— Поняла, поняла! Что ты меня снова, как маленькую, учишь!

— А ты как хотела? — фыркнул он, — Скажи спасибо, что я с тебя расписку о неразглашении не беру! Ты сегодня уже столько всякого услышала, что если в Госбезопасности узнают, они всерьёз задумаются над тем, не устроить ли тебе автокатастрофу. Я не шучу. Это всё очень и очень серьёзно.

Она поставила последнюю чашку в сушилку, закрыла воду и сняла с крючка посудное полотенце. Вытирая руки спросила:

— То есть в КГБ знают о тебе?

— Естественно! Ещё раньше, чем в Ватикане узнали. Присматривают издалека.

— Плохо, значит, присматривают! — усмехнулась Вера, вешая полотенце на крючок, — Что ж они попа этого прозевали? И Петра Анисимовича. Кстати, кто он таков?

— Один пенсионер. Бывший работник городской прокуратуры. Очень любопытен, очень хорошо информирован, имеет кучу знакомых в самых неожиданных местах. Знаешь, что такое «полезный человек»?

Она кивнула:

— Ещё бы! Не забыл, кто у меня отец?

— Не забыл. Ну вот, Пётр Анисимович и есть такой «полезный человек» для тех, кто облечён властью. Не удивлюсь, если твой отец с ним тоже имел дело или, по крайней мере, знает о его существовании...

— Ну так сдай его в КГБ. Чего ты стесняешься? Я представляю, что может начаться, если слух о тебе в народе пойдёт. Это ведь и до баррикад может дойти...

— Сдать в КГБ? Можно, конечно. Но сначала я хотел бы дать ему шанс. Он дядька-то не злой. Любопытный, болтливый, но не злой. В КГБ ему могут шею свернуть. Или так напугают, что он в психопата превратится. Не хочу я этого...

— Погоди! — она даже остановилась, поражённая новой мыслью, — Мне только сейчас в голову пришло! Получается, мой папа о тебе тоже знает? Я имела в виду не только то, что ты лечить умеешь...

— Кое-что знает, но не очень много. Ему довольно подробно рассказали о событиях лета 69-го года в Магадане. Там до баррикад дело не дошло, но войска вводили.

— А что там случилось?

— Долго рассказывать...

— А ты кратко!

— Кратко? Если в двух словах, то народ испугался, что меня убили. Видели, как меня с берега моря несли. Местное жульё порешило меня убить. Мешать я им начал. Нашли стрелка, вооружили его, он меня выследил и сделал один выстрел. Пуля мне под левую лопатку угодила. Кровищи довольно много было, вот бабы местные и ударились в панику, а их мужья и сыновья начали искать виновных. В итоге, шестнадцать трупов и пара сотен раненых. Я не знал, а, оказывается, местные меня к тому времени Спасителем окрестили. Как Иисуса Христа. Я там кого-то от смерти спас, кого-то вылечил, кому-то по-другому помог... Старался шифроваться, но меня всё равно вычислили. Слушок пополз, а тут этот стрелок.

---------

1 - речь идёт о событиях, описанных в романе "Гарант".

Ей жутко хотелось пить! Едва скинув пуховик и сбросив как попало валенки, она кинулась на кухню. Мама и бабушка накинулись с расспросами, но она лишь головой помотала, открывая дверцу холодильника. Чертыхнулась про себя, не обнаружив там открытой бутылки «Ессентуки». Бежать за новой бутылкой в кладовку не хотелось, поэтому она просто вернулась к мойке, открыла кран, выждала пять секунд, наклонилась и, обжигая губы ледяной водой, напилась. Выпрямилась, облизала губы, вытерла их рукавом свитера и снова наклонилась к струе воды. Оказывается, ещё пить хочется...

В кухню вернулась мама. Поставила на стол принесённую из кладовку бутылку минералки и полезла в посудный шкаф за открывашкой. Бросила ей,

— Не пей из-под крана! Горло простудишь!

Она только кивнула молча. Уже не пила, а просто охлаждала губы. Они у неё тоже горели. Бабушка спросила,

— Чего ты так долго? Мы волновались. Папа уже хотел машину за тобой посылать...

Выпрямилась, закрыла воду, развернулась к ней и вытерла губы.

— Гуляли по городу, ба.

— Могла бы и позвонить! — поджала губы бабушка. Она всегда так делает, когда чем-то или кем-то недовольна. — Или по пути автоматов не встретилось?

— Не получилось, ба. Извини.

Не любила она врать бабушке, а сегодня, пожалуй, придётся. Сашка непременно узнает, если она проболтается. Испугалась она сильно, когда они вдвоём навестили этого дурацкого Петра Анисимовича. И потом испугалась, когда они с Сашкой остались вдвоём у них в подъезде под лестницей. Себя испугалась. Своей смелости и решительности. Впрочем, лучше по порядку...

***

Они ещё одевались в тесной прихожей той квартиры, где Сашка её лечил, когда начались первые чудеса. Он оделся первым. Наблюдал за ней какое-то время, а потом глянул на свои наручные часы и нахмурился. Пробормотал мрачно:

— Даже если мы к нему на такси поедем, потратим как минимум час. Это если такси быстро поймаем. Он на левом берегу живёт. Довольно далеко от моста...

Она хмыкнула, поправляя перед зеркалом свою красную вязанную шапочку:

— Ты знаешь какой-то другой, более быстрый способ?

Ей казалось, что она задала риторический вопрос, но к её удивлению он ответил.

— Знаю. Ты, главное, помалкивай потом.

— Не начинай снова! Что за способ? Всё, я готова! Пошли?

— Постой! Другой дорогой пойдём...

Сразу после этих слов рядом с закрытой дверью, как раз на том месте, где висело зеркало, в которое она только что смотрелась, часть стены пропала. Открылся довольно высокий прямоугольный проход в какое-то полутёмное помещение. Оттуда пахнуло кошками, табачным дымом, разогретым подсолнечным маслом и жаренной рыбой.

— Что это? — она отступила на полшага назад и невольно перешла на шёпот. Саша одобрительно кивнул, приложил палец к губам и тоже шёпотом ответил. — Нам туда. Это подъезд дома, в котором живёт Пётр Анисимович. Давай, проходи, не задерживай! Я следом...

Оглянулась на него, кивнула и нерешительно шагнула вперёд. Постояла пару секунд прямо на пороге, присматриваясь и принюхиваясь, снова оглянулась на Сашу, дождалась нового одобрительного кивка от него, собралась с духом и сделала шаг в чужой подъезд.

Саша выключил свет в прихожей и перешёл к ней. Проход за его спиной беззвучно исчез. Им пришлось переждать. Почти сразу вслед за этим послышались приглушённые голоса, заскрипела дверная пружина наружной двери, что-то стукнуло во внутреннюю дверь, и она распахнулась. В подъезд зашли двое — мужчина и женщина. Судя по голосам — молодые. Негромко переговариваясь о сюжете какого-то фильма, они быстро поднимались по лестнице.

Дождавшись, когда их голоса стихнут, они оба вышли из-под лестницы и тоже зашагали вверх.

— Какой этаж? — негромко спросила она.

— Третий, дверь направо.

— Лишь бы дома оказался.

— Дома он, не сомневайся. Постой-ка...

Они остановились на промежуточной площадке между вторым и третьим этажом. Саша прислонился спиной к подоконнику.

— Нужно кое-что тебе объяснить.

— Что?

— Какое сегодня по-твоему число?

— В смысле? Что значит «по-моему»? — удивилась она. Даже рассмеялась, настолько неожиданен был вопрос. — Третье, разумеется. Третье марта. А по-твоему какое?

— Сегодня 27 февраля, — и, не давая ей вставить слово, продолжил. — Мне нужно поговорить с ним ещё до того, как он встретится с архиепископом Виталием. Поэтому мы с тобой перешли в недалёкое прошлое.

У неё заколотилось сердце, когда поняла, что сказанное им никакая не шутка. Саша, наверное, что-то такое почувствовал. Оторвался от подоконника, положил руку ей на плечо, заглянул в глаза и погладил рукав её пуховика. От этого она тут же начала успокаиваться. Облизала пересохшие губы, тихонько откашлялась. Промямлила:

— Ну ладно... Двадцать седьмое, так двадцать седьмое. Спасибо, что предупредил. Пошли дальше? Постой! А как же?... Двадцать седьмого февраля вечером я была дома. Я точно помню! Меня родичи не хватятся?

— Не хватятся. Ты и есть дома. Валяешься на кушетке в своей спальне с фразеологическим словарём английского языка. Пытаешься зубрить, но у тебя плохо получается. Тебе музыка из магнитофона мешает. Больше не нужно вопросов. Над ними ты потом сама подумаешь. Пошли!