столь скоропалительного назначения её на должность директора института. К тому времени её фамилию уже связали с магаданскими событиями. У Брежнева не было шансов что-то утаить. Всё равно всё вышло бы наружу.

Он остановился, чтобы сделать глоток пива.

— Я не знаю, почему они так долго ждали, но распоряжение собрать о вас подробную информацию Юрий Владимирович получил лишь пару недель назад. Николай Гаврилович говорил мне о пятом марта, но был не очень уверен. Просто пятого марта ближе к вечеру кто-то из наших шепнул Юрию Владимировичу о том, что у генерала Мирошниченко в сейфе хранится папка с материалами как раз по интересующей его тематике. Мирошниченко вынужден был предъявить её... Впрочем, к тому времени ваше с Мариной Михайловной инкогнито уже давно приказало долго жить, и ты, наверное, догадываешься почему.

Я кивнул в подтверждение того, что понимаю.

— Ты Николая Гавриловича не осуждай, — продолжил он. — Не было у него другого выхода. Если бы он заартачился, то уже через час сидел бы во внутренней тюрьме, и с ним работали бы специалисты. Тебе лучше не знать о методах их работы. Всё равно рассказал бы всё, но поплатился бы за это жизнью или рассудком...