— Сударь, я не мог ошибиться. Дама была опечалена и, по-видимому, из-за вас, — ответил Камал и, крепче прижав Сони, спросил ее, — я прав, дорогая?

— Что за фамильярность, сударь? — продолжал балагурить Евгений с нотками нетерпения. — Моя шпага в вашем распоряжении, в любой день и час!

— О-о, всегда готов к дуэли с такими выскочками, как вы!

— Ах, перестаньте паясничать, в конце концов, — еще больше раздражаясь, выпалила Сони. — Что здесь происходит? Что за комедию вы устраиваете?

Камал прыснул от смеха.

— Отпусти меня, — повторила Сони, чувствуя, как его мужской аромат сводит её с ума.

— Слушайте вы… сударь или как вас еще назвать, — разгневался Евгений, — если вы не понимаете по-хорошему, то я могу и по-плохому. Немедленно отпустите ее. Она не желает вашего общества, неужели не понятно?

— О Боже, только скандала мне не хватало, — закатив глаза, прошептала Сони. Она обвела взглядом окружающие их танцующие пар, которых, как оказалось, так завлекли трели мелодичных звуков, что окружающая их суета была ни по чём.

— Если ты не хочешь скандала, отправь его прочь, — начал раздражаться и Камал в свою очередь.

Сони взглянула ему в глаза, сверкая гневом, и обнаружила в его глазах уверенность. Она хотела испепелить его своим взором, но, отнюдь, получилось так, что она сдалась его напору, его требованиям. Она знала его — уверенность в его глазах, в его словах не давали повода сомнениям. Он мог устроить грандиозный скандал. О-о-о, она его хорошо знала! Она знала его отлично! Он был способен на все, что угодно, тот еще комедиант! И Сони ничего больше не оставалось, кроме как отправить Джона восвояси:

— Джон, оставь нас…

— Но… — воспротивился было Евгений, но в ответ Сони взмолилась:

— Пожалуйста, я прошу тебя.

Евгений стоял, как вкопанный, не понимая, как поступить.

— Ну ради меня, пожалуйста!

Сони смотрела на него умоляющим взором, и когда он оставил их, она обернулась к Камалу.

— Ты доволен?! — глаза ее метали молнии. — А теперь немедленно отпусти.

Но заиграла мелодия медленного вальса и Камал закружил ее в танце.

— Зачем же грубить, дорогая?

— Что тебе надо? — зло выпалила Сони

— Ну-ну, тише. А с ним ты была любезной. В чем же я провинился?

Они медленно и покорно совершали каждое па в такт музыке. Его ладони на её теле прожигали до мозга костей. Ей не хватало воздуха, стало трудно дышать. Кислороду было ничтожно мало в опасной близости от него. Волнение накатывало мелкой дрожью по всему телу. Необъяснимый страх накрывал Сони, нашёптывая о надвигающейся панике. Заставляя терять самообладание. Не сдержавшись, Сони со всей силы оттолкнула его и, вырвавшись наконец, поспешно начала удаляться из круга танцующих. Но Камал быстро догнал ее и вновь схватил своими цепкими руками.

— Отпусти! — прошипела Сони.

— Чем ты не довольна? — наивно спросил он.

— Ты и сам знаешь!

— Подскажи, что-то я не припоминаю.

— Отпусти! Грубиян! Не забывай — мы на людях! — тихо шипела Сони, стараясь не привлекать внимания танцующих пар.

— Пошли, — он потянул ее за собой на террасу, — поговорим наедине.

Сони смотрела по сторонам. Бессмысленно было искать чьей-либо помощи, иначе не избежать ей скандала. И Сони покорно засеменила за ним, цокая каблучками.

***

Двери огромного приемного зала выходили на широкую террасу, ограненную невысокой балюстрадой. Широкие ступеньки с террасы выводили на тропинку в сад с высокими деревьями.

Зал был полон народу, но терраса не уступала ему в количестве гостей и желающих полюбоваться на ночное небо в интимной обстановке затененной широкой завесой террасы. Посмотрев на влюбленные парочки, Камал потянул ее к тропинке.

Выведя Сони на тропинку, он потянул ее за угол к высокому ветвистому дереву, под которым пустовала удобная беседка.

Сумерки осели на город, и первые звезды засверкали в небесах. Дул легкий ветерок, принося с собой чистый благоухающий весенний аромат. Скамеечка была чуть поодаль от террасы и не очень заметна для лишних глаз.

Камал грубо толкнул Сони на скамейку, и, грозно нависнув над ней, процедил сквозь зубы:

— С каких это пор ты вдруг стала кусаться?! Грубиян, значит?! А раньше ты не жаловалась на это.

Сони слегка вскрикнула от неожиданности при падении на сиденье, и гордо вскинув голову, в тон ответила ему:

— Ненавижу тебя!

Взяв себя в руки, Камал выпрямился и притянул к себе Сони.

— Тебе лучше знать, каким я могу быть, не правда ли, крошка?! — прикоснувшись пальцами к ее гладкому подбородку, он повернул ее лицо в свою сторону, — Я могу быть и мерзким, и грубым, но… также могу быть и ласковым… Кому же, как не тебе, это хорошо знать?!

Его тяжелое дыхание обжигало её лицо. Страх начал обуревать ею, неизвестно по какой причине… то ли от его горящих глаз, налитых яростью и одновременно пронзающих страстью… то ли от неведомого жара, что раскачивал её на волнах давно забытых ощущений… пугающий до дрожи страх… и в то же время волнующий до умопомрачения… заставляющий её замирать и задыхаться до такой степени, что мелкая дрожь окатила её, вынуждая цепляться за его крепкие плечи.

От тесного соприкосновения тел стало трудно дышать. Словно в тесном объятии крепких мужских рук весь кислород был выжат, вытеснен за пределы их тел. Сони попыталась сделать глубокий вдох, но чуть не задохнулась от терпкого запаха силы и власти. Упираясь в его грудь локтями, она продолжала держаться за его плечи. Сони прерывисто задышала от дурмана и страха, одновременно накатывающих на неё волнами.

— Мне больно, — с трудом выдавила Сони, ее поясница ныла и готова была сломаться в его стальных руках, и Камал отпустил ее.

— Зачем ты привел меня сюда? Что тебе нужно? — спросила она, освободившись от железных тисков.

— Неужели ты не скучала? Ведь мы не виделись долгое время.

— Ты не оставил мне возможности для скуки.

— А я думал, ты будешь рада нашей встрече.

— Ошибаешься! Твое присутствие лишь…

— Что ж ты замолчала, продолжай.

— Лишь… лишь возрождает неприятные воспоминания.

— Так уж и не приятные, а, крошка?! Я вижу, освободившись от нежелательного мужа, ты жила припеваючи. Ха! Какой же по счету из хахалей этот твой недавний щегол?

Сони с отвращением посмотрела на него:

— Как же ты мерзок в своем цинизме?!

— Спасибо за комплимент. Я одариваю вас таким же, — ехидно усмехнувшись, Камал отвесил ей шутливо галантный поклон.

— Мне не о чем с тобой говорить. Мы все уже давным-давно сказали друг другу, — парировала Сони и развернулась, чтобы уйти.

— Нет уж, постой, — он схватил ее за запястье и процедил сквозь зубы, — нам, ой, как много есть, о чем поговорить.

Глаза Сони горели жестоким огнем и метали молнии, но его глаза также ярко блестели ей в унисон. Словно бог войны спустился на землю, и они пали пред его выбором, став жертвой предстоящей битвы. Напряжение витало в воздухе, окружив их ореолом, казалось, малейшее движение, и они вцепятся друг в друга, как кошки.

— Если б ты не запуталась в своих сетях лжи, мы могли бы избежать той трагедии в прошлом! — наконец первым произнес Камал и слегка толкнул ее, но не рассчитал силы, и Сони, не удержав равновесие, присела на скамейку, больно ударив локоть.

Вскрикнув от боли, она схватилась за больное место, и, растирая пальцами, бросила на Камала взгляд полный ненависти:

— Так значит, если нет виноватого, давайте его назначим?!

За пеленой ненависти Камал разглядел в ее взгляде глубокую боль и горечь. Внезапный прилив нежности толкал его в её объятия, чтобы утешить. Но какая-то глупая гордость распаляла в нем злобу.

— А разве нет?! Если б ты только всё рассказала сразу же… если б сказала, что малышка — моя дочь… Я бы простил тебе всё! Мы могли бы избежать того, что случилось.

— Как же легко обвинять кого-то? Ты всегда прав, Камал! Никто не может перечить тебе, даже я. Если бы, если бы! В чем ты меня упрекаешь? В чем? Моя вина лишь в одном, в том, что я безумно любила тебя!