Сони часто заморгала в недоумении. А Камал затушив сигарету, бесцеремонно расстегнул рубашку и, стянув ее, швырнул на пол.

— Что… Что ты делаешь? — насторожилась Сони.

— Неужто, не видишь?

— Не-е-ет… ты не посмеешь… — с тревогой смотрела она на него.

Камал ничего не ответил, но она заметила блеск в его глазах, напрягшиеся плечи и выпуклость между бедер, откровенно говорящую за себя. Сони потихоньку начала отодвигаться от одного края кровати к другому, в надежде ускользнуть от него.

— Камал! — нервно сглотнула Сони и замотала головой, — Ты не посмеешь… Ты не можешь… Ты не сделаешь этого… ты… ты… ты не осмелишься так поступить со мной…

Страх незаметно подкрадывался к ней, обдавая холодком, обволакивая и обуревая ее. Нервно сглотнув слюну, она издала тихий хрип, и дрожь пробежала по всему телу, остановившись на кончике языка.

— Джимми… может войти…

— Он спит сном младенца, — без эмоции ответил Камал и сделал медленный шаг в ее сторону, нарочито растягивая время и наблюдая за ее растерянностью и попыткой убежать.

— Да в конце то концов, ты не имеешь права…

— У меня права и привилегии сильнейшего…

Сони попыталась встать, чтобы отстраниться, но не тут-то было, Камал успел схватить ее за руку и повалил навзничь на кровать, пригвоздив ее своим телом, он протяжно, томно произнес:

— А ты? Чем ты можешь похвалиться?

— Камал, пожалуйста… — тревожно пролепетала она.

— Чем? — протяжно прохрипел Камал, её аромат сводил его с ума.

Дымка натянулась на глаза. Его накрыло вожделение. Феромоны, что он вдыхал, отключили в нём тормоза. В игру вступили животные инстинкты, от предвкушения окунуться с головой в этот приторно-вязкий дурман.

— Ничем и ты это знаешь! — парировала Сони.

— Ответ неправильный, — не унимался Камал. — Не смущайся, скажи, чем?

— Камал, прошу, прекрати…Отпусти меня… Мне больно…

— Я жду ответа, Сони, — Камал смотрел на неё изогнув бровь.

— Нет никакого ответа… — выпалила Сони.

— Опять не то. Придется тебя наказать, — он сжал ее в своих объятиях и прильнул к пульсирующей жилке на шее.

— Прекрати… пожалуйста… — дрожь сквозила во всем теле Сони, а не только в ее голосе. Она упиралась кулачками в его мощную грудь, а глаза наполнились слезами от бессилия, — Камал… прошу тебя… только не это… прошу тебя… только не так…

Он крепче сжал ее отбивающиеся ноги к кровати, и раскинул над головой руки, скрепив на запястьях так, чтобы она не могла пошевелиться. Затем поглаживая руки и нежно целуя плечи, прошептал:

— Я жду, Сони…

Страх уже клокотал в горле, готовый вырваться хрипом загнанной жертвы. Но в тоже время необъяснимые ощущения овладевали ею, бросая Сони то в жар, то в холод. Она пыталась сопротивляться, но Камал так умело пригвоздил ее к кровати, что она не была в состоянии шевелиться, даже дыхание давалось ей с трудом, отчего казалось прерывистым и с хрипотцой.

Слегка приподнявшись, он взглянул ей в лицо, но дурман пеленой осел на глаза, затуманивая взор. Обострилось осязание. Вся видимость померкла перед его глазами. Он лишь мог чувствовать. Ощущать тело желанной женщины, подмятой под себя. Подушечки пальцев покалывали. И лишь касаясь ее, он снимал эту боль с пальцев, что разбегалась мурашками по всему телу. Пронзала его насквозь электрическими разрядами.

— Сони??? — прохрипел Камал, не скрывая своего дикого желания.

Не в силах смотреть на него, она отвела взгляд, но Камал свободной рукой взял за подбородок и, повернув к себе, прильнул к ее распухшим губам, которые она искусала, пытаясь подавить слезы и всхлипывания. Лаская губы, он старался раздвинуть преграду ее зубов, предвкушая сладкое погружение в глубины сочного рта, предвещающие наслаждение. Но прочный барьер был непроницаем, Сони плотно сжала зубы, не впуская и не отвечая на его ласку.

Поцелуй за поцелуем он ласкал ее лицо, шею и остановился у мочки уха. Он знал, что эта чувственная ласка, которая сильно заводила ее, возбуждая и заставляя извиваться всем телом. Просунув руку под свободную футболку, он с наслаждением ощутил ее свободную от лифчика грудь. Прильнув к мочке уха, он нежно ласкал и теребил розовый бутон соска, затвердевшего под его рукой.

Тело отзывалось на его ласку. И он зарычал от удовольствия.

Слезы горечи брызнули из глаз Сони. Искусав губы до крови, она срывающимся голосом произнесла:

— Я возненавижу тебя, если ты сделаешь это… прекрати мучить меня… остановись …

— Это не ответ… а я все еще его жду… — не отрываясь и продолжая ласкать ее, томно прошептал Камал, — ты такая сладкая… меня выводит из себя одна только мысль, что ты даришь другим этот сок наслаждения…

Лаская ей груди и живот, он плавно опускался ниже к застежке обтягивающих джинсов. Наконец, нащупав ее, он с медленной, чувственной лаской расстегнул и погладил упругий торс, впиваясь в ее губы со вздохом в страстном поцелуе.

Слезы безнадежности катились по лицу Сони, не принося облегчения, а лишь наоборот, возродили в памяти кошмарную ночь, которую она так и не забыла за все эти годы. Она ощутила наяву мерзкие прикосновения грубых лап, самодовольно ухмыляющееся лицо Гарика, склонившегося над ней…

Панический ужас охватил ее до самых корней волос, и Сони дико вскрикнула не в силах больше сопротивляться:

— Не-е-ет!!! Пощади меня! Ради Бога, пощади…

Словно удар хлыста, остановил его этот душераздирающий крик.

Он приподнялся и взглянул на Сони: склонив голову на бок, она теребила губы, истерзанные до боли и крови, пелена слез застилала глаза Сони, разливаясь ручьем по подушке. На нее больно было смотреть, словно крик раненой птицы, вырвался из груди Сони стон в последней, отчаянной попытке выживания. Этот крик будто отхлестал Камала по щекам и привел его в чувство.

— Пощади… — жалобно повторила она, захлебываясь в слезах, но все же с большим усилием сдерживая себя от плача навзрыд, — умоляю… пощади…

Ослабив хватку, он отпустил ее запястья, после чего Сони закрыла лицо руками и тихо зарыдала, свернувшись калачиком.

Тяжело дыша, Камал в недоумении глядел на дело своих рук, в ужасе ощущая, до чего довел он Сони в порыве ненависти и похоти. Все чуть было не закончилось трагически. Но, вовремя опомнившись, он прекратил притязания, остановился. И это далось ему нелегко. Он чуть было… не совершил очередную глупость…

Быстро встав и отстранившись, намереваясь удалиться, он вдруг остановился, и, повернувшись к тихо всхлипывающей Сони, злобно бросил, озлобившись больше на себя, чем на нее:

— Я бы мог без труда овладеть тобой сейчас… если захотел бы, но…

«Но я не хочу, чтобы это произошло вот таким образом», — пронеслась в его голове мысль, однако вместо этого он процедил следующее:

— Но не хочу мараться, после всей швали, пред которой ты стелилась, как подстилка.

Хлопнув дверью, он быстро зашагал, даже не потрудившись извиниться за содеянное…

Оставив Сони рыдающей, Камал чувствовал угрызение совести, разрываясь между двух огней. Ему страстно хотелось прижаться к ней, вымаливая прощение, раскаиваясь за свою несдержанность и грубость. Однако, также сильно, им овладевали чувства жгучей ревности и неимоверной злобы, ввергающие его в пучину злодеянии и жестокости.

Вихрем влетев в гостиную и чуть не оторвав дверцу буфета, где хранились спиртные напитки, он схватил бутылку коньяка и залпом опустошил ее содержимое до середины прямо из горлышка. Жгучая жидкость горячей волной вливалась и распространялась обжигающей слабостью во всем теле. Опьяняющий огонь спиртного не ввергнул его в глубины забытья, он лишь отрезвил его своим холодным прозрением, раскрывая глаза на суть происшествия.

Он пригубил еще пламенной жидкости и в бешенстве швырнул бутылку об стенку. Та разлетелась на мелкие кусочки, но даже это не принесло успокоения его ошалевшим нервам. И тем более болезненному стояку, что требовал разрядки. Тогда он с диким хрипом замахнулся кулаком, намереваясь прошибить неприступную стену, но расшиб лишь костяшки пальцев, в которых раненые места побелели, и просочилась кровь. Но даже тогда душевная боль все еще заглушала телесные раны и продолжала терзать сердце. Прислонившись к стене спиной, Камал плавно сполз на холодный паркет, который также не мог охладить его пыл и принести облегчения. Склонив голову на ладони, он тихо пробурчал себе под нос: