— Ты здесь самый честный и искренний человек. Даже искренней меня. Правильно сделал, что их всех сюда привёл. От этого каждый из вас что-то потеряет, но что-то и приобретёт. Я думаю, в итоге вы все в выигрыше останетесь.

Потом он снова очень внимательно посмотрел на неё. И снова её жаром обдало. Нет, опять не так! У неё в груди и в животе от его взгляда как будто огонь полыхнул! Да, так будет вернее! Она потом до глубокой ночи всё гадала, что же он хотел сказать этим взглядом? А ведь он что-то сказать хотел!

А за ужином рассказала маме и бабушке, что случайно встретила на берегу того самого мальчишку, которому они все так аплодировали в Драмтеатре 7-го ноября. Бабушка оживилась и принялась её расспрашивать. Как звать, да кто таков, но она только вздохнула.

— Он очень быстро от нас ушёл, ба. Не успела расспросить. Знаю только, что звать его Сашей. По-моему, он года на два — на три младше меня. Классе в седьмом или в восьмом должен учиться.

Тут папа вмешался. Нахмурился почему-то и ответил бабушке.

— Его и в самом деле Сашей звать, мама. Саша Кузнецов. Он действительно младше Веры. Ему всего пятнадцать, но школу он уже закончил и сейчас учится на первом курсе медицинского. Его партнёршу, с которой он вальс танцевал, звать Екатерина Карташова. Она с ним в институте в одной группе учится.

Мама выслушала папу и хмыкнула:

— Откуда знаешь? Справки наводил?

Папа кивнул:

— Наводил. Вспомнил, как вы трое в ложе рыдали после их танца. Захотелось узнать, что за танцоры такие необыкновенные у меня в области из ниоткуда появились.

Мама усмехнулась:

— А почему хмуришься? Или с ними что-то не так?

Папа неопределённо пожал плечами, отодвинул подстаканник с недопитым чаем в сторону и полез в карман пижамы за сигаретами. Щёлкнул зажигалкой, затянулся, выпустил струйку дыма к потолку и лишь после этого ответил:

— С ними многое не так, но об этом как-нибудь в другой раз.

Всё ясно... Продолжения не будет! «В другой раз» или «как-нибудь в другой раз» всегда означает «не при ребёнке». То есть не при ней. Ну и ладно! Опять какие-то тайны!

Немного поспорила с бабушкой. Та заявила, что ничего особенного в купании в холодной воде нет. Она сама по молодости на Крещенье пару раз купалась в проруби. Мол ничего особенного. Так всякий сможет. Пришлось приводить её в чувство и давать отпор!

— Одно дело, ба, в стоячую воду на пару секунд окунуться, когда тебя люди со всех сторон окружают, которые, случись чего, помогут и из воды вытащат, а другое дело вот так, как он — в одиночку, против сильного течения, безо всякой страховки! Петька сказал, что видел, как он шестьсот метров до острова за тридцать секунд преодолел!

Папа поднял глаза к потолку, высчитывая. Пришлось ему помочь. Он не поверил, конечно же. Попросил принести бумагу и карандаш. Посчитали ещё раз вместе. Получили двадцать метров в секунду или семьдесят два километра в час. Бабушка с мамой рассмеялись, а папа только в затылке почесал. Не стал вместе с ними смеяться.

Сходил в свой кабинет, достал из сейфа карты Иркутска и его окрестностей и принёс в столовую. Нашёл нужную, расстелил её на кушетке и попросил показать то место, где они с ребятами сегодня были. Хорошо что запомнила номер дома, где они железную дорогу перешли. Иначе не нашли бы. Потом они линейкой мерили расстояние от нижней оконечности острова и до берега, посчитали с учётом масштаба и действительно получили шестьсот метров.

Бабушка стояла у них за спинами, а когда они вернулись к столу, высмеяла их. Она приводила те же аргументы, что и Стёпка. Мол рекорд мира в беге на сто метров составляет 9,9 секунды. Она такие вещи почему-то наизусть помнит. Заставила её посчитать на бумажке точную скорость бегуна. Когда услышала результат, откинулась на спинку стула и с победительной улыбкой изрекла:

— Ну вот, видите?

Тут уже папа не выдержал. Спрашивает хмуро:

— Что мы должны видеть?

— Человек не может плыть быстрее, чем бегает... — ну и далее почти слово в слово то, что Стёпка на берегу говорил.

На это особенно возразить было нечего, и они с папой промолчали. Кстати, Петруха и приврать мог. С него станется. Потом им с папой одновременно пришла в голову одна и та же мысль. Подошли к окну, отодвинули штору и лёгкую занавеску в сторону и посмотрели на Ангару. Папа даже послал её к себе в кабинет за биноклем. Посмотрели по очереди. Остров виден очень хорошо, но того бревна на противоположном берегу не видно. Рощица на острове его загораживает.

Жалко! Можно было бы в следующее воскресенье с балкона понаблюдать. Поставить стул, одеться потеплее и вперёд! Секундомер у них в доме тоже имеется. Им бабушка пользуется, когда закрывается в своей фотолаборатории. Она с его помощью выдержку для слабых негативов подбирает, когда фотографии печатает. Это её хобби! Увлекается она фотоделом. В ванной у неё постоянно новые плёнки на прищепках висят, сохнут.

Переспросила папу, как партнёршу Саши звать. Он повторил и в свою очередь поинтересовался, зачем это ей? Сказала, что хочет отыскать его в институте. Фамилия партнёрши ей нужна на всякий случай. Мол, его собственная фамилия — Кузнецов — очень уж распространённая. Студентов с такой фамилией в институте наверняка пруд пруди. На папин вопрос, зачем он ей понадобился, сказала, что хочет расспросить его подробнее о его предсказании. Услышав о предсказании, заинтересовались и мама с бабушкой. Пришлось пересказывать. Когда закончила, бабушка усмехнулась насмешливо:

— Глупости! Ты и сама прекрасно знаешь, что он прав. Тебе он для чего-то другого нужен. Симпатичный хоть?

Вздохнула и кивнула.

— Угу, симпатичный... Да, я знаю, что он прав, ба. Но это будет официальной версией на тот случай, если спросит, зачем я его разыскиваю.

— А на самом деле? — это мама спросила.

— Не знаю, мам... Показалось, что он что-то хотел мне сказать, но остерёгся при ребятах говорить. Или постеснялся...

Мама с бабушкой переглянулись, а папа почему-то ещё больше помрачнел. Побарабанил пальцами по столу и за новой сигаретой в сигаретницу полез. Обычно он так часто не курит. Посидел, помолчал и вдруг говорит:

— Будет о родителях тебя спрашивать, соври что-нибудь. Например, скажи, что мы с мамой инженеры, работаем в «почтовом ящике». Чем конкретно занимаемся, ты не в курсе. Чем-то секретным. Потом расскажешь, что он за человек. Меня он тоже очень интересует.

Бабушка глянула на него и серьёзно так спрашивает:

— То есть ты кое-что знаешь о нём, но Верке рассказать не хочешь?

— Не могу, мам... Единственное, что могу сказать, это то, что он юноша неплохо воспитанный и добрый. Пожалуй, несколько эксцентричный, но его можно не опасаться. И против их встречи я ничего не имею. Тем более, что вряд ли они больше одного раза встретятся. Слишком уж разные они...

1 марта 1972 г.

Этот разговор состоялся вчера вечером, а сегодня она пришла в мединститут прямиком из школы. Зашла в просторное фойе и сначала растерялась. Народу много, все куда-то бегут, шумно, много суеты. Даже не знаешь, с чего начать.

Отошла в сторонку, постояла, понаблюдала, немного обвыклась и решила начать, как в театре, с гардероба. Пошла и сдала зимнее пальто, шарфик и шапку. Потом отошла к зеркалам и невозмутимо поправила причёску. Подняла с пола портфель, огляделась, заметила стоящую возле массивной колонны девушку и направилась к ней.

Девушка никуда не бежала. Стояла, опираясь спиной о колонну, грызла среднего размера зелёное яблоко и читала конспект. На шум и суету вокруг себя она не обращала никакого внимания. Видимо, была очень увлечена. Настолько увлечена, что пришлось два раза обратиться, причём громко, чтобы она оторвала глаза от тетради и подняла их на неё.

— Простите, девушка, — в третий раз начала Вера, — я ищу одного студента, но не знаю с чего начать...

Девушка кинула взгляд на свои наручные часики и вздохнула: