Она молчала, водя пальчиками по обложкам книг. Я вздохнул:

— Если не хочешь разговаривать на эту тему, я попрошу тебя уйти. Мне не нравится происходящее, и ты начинаешь действовать мне на нервы. Извини за резкость. Я предлагаю тебе поговорить, как взрослые люди, а ты всё время уводишь разговор в сторону или вон молчишь.

— А если ты мне просто нравишься? — до сих пор она не повернулась ко мне. Всё так же рассматривает корешки книг. Слава богу, последние слова говорят за то, что случившееся ночью мне не приснилось, а она не лунатик. Я чертыхнулся про себя. Терпеть не могу такую манеру разговора.

— Ладно, не буду тянуть из тебя жилы. Не хочешь говорить о ночном происшествии — не надо. Это в конце концов твоё личное дело. Я о другом...

Меня прервал телефонный звонок. Я подумал, что кто-то разыскивает Марину, но ошибся. Позвонил Сергей Владимирович Телюпа. С недавнего времени третий заместитель генерала Мирошниченко. Полковник центрального аппарата КГБ.

Позвонил он сюда впервые. Да и вообще, я встречался с ним всего дважды. В первый раз — это было в начале лета 69-го года — он помог нам со сводной сестрой. Вытащил из одной неприятности, в которую мы с ней попали, гуляя в парке Сокольники в Москве. Тогда он ещё был старшим группы оперативников в чине майора КГБ.

Второй раз он появился, чтобы предъявить мне одну фотографию, сделанную в Ля Кабане и задать пару вопросов. Это было минувшей осенью уже здесь, в Иркутске.

После обязательных приветствий, Сергей Владимирович сказал, что вчера побывал в институте и там ему сказали о командировке Марины Михайловны. Теперь он просит о встрече меня. Я оглянулся на открытую дверь своей спальни, в которой оставалась Настя и вздохнул:

— Я бы с удовольствием, но вас к себе я пригласить не могу и выйти из дома тоже пока не в состоянии. У меня гостья, и я не знаю пока, как от неё избавиться. — последнюю фразу я произнёс не понижая голоса.

Ура! Сработало! Настя появилась в прихожей и, не глядя на меня, промаршировала к вешалке. Убедившись, что она принялась надевать обувь, я снова обратился к всё ещё смеющейся трубке.

— Она, кажется, уходит. Где вы предлагаете встретиться? Я бы предпочёл какой-нибудь ресторан, где можно было бы заказать шашлык. Что-то давно шашлык не ел. Как вы к такой идее относитесь?

— Я у вас в городе пока не ориентируюсь. Ты сам-то знаешь такие рестораны?

— Нет, тоже не знаю. С хорошим мясом сейчас везде проблемы. Ладно, подъезжайте ко мне. Шашлык мы с вами и здесь придумаем. Вам же наверно поговорить без свидетелей нужно?

— Правильно понимаешь. Тогда до встречи. Минут через сорок я у тебя.

Положив трубку я подошёл к вешалке и снял с крючка красный пуховик. Настя всё ещё возилась со шнурками своих ботинок. Очень уж они длинные у неё. Наверное, раза в два длиннее, чем нужно.

— Извини, что не предлагаю остаться. Один знакомый дядька из Москвы прилетел. Нам поговорить с глазу на глаз нужно.

— О чём?

— О видах на урожай маковой соломы в провинции Бадахшан. Это в Афганистане. Мы с ним при прошлой встрече не успели обсудить…

Заглянув в её непонимающие глаза, я фыркнул от смеха.

— Это была шутка. Не бери в голову, Настя. О чём он хочет поговорить, я и сам не знаю, но при посторонних он точно говорить не станет. Дядька очень серьёзный, поэтому скорее всего о чём-то серьёзном.

— Понятно… Саш, скажи, а вступительные сложно было сдавать?

— Ну так... Зависит от подготовки. Ты в медицинский собралась поступать?

— Угу, с самого детства хочу врачом стать. У меня и мама, и папа врачи. И бабушка тоже медиком была, пока на пенсию не вышла…

***

Речь и впрямь пошла о серьёзном. Даже об очень серьёзном. Пришлось тайком от своего гостя ментально связываться с Мариной, которая спокойно и весело попивала винишко в гостях у своей институтской подруги. Марина выслушала меня, подумала немного и решила не появляться у нас в Иркутске, предоставив мне право самостоятельно провести разговор. Она предупредила о том, что ни на какие уступки я идти не должен. Если ситуация начнёт выходить из-под контроля, я должен незамедлительно переправить в усадьбу на Уссури Наташку с Иванкой и исчезнуть из города самому. После всего этого я должен связаться с ней, а уж она решит, как поступить дальше.

Я сказал ей, что девчонки ушли в кино, и она попросила меня во всё время разговора с моим гостем присматривать за ними. Плохо будет, если их попытаются взять в заложники. Тогда придётся действовать решительно и предельно жёстко. В случае такой попытки я должен незамедлительно и безо всякой рефлексии по этому поводу любым доступным мне способом нейтрализовать своего собеседника и без промедления перенести её к нам в Иркутск!

21 марта 1971 г.

У него было шутливое настроение. Прямо у калитки он пошутил по поводу моей гостьи, о которой я ему по телефону рассказывал. Сказал, что если есть хоть малейшая опасность, то таких особ в дом лучше и вовсе не приглашать и добавил:

— Ничего, Саша, ещё научишься! Это даётся с опытом! Это уже высший пилотаж! Ну, веди, показывай...

Тишка выглянул из-за угла дома, но там и остался. Если бы я позвал, он, конечно же, подошёл бы познакомился с новым человеком, но я молчал. Мне было немного не по себе. Я не мог разобраться в причинах и от этого нервничал. Наверное, Тишка уловил эту мою нервозность. Он, вообще, паренёк очень чувствительный. Настроение Иванки чувствует, даже не видя её. Причём он может быть на улице или спать в своей будке, а она в это время находиться в доме или даже сидеть на уроках в школе! У них сродство душ.

Наш дом Сергея Владимировича не заинтересовал. Он облетел взглядом зал и тут же спросил, где мы с ним будем разговаривать. Под мышкой у него была зажата толстая кожаная папка, и я догадывался, что может в ней находиться. Наверное, опять всякие приборчики для защиты от прослушивания.

Так и оказалось. Я привёл его на кухню, где в судке под хромированной крышкой нас уже ждали свежие шашлыки, стояли две тарелки и лежали столовые приборы, он бросил на стол рассеянный взгляд, слегка улыбнулся, кивнул и устремился к окну. Там повторилась знакомая уже процедура. К стеклу была прикреплена на присоске небольшая, чёрная коробочка с миниатюрным тумблером. Тумблер щёлкнул, стекло беззвучно завибрировало на высоких частотах, но на сей раз этого Сергею Владимировичу было мало.

Он вытащил из своей папки серенький приборчик размером с коробку папирос «Беломорканал» с многочисленными разноцветными лампочками, включил его, на что тот отозвался негромким басовитым гудением, поднял его над головой и принялся неторопливо обходить кухню по периметру, поднося приборчик ко всему, куда он мог дотянуться.

Приборчик реагировал на некоторые вещи изменением тона звукового сигнала. Иногда Сергей Васильевич задерживался, чтобы рассмотреть какой-то предмет подробнее. Например, его почему-то заинтересовал наш электрический чайник, задняя стенка холодильника и висящая над обеденным столом трёхрожковая люстра. От чайника и от холодильника он в конце концов отстал, а вот с люстрой возился значительно дольше. Она этому приборчику решительно не нравилась! Он переставал гудеть, когда его к ней подносили, а начинал недовольно попискивать, а порой даже и похрюкивать!

Встав на табуретку, Сергей Васильевич ловко вывинтил из люстры все три лампочки, достал из папки миниатюрный круглый фонарик и внимательно изучил внутренности электрических патронов. Из одного он осторожно вытащил пластмассовым пинцетом причудливой формы какой-то предмет, формой и размерами напоминающий обыкновенную монетку в три копейки, тут же приложил к губам палец, спустился с табуретки, достал из своей папки круглую жестяную коробочку из-под леденцов, взглядом попросил меня открыть её крышку, и, когда требуемое было исполнено, достал из коробочки оказавшуюся там сложенную фольгу, развернул её, уложил в неё эту «монетку», тщательно завернул в фольгу, уложил свёрточек в коробочку, закрыл крышку, спрятал коробочку в папку и лишь после этого расслабился и даже улыбнулся. Впрочем, заговорил он со мной шёпотом.