— Ганеш, а сколько меня не было — спросила и тут же внутренне содрогнулась. Ганеш на пальцах показал восемь. «Восемь дней?» — с замиранием спросила

— Да-да — закивал Ганеш

— Уф, с этими храмовниками могло быть и лет, — подумала я, вспомнив историю Рип Ван Винкля, проспавшего 20 лет в Катскильских горах и спустившегося оттуда, когда все его знакомые умерли.

Восемь дней — это ещё ничего, хотя Рыжий, наверняка сходит с ума.

— Ну что же Ганеш, я получила то, что хотела, теперь мы можем идти, — сказала я, и мы пошли, вот только я ещё не знала, что впереди нас ждёт Мост Веры.

Когда мы подошли к другой стороне долины, нам открылся вид на ущелье, чёрт его знает, какой глубины, потому что видно не было, только долетал шум реки, и нам предстояло перейти это ущелье по мосту, длина моста составляла примерно восемьсот метров, может, чуть больше. А сам мост представлял собой три каната, два из которых были натянуты по верхнему краю, а один по нижнему.

Я вот ни разу не альпинист и не экстремальщик, но вариантов не было. Или мы идём или… Вот не было вариантов. Очень хотелось пить, но, к сожалению, воды с Ганешем мы так и не нашли, он и так уже сутки был без воды, до этого, умудрившись растянуть мою бутылку на неделю.

Ганеш, видя, что я никак не решаюсь ступить на «мост», надел мой рюкзак и пошёл первым. Мне даже смотреть страшно было на то, как он шёл. Надо было дождаться, когда он сойдёт с моста, потому что мне казалось, что если мы будем идти вдвоём, то верёвки раскачаются и тогда я точно не смогу удержаться.

— Ну почему? Почему, как только я приняла решение и сделала выбор — жить и любить, почему на моём пути снова препятствия?

Так прошло примерно двадцать минут. Надо идти — подумала я. Вот и вера, я же верю, что в моих силах исправить то, что я натворила и только от меня сейчас зависит, останется ли жить барон, племянница Изы, Дулька и все остальные. Всё, пошла.

Я ступила на этот «мост», нижний канат буквально «впился» в мои стопы, как же это больно! Руками я вцепилась в верхние канаты, и постаралась сделать первый шаг. Как там по телевизору советовали — не смотреть вниз, если идёшь над пропастью. И глаза же не закроешь! И так и тянет взглянуть, а что там, внизу! Мне показалось, что прошёл час, пока мне удалось сделать первый шаг, и я поняла, что если я не начну двигаться, то быстро устану и не смогу пройти, и тогда мне придётся остаться на «этом берегу» ещё на ночь, а с этим непонятным храмом, я уже и не знаю, что от него ждать. Я больше не хочу получать ответы. Спасибо, столько получила, что как бы не обляпаться.

Что мне поможет? Точно, песня! И я запела — Эх, спасибо Владимир Семёнович* (В. С. Высоцкий — Российский поэт «Натянутый канат»)

Он не вышел ни званьем, ни ростом;

Не за славу, не за плату,

На свой необычный манер

Он по жизни шагал над помостом

По канату, по канату,

Натянутому, как нерв. Посмотрите — вот он без страховки идёт.

Чуть правее наклон — упадёт, пропадёт!

Чуть левее наклон — всё равно не спасти!

Но, должно быть, ему очень нужно пройти четыре четверти пути

Что помнила, то и пела, хорошо помнила только первый куплет и припев

Чуть правее наклон — упадёт, пропадёт!

Чуть левее наклон — всё равно не спасти…

Но… спокойно — ему остаётся пройти всего две четверти пути.

Пела и шла. И вот уже вижу на том краю Ганеш и Рыжий, и Рыжий порывается ринуться мне навстречу, но Ганеш, вот же умничка, его не пускает. У меня открылось второе дыхание, и я, так и не поняв, как мне удалось преодолеть последние несколько метров, упала на руки Рыжему.

— Слава богу, вы живы! — Рыжий тискал меня как котёнка

— Жива, жива, — позабыв про всякую конспирацию — отвечала я, — и очень хочу пить, и есть, нет, я хочу жрать. И вообще, хватит меня ощупывать, всё со мной в порядке. На самом деле на руках была кровь от мозолей, на стопах тоже, но в момент встречи, когда я поняла, что всё, на сегодня страсти закончены, мне действительно казалось, что всё со мной в порядке.

Оказалось, что возле моста Рыжий был один, проводник и охрана ждали нас внизу с лошадьми

— Леди Изабелла, вас не было восемь дней — говорил мне Рыжий, когда мы, уже поев, присели пить чай, который Ганеш заварил тут же в котелке. Мы решили, что спускаться будет утром, потому что, мне будет сложно преодолеть спуск, в сумерках, да ещё с травмированными ногами.

Я рассказала Рыжему про то, что со мной произошло в храме. Он сразу мне поверил, он вообще всегда мне верил и надо сказать, такая преданность поначалу меня немного угнетала, но теперь я привыкла, потому что поняла, что весь этот мир на этом держится. Вот и то, что происходит с Корцией, оказавшейся без настоящего короля, лишь подтверждает это. Люди везде одинаковые, и если в моём мире сила государства определялось тем, что государство имело право на насилие и тем поддерживало законы и порядок, то здесь всё держится на привязке через энергию, силу, которая сохраняет силу клятв.

— И что теперь? — спросил Рыжий, — вы больше не желаете наказать Сторми и Виартье?

Я подумала и поняла, что ещё как желаю, но теперь я сделаю это по-другому. Если в нашем с Марой плане всё должно́ было гореть и рушиться, то после того, что я увидела в храме, я поняла, что это не мой путь. Я хочу жить и любить, и хочу, чтобы у других тоже была такая возможность. Прости, Мара, но я не хочу как ты, выжечь в себе все чувства и желания. Ты хотела, чтобы Георг никогда не стал королём, он не станет, это я тебе обещаю! Ты хотела, чтобы Сторми ответил за своё вероломство — он ответит, а мне ответит Виартье, за всё, за семью Градиент, за потерянную юность и жизнь Изабеллы и за мои личные годы в тюрьме Рок. Обещаю!

— Планы немного меняются, Скандр — вслух сказала я — Мы всё равно едем в Корцию, и в там на берег сойдёт графиня Кеймада-Гранди. Но мы едем не на зимние сезоны, которые сейчас вряд ли возможны, мы поедем к… герцогине Горевой.

Добравшись до гостиницы в Пратихаре, я с наслаждением залезла в местную ванную, которая больше напоминала бассейн. Потом визит лекаря, мне поменяли повязки на руках и ногах, кстати, на руках уже практически всё зажило, и я ещё раз поразилась своей регенерации.

Я села писать письмо, адресованное герцогине Горевой от господина Фам, владельца банкирского дома Фоам и Сын.

Дорогая и многоуважаемая леди Горева, герцогиня!

Вспомнив о том, что вы милостиво предложили обратиться к вам в случае крайней необходимости, я решился это сделать. В данный момент я нахожусь далеко от Корции и Алдоны, в прекрасной Панчале. Но сердце моё разрывается от горя, что страна, на которую я возлагал большие надежды, сотрясается в огне Гражданской войны. Когда я помогал вам в поиске информации по нашему делу, я и представить не мог, чем всё это может закончиться. Поэтому я вижу только один выход. Помните, мы с вами говорили про мою приёмную дочь — Изабеллу. И вы очень хотели, чтобы она побывала у вас в гостях. Мне удалось организовать так, что у Изабеллы есть Корцианский титул, не спрашивайте, как, пусть это останется моим секретом. Изабелла графиня Кеймада-Гранди. И я отправляю её в Корцию и рассчитываю на то, что вы о ней позаботитесь. У Изабеллы неограниченный креди́т в моём банке, но она ещё очень молода, поэтому вверяю её ваши надёжные руки и верю, что вы с ней вместе найдёте как всё исправить.

Вместе с письмом шлю вам драгоценные камни с Панчальских рудников, уверен, что не огранёнными они точно дойдут до вас. Уверен, что с вашим вкусом вы сумеете найти ювелира, который сделает вам прекрасные украшения.

Искренне ваш,

Г-н Э. Фоам

Конец 1-ой части

Раньше я не встречалась с герцогиней Горевой, и она тоже не имела возможности видеть меня, ну во всяком случае после того, как в теле Изабеллы Градиент оказалась я, Изабелла Данилова. Всю переписку с ней я вела от имени якобы приёмного отца Изабеллы или от имени её сводного брата, родного сына владельца банковского дома. В логистике переписки важную роль играл Гастон Папир, который взял на себя обязанности передачи важных и опасных документов.