— Получается, вы научились превращать инфестатов в обычных людей? — до безобразия сократил я пространное и заумное пояснение. — А у вас тоже в голове такой чип?

— Нет, мне часто приходится оперировать некроэфиром для исследований, поэтому себе я «Нейтра́ль» не ставил. Ну и, конечно же, преждевременно говорить о том, что мы можем сделать простого человека из одаренного. Пока еще преждевременно. У большинства пациентов сохраняется склонность к эмпатическому чтению и аномально высокая регенерация тканей. Тем не менее, это уже огромный прорыв для науки.

— Ну да, ну да, — согласно покивал я. — Но разве вы не понимаете, какое слабое место существует у вашего инновационного метода, если вы не смогли прибить инфестатскую регенерацию? В последнюю и единственную встречу с Аидом… вашим отцом то бишь…

— Спасибо за ненужное уточнение, — ядовито отозвался Секирин.

— Ага, всегда пожалуйста, — сделал я вид, что не заметил его недовольного тона. — Так вот, когда я повстречался с Аидом, то начисто смахнул ему башку с плеч. И знаете что? Его это не остановило. Он себе новую отрастил.

— Понимаю, к чему вы клоните, — с важным видом поправил очки на переносице Дамир Сергеевич. — Но спешу развеять ваши опасения. Дело в том, что под воздействием «Нейтра́ли» постепенно изменяется весь состав цереброспинальной жидкости. И железистые клетки подстраиваются под него, начиная самостоятельную секрецию уже модифицированного ликвора. Таким образом, насильственное удаление био-чипа не принесет желаемого результата. Новый мозг будет всё так же производить измененный состав мозговой жидкости, даже если удалить «Нейтраль». Поверьте, за минувшие тридцать лет в мире появлялись и другие инфестаты, способные отрастить себе голову. А у нас было предостаточно времени, чтобы провести с ними эксперименты. Однако, не могу не отметить ваше стремление помочь найти возможную брешь в моей разработке. Спасибо вам.

— Угу, рад стараться! — немного по-фиглярски отсалютовал я. — Слушайте, Дамир, ну а что насчет моего старого напарничка? Я про Изюма. Этому пердуну дряхлому уже лет за восемьдесят должно быть… Не то чтобы я на него обиду затаил, но пару ласковых высказать хочу. Это ж надо было такую подставу учинить! Мы ведь, получается, в тот злосчастный городок с одной целью приехали. А он меня так…

— Максим погиб, — с каменным лицом перебил некробиолог.

— Что, прям бесповоротно? — с сомнением переспросил я.

— Абсолютно. Ту бомбардировку пережили только двое. Мой отец и вы, Юрий. Просто поверьте мне.

Первоначальным моим порывом, разумеется, было усомниться в словах собеседника. Нет, ну серьезно! Чтоб старый Виноградов так легко спёкся? Да ерунда какая! Это же такой живучий таракан, что его никаким дустом не вытравишь! Но потом я присмотрелся к Дамиру повнимательней. Легкий прищур глаз, поджатые губы, напряженно сцепленные пальцы, немигающий взгляд, направленный в одну точку… Да он ведь скорбит по старому спецназовцу. Причем, неподдельно и горько. За прошедшие десятилетия его боль не только не уменьшилась, а будто бы проросла глубже. В саму суть человеческой души. Не знаю почему, но я вдруг увидел это столь отчетливо, словно прочел печатный шрифт на рекламной вывеске.

Так может вовсе не вина гонит этого мужчину, которого я запомнил худощавым мальчишкой, к новым свершениям? Может, он только для всех окружающих Дамир Сергеевич, видный некробиолог, наверняка талантливый инфестат и ученый? А внутри, для самого себя, он всё тот же пацан, прячущийся от моего взгляда за широкую спину Изюма…

— Выходит, что смерть Изюма оказалась напрасной? — безжалостно запустил я пальцы в кровоточащую душевную рану собеседника. — Он пожертвовал собой, чтобы остановить меня и вашего отца. Но вот я уже здесь, а Аид на подходе. Так за что же тогда погиб Макс?

На сидящего в кресле инфестата стало поистине жалко смотреть. Смысл моей реплики огрел его почище обуха топора. Я единственной фразой выразил все те противоречия и сомнения, которые одолевали Дамира месяцами. А может быть и годами. Кто знает, сколько длилась подготовка к нашему с Аидом воскрешению? И от моих слов мужчине стало по-настоящему плохо. Надави я чуть сильнее, и он сломается, не устояв под грузом вины. Стоит мне озвучить всего несколько предложений, и некробиолог навсегда потеряет веру в себя…

— Эх, ладно, вернемся к моим расспросам позже, — отвлек я собеседника от набирающего обороты самокопания. — Давайте уже поговорим о деле. Для чего я вам понадобился?

— Кхм, да, простите… задумался, — невпопад пробормотал Секирин, выныривая из пучин прострации, которая его скорее напугала, нежели удивила. — Вы нужны для того, чтобы устранить то, что сами же и породили.

— Я породил? — моя правая бровь вопреки желанию скептически поползла на лоб.

— Именно.

— Ну-ка, Дамир, удивите.

— Не забыли о своем втором напарнике? — деликатно стал подводить меня к сути некробиолог.

— О Сынке? — вопросительно округлил я глаза. — К своему стыду признаю, что о нем я еще не успел подумать…

— И очень зря, — покачал головой сын Аида. — Последнее десятилетие именно он главная угроза мирового масштаба.

— Умар? Угроза? Вы шутите?

— Отнюдь. Ваши наставления, Юрий, не прошли для него даром. Вы позволите мне говорить прямо и без обиняков?

— Валяйте, Дамир, — кивнул я. — Самому уже интересно.

— Что ж, тогда небольшой экскурс в историю. После вашей ликвидации, Умар с остальными беглыми российскими инквизиторами, сколотили целую банду, которая по сей день терроризирует весь Североамериканский континент. Первое время их не считали критичной проблемой и вели охоту, как за обычными радикалами. К сожалению, без особых успехов. А ведь стоило направить чуть больше усилий и вполне возможно, что угроза бы умерла в зародыше… Но, как известно, сослагательное наклонение к прошлому не примерить. И вскоре после того, как вы были законсервированы, Салманов совершил очередное дерзкое нападение на правительственный объект США. В котором хранилось… угадайте, что?

— Вы обещали говорить прямо, а не устраивать викторину, — напомнил я Дамиру, не желая участвовать в таких словесных играх.

— Кхе, извините, — натурально смутился некробиолог, — старая лекторская привычка. В общем, ваш напарник похитил останки Черного мора…

Я послушно округлил глаза, как и требовала обстановка. Но, по правде, меня это известие совсем не удивило. Ведь мой неживой помощник, пока я горел в огне, спешно пересылал Сынку всю информацию, об Аиде и его планах по воскрешению древнего инфестата. Я знал, что Умар это дело просто так не оставит.

— … и с тех самых пор бандформирование Салманова начало обретать черты радикально настроенной религиозной секты, — продолжал Дамир Сергеевич. — Они назвали себя «Стражами проклятых мощей» и даже нашли способ заткнуть пресловутый Глас бытия, источником которого и был Черный мор. Пока нет достоверной информации насчет того, как именно. Но вот вам факт — теперь вместо шепота в умах перерожденных инфестатов звучит один лишь только истошный крик…

При этих словах, некробиолог неприязненно поморщился, и я даже слегка обрадовался, что мне в мозги вживили штуковину, благодаря которой я этого не слышу.

— Хе-хе, красавчик Сынок, — не сдержал я улыбки, за что оказался награжден крайне осуждающим взглядом.

— Дальше больше, — вернулся к рассказу Дамир Сергеевич после непродолжительной паузы. — Стражи проклятых мощей занялись активной вербовкой последователей. К сегодняшнему дню, если не ошибаюсь, их численность составляет порядка четырех тысяч…

— Не так уж и много, — прикинул я.

— Юрий, в «Стражах» состоят исключительно инфестаты, — словно ребенку пояснил Секирин. — Это целая армия одаренных.

— В мою бытность в одной только боевой инквизиции служило не меньше, — пожал я плечами. — Если это такая всемирная проблема, то уж могли бы и всеми странами объединиться, да отпор дать.

— Не могли бы! — раздраженно дернул плечом мужчина в белом халате. — Ведь есть еще и «Рой…»