Красиво. Мы стояли высоко. Если сравнивать с земными многоэтажками, то примерно девятый этаж. Я видела ровные лужайки, подстриженный зелёный газон, несколько фонтанов и много петляющих дорожек, ведущих к ним.

— Где же он… — нервно пробормотал Жевон. Неужели ждёт зрителей для этого скучного представления?

Я услышала звук, который ни с чем не спутаю. Позади открылся портал. Мне не пришлось долго гадать, кого же там принесло, потому что меня тут же развернули по направлению к прибывшему.

Белые волосы, небесно-изумрудные глаза, короткая, едва заметная щетина, сурово поджатые губы…Теперь на нём блестел доспех, делая его мощную фигуру ещё крупнее.

— Отпусти её, она ни в чём не виновата, — нет, я виновна, что полюбила тебя.

— Как ты смеешь обращаться к своему императору! На колени, и может, я пощажу тебя и твою шлюху, — Жевон вытянул перед собой мой кулон. Шарик раскачивался туда-сюда, и эта мелочь, единственное, что позволяло мне дышать дальше.

— То, что ты изнасиловал Алерию и надел на голову корону, ещё не делает тебя императором, — спокойно сказал Дарио, он делал медленные, но широкие шаги, приближаясь.

— Она моя жена, а ты…ты…подлый изменник, что убил нашего ребёнка.

Я всмотрелась в прекрасное лицо Дарио. Он не спешил опровергать слова брата. В горле пересохло. Неужели демон и вправду убил ни в чём неповинного ребёнка?

— Не успело ему исполниться и двух месяцев, как моего сына нашли мёртвым в колыбели, за что тебя и лишили магии, — я ждала, чёрт возьми, ждала, что Дарио нацепит свою фирменную ухмылку, но он продолжал идти. Не оправдывался, не обвинял брата во лжи, он молчал.

И я слышала в этом молчании раскаяние.

Раскаяние за убийство невинного дитя.

— И что ты сделал потом, братец, — Жевон начал отступать к краю. Наверное, неправильно было называть этот выступ балкончиком, потому что тут спокойно можно было провести целый бал. — Растворил сущность этой женщины, начисто лишённой и крупицы магии.

— Замолчи… — что это значит? Он же обо мне говорит, да? Растворил сущность?

— Я слышал, как тебя называют…Генерал-саламандра, знаешь почему...

— Заткнись!

Ещё шаг отделял нас от падения вниз. Вдруг моё тело воспарило над поверхностью. Я почувствовала себя легчайшим перышко, что держит ветер. Но следом шипы ужаса и страха пронзили меня. Я зависла в воздухе и по щелчку пальцев Жевона должна была упасть.

Разбиться.

— Потому что ты, как та саламандра из сказки, в любой пустыне построишь королевство. Ты спасёшься, ступая по трупам, называя инструменты в достижении цели — семьёй.

Как в замедленной съёмке я видела, как Жевон поднимает кулон губам, целует маленькую планетку, перешагивает сквозь низкие перила, расправляет руки в стороны, словно крылья.

— Ты уничтожил наследие отца, превратил Империю в пепел, убил моего сына, — Жевон посмотрел на меня. — Не знаю, что твориться в твоей голове, брат, но вижу, как ты смотришь на эту женщину. Она дорога тебе, наверное, даже больше, чем Серцилла. Будет высшей мерой милосердия, что я забрал их обеих.

— Нет…

Крик Дарио.

И мой предсмертный полувздох.

***

Я бы хотела, чтобы за спиной у меня выросли крылья,

Чтобы взмывать в небеса, освободившись от земных оков.

Но любовь моя ведет в темные углы,

К злодею, чьи глаза лазурита и изумрудов полны.

Он притягивает меня силой необъяснимой,

От его прикосновений, словно огнем, я горю.

Моя душа в плену его магии и преступлений,

Оттого я больше никогда не полечу.

Он играет со мной, как куклой на своих нитях,

В его руках я становлюсь слабой и беззащитной.

Но я не могу отказаться от этого искушения,

Наслаждаясь самой сладкой и опасной пыткой.

— Это правда обязательно?

— Мадам, если вы хотите присутствовать на балу в честь цветущей богине Диоксинии, то только в платье от Лакрис де Руа, никак иначе.

Я тяжело вздохнула. Кто сказал, что горничные — это тихие и милые существа? Покажите мне этого лжеца, и я лично заставлю его зашнуроваться не в один, а сразу в несколько корсетов!

Я с тоской выглянула в окно, застеклённое тёмным стеклом. Как я скучала по земному солнышку! А простой пляж не самой чистой речки и вовсе казался мне раем.

Неудивительно, что все демоны ходят с белой, почти полупрозрачной кожей. Или не демоны вовсе? Я всё думала, где они рога и хвост прячут, а оказалось артефакт Чужеземца не совсем корректно переводил расу, которой себя именуют жители Лоогаса. С привычными демонами, которые известны нам из сказок, их связывает только способность заключать нерушимые контракты.

Все обитаемые территорию были под специальным защитным куполом, а для дополнительной защиты окна делались из материала походившее на затанированное стекло. Если демон долгое время пребывал на незащищённых землях, то кожа его становилась красная, как спелое яблочко. А это местные считали хуже гнилых зубов и неприятного запаха.

С того дня, когда я умерла прошло уже три недели. Да, моё сердце и вправду остановилось, я находилась в безвременье. Хотя сейчас, когда лёгкие вновь наполняются воздухом, я могу говорить, думать и чувствовать, вспоминать о смерти странно.

Если бы меня просили описать, что кроется там…за чертой жизни, я бы без раздумий ответила пустота. Но перед ней боль, ведь поцелуй смерти несёт скорую агонию. Я чувствовала, как ломаются кости от падения, разрываются мышцы и связки, но не это звалось агонией. Ей были последние хрипы, в попытке вдохнуть побольше воздуха, надежда заставить сердце вновь качать кровь, неся её по организму. Мы не замечаем этих действий, потому что они заложены природой и именуются рефлексами, но в последние секунды, мгновения перед кончиной — тело уже погибло, а сознание ещё приняло это.

А потом пустота. Нет воспоминаний, бесед с божеством или предложений о перерождении. Вечная пустота, ничего и всё одновременно.

Однако контракты с демоном нерушимы. Зря, я бросалась словами о том, что его можно мгновенно разорвать. Люди ниже этой расы в какой-то неведомой мне иерархии. И если я низшее существо выполнила свою часть уговора, а высший нет — это нарушает божественный закон. Мне даровали жизнь взамен неисполненного договора. Сказала бы я, что мне снова повезло, но…

Часть меня теперь привязана к Империи. Даже, когда моё тело восстанавливалось, и я находилась в коме, меня неимоверно тянуло к месту смерти. Старый библиотекарь Лоогаса рассказал, что когда я вернусь на Землю, одна часть меня замёрзнет, превратиться в камень, и полноценно я смогу жить лишь в Империи. Всё же жизнь слишком большая цена, и боги или кто бы Вселенной не руководил, смогли восполнить лишь половину.

Умирать — страшно, но возвращаться к жизни ещё страшнее. Мне заново приходилось учиться сжимать и разжимать сердечную мышцу, дышать, наполняя альвеолы столь необходимым кислородом. Я чувствовала, как восстанавливаются некогда раздробленные кости, скрепляются нити мышц, слышала и понимала малейшее движение внутри тела.

В извращённом плане я переродилась.

Но была ближе к уродливому чудовищу, которого создал безумный учёный Франкенштейн, нежели к прекрасным бессмертным вампирам.

Мы с Дарио пересекались. Но я испытывала лишь опустошение и равнодушие. Меня уже не волновали прошлые связи и думы, метания. Библиотекарь, мудрый Ёку, сказал, что чувства возвращаются самыми последними. Но в книжке, которую я тайком украла, было написано, что они и вовсе могут не вернуться.

Однако часть меня жила.

Та вздорная, взбалмошная, неугомонная, сильная и независимая женщина. Правда теперь, создавалось ощущение, что со стороны на мою прежнюю сущность смотрит другое, новое существо. Спокойное, я бы даже сказала безучастное, в моменты ярости — жестокое. Та часть, которая досталась мне после смерти.