Слышна барабанная дробь, что-то меняется на сцене, включаются яркие прожекторы, время выхода на сцену прозревшего парня. Вот он выходит, на глазах девственно-белая тряпица. Он улыбается в предвкушении, что увидит свою дорогую возлюбленную. Его рука тянется к повязке, и медленно стягивает ткань. Он щурится от яркого света, но, вот, зрение возвращается к нему, и что же он видит?

…

Звон металла от удара об плитку пола приводит меня в чувство. Виденье театра одной актрисы растворяется в реальности. Лоток с окровавленной ватой и обрезками ниток упал на пол, задетый моей рукой.

"Надо навести порядок, и поскорее уходить…"

Прибравшись в операционной, и сложив мусор в пакет, я оглядываюсь вокруг, не пропустила ли чего. В воздухе ещё висит солоноватый запах его крови, смешанный с антисептиком. Эти бытовые действия немного отвлекают от мрачных мыслей.

Тело бьёт мелкая дрожь, пока я иду к выходу, стараясь всё сделать правильно, и не выдать себя. Закрываю клинику и иду к машине. Мысль о том, что в пакете лежит вата, пропитанная кровью человека, которому я была готова отдаться, всего лишь пятнадцать минут назад, обжигает нутро как уксусная кислота.

Вязкая влага на трусиках — молчаливое свидетельство моей несостоявшейся неверности.

"Только благодаря ему, ничего не произошло… Кто ты такая вообще? Кто ты мать твою?"

Осознание правды словно обдаёт меня кипятком с головы до ног.

"Но это и есть я!!! Это мать вашу, и есть я, настоящая!!!"

Тот образ, который лепился с малых лет сейчас слезал с меня, как засохший кокон с новорождённой бабочки. Но миру явилось отнюдь не яркое трепетное создание. Медленно и робко расправила свои отвратительные коричнево-жёлтые крылья бабочка бражник. Вот они трепещут, и раскрываются полностью, обнажая странный пугающий узор на спинке — мёртвую голову.

"Сколько лет я жила не своей жизнью? Не рисковала, не делала того чего хотела, не любила по-настоящему… Я постоянно старалась подстроиться, угодить, войти в положение… Холила свой образ святоши… Но я не такая!"

Дрожащей рукой завожу автомобиль, и выжимаю педаль газа с сумасшедшей идеей.

"Я расскажу Матвею всю правду… Всю… Пусть он знает, кто я такая на самом деле… И если он не захочет быть со мной, я приму это с достоинством".

По дороге домой я проезжаю тату-салон, надпись на двери говорит о том, что там открыто. Шальная мысль посещает твою голову. Резко сворачиваю, получая вдогонку разъярённые сигналы, но теперь мне плевать. В этот вечер на моём теле появилась первая татуировка.

Ложусь спать впервые за много лет без чувства тревоги и мыслей, что сделала что-то неправильно. Место тату на коже печёт, но эта боль даже приятна, она говорит о том, что я ещё жива.

Вспоминая поцелуй с Макаром, я ни о чём не жалею, жить дальше не зная вкуса его губ было бы немыслимо. Засыпаю с едва заметной улыбкой на лице. Завтра у Матвея операция.

Утром звонит Матвей. Ещё пару дней назад я бы старалась держаться бодрячком, и лепетала о том, что всё будет хорошо. Но вчера родилась новая я и "старые одёжки" мне стали чертовски малы.

— Я переживаю настолько, что с горшка не слезаю практически, — вещаю я, прямо из туалета.

— Ого! Волнение так действует? — удивляется Матвей.

— Да, представь…

— Я тебя там не отвлекаю от важных дел?

— Даже врать не буду, я думаю ты слышишь эхо…

— Рад, что наши отношения вышли на новый уровень доверия, — посмеивается мужчина.

— Ты давай там, не подведи меня!

— Будет сделано! — с энтузиазмом отвечает Матвей.

— Целую тебя…

— А я тебя… Скоро увидимся… На этот раз по-настоящему, — многозначительно обещает Матвей.

Секунды тянутся как часы, часы — как световые дни, а день превращается в световой год. Я уже выпила столько корвалола, что он бы мог усыпить лошадь, а может и целый табун. Ближе к вечеру получаю входящий от Матвея.

— Привет, ну как ты?!

На том конце отвечает незнакомый мужской голос.

— Это доктор Сниткин.

— Добрый день Вячеслав Юрьевич…

— Матвей Сергеевич сейчас отходит от наркоза, ему тяжело говорить. Операция прошла в штатном режиме. О результатах будет известно после снятия повязок.

— Так он будет видеть? — затаив дыхание спрашиваю я.

— Результат пока не ясен, — уклончиво отвечает эскулап.

От этой фразы мне просто срывает крышу, даже выпитый корвалол не помогает.

— Слушайте, я сейчас очень стараюсь держать себя в руках. Но вы там не обалдели? Вам заплатили 6 миллионов!!! Чтобы что?

— Простите… Я, возможно, не ясно выразился. Ваш муж будет видеть, это однозначно. Вопрос в качестве зрения, его остроте и адекватности восприятия. Мы пока не можем судить о результатах операции.

— Я сейчас слышу какой-то невнятный бред, — рычу я в трубку.

— Вам нужно успокоиться. Главное, что зрение будет восстановлено, даже если частично. Это уже большой прогресс.

— Если этого не случится, я буду судиться с вами, пока не верну всё до копейки, а может и больше! — последние слова я ору в трубку, и нажимаю сброс, чтобы не наговорить лишнего.

"Вот же суки!!!! Прогнозы не ясны… Охуели в край!"

В какой-то момент я понимаю, что маты в твоей голове звучат голосом Макара.

"Интересно, как он?"

С момента нашего расставания мы ни разу не созванивались, и не списывались. Его номер находится вне зоны действия сети, а попросту — отключён. Скорее всего он уничтожил старую симку.

"Мне так не хватает тебя, засранец… Ты бы рассказал этим врачам, что почём… Но будь спокоен, я так просто не сдамся…"

С наступлением ночи понимаю, что уснуть не получится, и, не выпуская телефона из рук, досматриваю те серии "Друзей", что мы не успели посмотреть с Макаром. Периодически возникает ощущение, что он где-то рядом за моей спиной. На секунду становится легче, но наваждение быстро проходит, уступая место действительности.

Он бросил меня в самый трудный момент жизни. Мне придётся самой объясняться с Матвеем, сообщать ему новость про Оскара и о том, что его брат в бегах. Конечно я понимаю, что угроза жизни вполне реальна. Но эгоизм не даёт мне простить его, это же предательство чистой воды.

"Сгинь уже из моих мыслей!.. Уходя, уходи…"

Но отдалённый уголок создания понимает, что он уже не в мыслях, а где-то под кожей. Пульсирует среди кровяных телец, струится по замысловатой сетке капилляров. Пройдёт и миллион лет, а его дерзкая ухмылка будет являться мне во сне, нарушая земной покой. Самая острая, самая болезненная и сильная любовь та, которая не случилась…

Вязкий поток мыслей, заторможенный действием седативных, прерывает жужжание телефона.

"Входящий от Матвея!"

— Привет! Это ты? — схватив трубку дрожащими от волнения руками, выпаливаю я.

Слабый хриплый голос на другом конце еле слышно отвечает.

— Да, милая…

— Как ты? Боже… Я так переживала…

— Всё нормально. На глазах ещё повязка. Снимут через пару дней.

— Ох… Опять ждать, — разочарованно вздыхаю я.

— Ничего страшного, больше ждали, — пытается подбодрить меня мужчина.

— Это точно… Как ты себя чувствуешь?

— Отхожу от наркоза… Мутит, голова болит…

— А глаза?

— Есть неприятные ощущения, но в целом, терпимо…

— Скорее бы всё это закончилось, — вздыхаю я.

— Это точно. Как там Оскар? Скучает? Мак что-то вне зоны, опять куда-то завеялся?

От этих слов у меня дрожь по телу.

— Всё нормально, ждём тебя, — вру я.

— Надеюсь с ним всё нормально. Как же мне надоел этот пацан! Одна сплошная проблема!

"Ты даже не знаешь, что он избавил тебя от проблемы…"

Они оба ушли от вас. Как ступени ракеты, выводящей спутник на орбиту, отработали своё и отпали.

— Я так скучаю, — едва сдерживая слёзы, говорю я, голос срывается на хрип.