— Не, ты не из этих, что лепят такие до пиздецов длинные ногти… Не знаешь, они ваще как подтираются? — кажется я уже принята в стаю, раз мы заговорили о физиологических потребностях.

Сажусь рядом с Макаром, открываю банку и ловлю губами прохладный напиток.

— Не знаю… У меня никогда не было таких ногтей.

— Хер знает, зачем бабы делают весь этот лютый зашквар. Ногти, ресницы эти уёбищные, губы… Это просто пиздец, — он на секунду замирает и прищуривается, в его чертах явственно ловлю потрясающее сходство с Матвеем. — Стопэ… У тебя свои губы?

— Свои…

— Ну-ка дай попробую, — он подаётся ближе ко мне, но я останавливаю его рукой, упираясь в твёрдую, как камень, грудь. — Ну, я должен был попытаться… А вдруг… Братану ты быстро дала.

— Ты такой мудак, — не могу сдержать улыбки от такой показной наглости.

— А ты крепкий орешек… С чётким орехом, — вот и комплименты подъехали. — Обычно хватает десяти минут и тёлка вылетает отсюда как пробка…

— Почему ты так делаешь?

— Пивас — топ, — он тянет пиво из банки, с шипением пропуская его сквозь губы, и делает смачный выдох.

— Не уходи от ответа, — не на ту напал, малыш.

— Я те нихрена не должен тут пояснять чё почём, — надменно парирует он, а мне только начало казаться, что с ним можно нормально поговорить. Но я не собираюсь сдаваться так просто.

— Твой брат мне очень нравится… Я не отступлюсь так легко, — чувствую, как щёки заливает румянец.

— Это потому, что тебя хорошенько отжарили. Пройдёт время, эта волшебная хуета развеется. И ты взвоешь, — выражение его лица меняется с расслабленного на жёсткое. — Ты не первая… И не последняя, — от резкой смены его настроения у меня дрожь проходит по телу, но я выдерживаю его тяжёлый взгляд.

— Я буду последней… Вот увидишь, — уверенно отвечаю я на его заявление.

— Посмотрим, — его лицо слегка смягчается.

— Посмотрим, — я готова принять его вызов.

Беру кусок пиццы из коробки и отправляю в рот.

— Ооо, нормальный такой заглот, — слышится едкий комментарий.

— Иди на хер, — отмахиваюсь от него как от надоевшей мухи.

— Я рофлю, забей, — он снова смотрит на меня озорными глазами подростка, будто и не было минуту назад той вспышки гнева.

— Так ты дашь мне наушник?

— Рил? Будешь смотреть? — кажется, он не верит своим ушам.

— Почему нет, — пожимаю плечами.

— Я думал, ты пися-королева и свалишь по-скорому, но ты ещё здесь… Ладно, держи ухо, — кажется я смогла слегка растопить лёд недоверия в его душе.

Погружаюсь в атмосферу мата, унитазного юмора и тупых подколов. Но спустя какое-то время, понимаю, что мне даже нравится эта вакханалия.

— Я почти влюбилась в Тамби…

— Ага, он красава… Одобряю…

Мы сидим так, ещё некоторое время, смеясь над дурацкими шутками в шоу. В какой-то момент понимаю, что начала клевать носом.

— Я уже пойду спать. Приятно было…

— Могло быть ещё приятней, но ты в отказухе, — Макар разочарованно цокает языком.

— Да, как ты там выразился, вкрашилась в твоего братана…

— Кинешь его, оторву башку, — опять этот металл в голосе и гроза в глазах под нахмуренными бровями, понимаю, что это шутка, но в ней есть и доля правды.

— Это рофл? — неуверенно спрашиваю я.

— Да, систр, я рофл! — он смеётся и тут же тень грозы опять падает на его молодое красивое лицо. — Но за него убью, — добавляет он, сверля меня взглядом.

— Тебе не придётся меня убивать. Я не кину его… Только если он сам этого не захочет, — мне хочется убедить мальчишку в том, что я не представляю никакой угрозы для них с братом.

— Рил? — его лицо смягчается на секунду, щёки немного розовеют, проглядывает детская мягкость в чертах.

— Рил, — зеркально отвечаю я. Он тянет мне кулак, я ударяюсь с ним своим кулаком и желаю спокойной ночи.

Матвей спит крепко, как младенец, раскинувшись звездой на кровати.

«А вот и мой любимый вид…».

Его ноги бесстыдно раскинуты в стороны, а простыня сползла, обнажая самую интимную часть тела. Даже в расслабленном состоянии он выглядит внушительно. Снова чувствую нарастающее возбуждение.

«Так, уймись, Алина. Иначе ему придётся вызывать реанимацию…».

Выключаю свет и устраиваюсь рядом. Окно в этой комнате завешено шторами блэкаут, Матвею нет особой нужды их открывать. Я оказываюсь в полной темноте и невольно задумываюсь.

«А ведь он всё время живёт во тьме…».

Протягиваю руку и нащупываю его грудь. Кончики пальцев скользят по гладкой коже с сексуальной растительностью. Вот его сосок, который сразу реагирует на прикосновение. Его рёбра, рельефная косая мышца на животе, ведущая к паху. Мои пальцы касаются волос на его лобке, ещё пара сантиметров и я натыкаюсь на его достоинство. Кончики моих пальцев нежно движутся по бархатистой коже и я чувствую, как он реагирует, наливаясь кровью.

— Новое нападение? — хриплым спросонья голосом шепчет он.

— Возможно, — лукаво отвечаю я.

— Возможно, я не выдержу новой атаки, — в голосе Матвея слышны нотки мольбы о пощаде.

— Сейчас в комнате выключен свет… И я, — он не даёт мне закончить фразу.

— Играешь в слепую?

— Развиваю свои ощущения…

— И как тебе? — чувствую его дыхание у самого виска, от этого по коже бегут мурашки.

— Необычно… Я чувствую то, чего не замечаю, когда смотрю глазами. Какая у тебя горячая упругая кожа… Волоски на ней… Мурашки, которые рождаются, когда я прикасаюсь.

— Ты напилась что-ли? — Матвей принюхивается. — Когда успела то?

— Макар дома… Я пила с ним пиво…

— Ты пила пиво с ним? Вы прямо сидели рядом и пили пиво?

— Мы чилили на расслабоне, — не могу сдержать дурацкий смешок.

— О Боже! Он что покусал тебя? Теперь ты говоришь на дегенератском? — Матвей начинает хохотать.

— Олдам не понять… Ты не в теме, — тут мне не хватало икнуть для пущего впечатления.

— Иди-ка сюда, дам тебе по жопке за такое. Это кого ты назвала стариком, а? Повтори…

— Ты олд и бумер… Мазафака, — кажется, меня уже не остановить.

— Ах ты маленькая пьяная жопка, — он прижимает меня к себе и запускает руку под футболку, овладевая моей грудью. Его пальцы сжимают мой сосок, заставляя невидимую пружину в животе сжиматься.

Издаю сладкий стон, прижимаясь ягодицами к его возбужденному члену. Он захватывает губами моё ухо и проникает в него языком, вызывая волну мурашек.

Стягиваю футболку и отдаюсь во власть его рук, в полной темноте, как и он. Ощущая его каждой клеточкой своего тела, слыша его каждым рецептором уха. Как будто Всевышний ещё не создал Вселенную и мы просто духи, мечущиеся в темноте. Всё исчезло, остались только мои ощущения и эмоции, волны удовольствия накрывают меня с головой.

— Ну как тебе "слепой" петтинг? — спрашивает он, когда всё закончилось.

— Вот бы ты просто взял, и заткнулся сейчас, — шепчу я на выдохе и взбираюсь на его влажную от пота грудь, которая вздымается от толчков сердца. Под сладкую музыку его сердцебиения почти сразу засыпаю с улыбкой на губах.

Сквозь узкую щель между шторами пробиваются яркие лучи солнца и, мягко касаясь кожи, будят меня.

«Боже, где я?».

Спросонья я не сразу понимаю, где нахожусь. Но ощутимая боль в мышцах спины и ног, а ещё его запах на простынях, напоминают мне о событиях вчерашней ночи. Матвея рядом нет. Беру его подушку и зарываюсь носом в наволочку, наслаждаясь любимым ароматом. Поглаживаю простынь рядом с собой, на той стороне, где он спал.

«Поздравляю, Алиночка, ты окончательно свихнулась…».

Спрятав лицо в подушку, тихо рычу с досады, что так быстро и безоглядно влюбилась в практически незнакомого человека.

«Ну и чёрт с ним… Толку, что я знала Макса больше пяти лет… Я хочу этого мужчину… И будь, что будет…».

Натягиваю футболку и выхожу из комнаты, следуя на запах свежесваренного кофе. На кухне меня встречает идиллическая картина в которой Макар, во всём своём брутальном великолепии, жарит блинчики.