— Wie gibt es kein Geld? (Как нет денег?) — глава банка Данциг кричал, понимая, что криком делу не поможешь. Его помощник вытирал лоб клетчатым платком, но ничего не менялось. Только что, во все банки Ганзы пришло телеграфное уведомление о банкротстве алдонского банка Фоам энд Сан. С учётом того, что кредиторы не могли платить, потому что ни один корабль так и не вернулся с товаром, это был крах.

А в это время в королевской резиденции Любека

— Ваше Величество, девочка пропала — дрожащим голосом докладывал барон фон Штафф — она просто исчезла.

— Кто-то ещё пропал?

— Да, вместе с ней пропала её гувернантка и ещё несколько слуг

— Чёрт знает что! Б… какое-то — у короля Франца, не было слов, поэтому Алексей Петрович пришёл на помощь.

— Ваше Величество, какие будут указания? — барон не знал, что ему делать, и тихонько пятился к двери

— Идите барон и разберитесь, что у вас происходит, почему у вас в доме было полно́ чужих агентов

— К-как чужих? — на барона было страшно смотреть

— фон Штафф, а почему, вы думаете, исчезли слуги?

— П-почему?

— Потому что они выполнили свою задачу, идиот! Идите…вон!

Барон, пользуясь тем, что его послали, медлить не стал и шустро выскочил из кабинета короля.

Попаданец Данила — это всё он, думал король — вот же сволочь… а я как дурак, всю душу ему открыл…

Но долго предаваться размышлениям о подлом соотечественнике королю не дали

— Ваше Величество, беда, у нас больше нет банков, они объявили о банкротстве, — канцлер потерял свою обычную невозмутимость

— Позовите главу финансов — приказал король

— Его нет, уже искали, нет ни его ни семьи

Король прикрыл рукой лицо, вызывая в памяти то, о чём его ночью предупреждал Данил. Эт-то что, этот сопляк всё это устроил?

Вдруг снова распахнулась дверь и вбежал молодой телеграфист: — Срочное донесение для Его Величества

— Король пробежался глазами по телеграфной ленте, нахмурился и сказал: Поморское воеводство выходит из Ганзы…

В течение дня из Ганзы вышел Гронинген и Готланд.

Так, буквально за один день Ганзейский союз прекратил своё существование.

Мне хотелось прыгать как маленькой. Мы в Корции, Катрина со мной, Клаус, похоже, на меня не злится.

Было решено поехать к барону Туйскому, чтобы забрать его с собой в Ризу. Я не хотела больше оставлять Катрину. На следующей неделе должна состояться официальная коронация, правда, без жезла, но ничего мне хватит короны и меча.

Барон даже постарел за те дни, что мы занимались вызволением Катрины. Но когда он увидел девочку, лицо его осветилось такой неподдельной радостью, что у меня на глазах выступили слёзы.

За ужином, который больше напоминал тёплые семейные посиделки, приехал посыльный, судя по внешнему виду, кто-то из тайной службы. Они там все какие-то не запоминающиеся. Фредерик вышел, а когда вернулся в столовую, на лице у него было торжествующее выражение.

— Ганзы больше нет! — торжественно произнёс он, улыбаясь и восхищённо глядя на меня — Гронинген, Готланд, Поморское воеводство вышли из союза и отправили в Корцию запрос на установление торговых отношений и организацию посольств.

— А что Любек? — спросил барон

— Любек пока молчит, но достоверно известно, что уже две купеческие гильдии Любека перешли под юрисдикцию Готланда — всё так же широко улыбаясь ответил Фредерик

— Нам нужно в Брандт, — вдруг пришло осознание, что надо бы остановить Хавзара и товарищей «каперов» — надо поговорить с Гронингенцами

Но, почти уже вскочившую меня, остановили и сказали, что послание о приостановке «действий на море» Гронингенцам передано, Хавзар и остальные капитаны приглашены в Ризу на коронацию.

Хорошо, когда рядом есть надёжное мужское плечо — вдруг пришло осознание этого факта и от одного этого на душе стало ещё теплее.

После ужина мы ещё долго обсуждали Ганзу и рассказывали барону наши приключения. Потом я заметила, что Катрина начала клевать носом, и пошла уложить её спать.

Уложив, как мне казалось, уснувшую девочку, стала поглаживать её спинку, а она вдруг повернулась ко мне, открыла глазки и тихо сказала: — Иза, я люблю тебя…

— Катя, ты заговорила — у меня даже перехватило дыхание — Катя…девочка, сестрёнка…Я тоже тебя очень люблю, — обняла и гладила её по головке, по мягким волосикам, пока не почувствовала, что девочка снова засопела.

Уложила, и ещё долго смотрела на спящего ребёнка. Радость переполняла меня. Всё обязательно наладится, всё я делаю правильно.

Легла, но долго ворочалась, никак сон не приходил, мысли то о Фредерике, то о короле, который решил, что он бог. Поняла, что не усну, поняла, что хочу, чтобы меня обняли, поцеловали, наговорили мне милых глупостей. Встала… и пошла к Фредерику.

Фредерик тоже не спал. В его покоях горел ночник. Он сидел за столом и что-то писал. На нём были только рубашка и брюки, камзол валялся на кровати, и вид был такой устало-домашний, что мне сразу захотелось его обнять, но я не успела подойти, как Фредерик вскочил и встревоженно глядя на меня спросил — Иза, ты что? Что-то случилось?

— Да, Фред, случилось — сделав горестное выражение лица, произнесла я «убито» — никто меня не обнял сегодня ни разу и не поцеловал, — хитро улыбнулась и подняла на него «честные глаза».

Маркиз больше не стал тратить время на слова. Подхватил меня, как будто сам только и ждал, когда ему позволят это сделать. Первый поцелуй был полон нежности, Фред мягко обхватил мои губы, потом поднял меня на руки, сам сел на кровать. А меня посадил к себе на колени. Поцелуи становились всё откровеннее, вскоре я почувствовала, что на нём уже нет рубашки, а на мне сорочки, дальше всё было в розовом тумане с «единорогами».

Не помню, спрашивал он меня или я потребовала, чтобы он уже не останавливался, но когда мы пришли в себя, то я обнаружила себя обнажённой и совершенно счастливой, лежащей в объятиях Фредерика.

— Иза, любимая, прости, я не сдержался — начал оправдываться это «аристократ»

— Не прощу, если ты не перестанешь нести эти глупости с оправданиями — гладя его по спине и прижимаясь носом к груди, отчего у Фредерика вырвался стон, — я сама захотела и сделала, у тебя не было шансов отказаться, дурачок.

С утра на завтраке барон, как мне показалось, особенно строго разговаривал с Фредериком, а потом, когда мы уже выходи́ли грузиться в кареты, чтобы отправиться в столицу, экономка вынесла какой-то свёрток, который передала Фредерику и тот его, с величайшей осторожностью, упаковал в небольшой сундучок, который прикрепил к своему седлу.

Мы ехали в столицу. Впереди была коронация. Надеюсь, меня там ждут приятные хлопоты, по крайней мере, я была уверена, что радостным событием для меня станет свадьба Ивана и Канвы, но я ещё не знала, что в столице меня ждёт ещё одна встреча, с тем, с кем я бы предпочла больше не встречаться…

В замке герцогини жизнь кипела. Всё сверкало и украшалось. Шли приготовления к свадьбе. Оказалось, что пришло письмо от брата Канвы. Письмо пришло в ответ на письмо, которое я писала ему, рассказывая о том, что сестра его жива и её освободили. В письме брат звал Канву вернуться в Панчалу. Иван с Канвой решили почти сразу после свадьбы и моей коронации плыть в Панчалу. И теперь я за Канву была спокойна.

Тем более что поедет чета Горевых не с пустыми руками, а в сопровождении нового посольства Корции с документами об освобождении Панчалы от колониальной зависимости. Посол также повезёт договоры на поставки и сотрудничество с правящим домом Панчалы, а Канва внесёт свою лепту и вернёт императорские камни.

Я хотела съехать в свой дом, где пока жила Канва, но герцогиня так обиделась на это, что пришлось и мне, и барону Туйскому с Катриной остаться в замке Горевых. Глядя на Фредерика, который никак не мог оставить меня и всё оттягивал момент, когда ему уже надо будет уехать, как того требовали правила приличия, герцогиня сразу заметила перемены во мне и Фредерике.