А кто вообще знает, что им нужно? Может, им и родители мои нужны? И сестры? И мои маленькие племянники… Нет-нет-нет, не думать об этом сейчас. Схватить эти мысли и убрать под замок.
— Занятно, — повторил он. — Ты нам еще будешь рассказывать, что нам нужно. Может, укоротить твой длинный язычок? Думаю, Хозяин не станет возражать. В конце концов, он с тобой не разговоры разговаривать собирается. А без языка из тебя и собеседница неплохая получится, — и он заржал, словно сказал что-то невероятно уморительное.
Сидя на пассажирском сиденье, я дрожала мелкой дрожью и размышляла о том, что можно сделать. Проносились мимо деревья. Мигали фарами автомобили. Люди вокруг есть, а выхода… а выхода нет.
Осторожно и, по возможности, незаметно потянувшись одеревеневшей рукой, я нащупала в кармане телефон. Его прохладная глянцевая поверхность успокаивала, но, поразмыслив немного, я осознала, что ничего не могу сделать. Как незаметно набрать номер и позвонить? Этот парень явно не человек, у него слух и нюх гораздо острее. Глупо рассчитывать, что я могу отвернуться к стеклу, набрать номер, позвонить и позвать кого-то на помощь.
И кого звать? Полицию? О да, там только меня и ждут. Адриана? Бессмысленно и глупо. Все бессмысленно и глупо. Я пропала.
Автомобиль свернул с шоссе на дорогу. Слегка замедлил ход, подпрыгивая на кочках.
«Несет меня лиса за темные леса, за быстрые реки, за высокие горы», вспомнилось вдруг мне. Такие сказки я читала, такие истории я знаю. Они всегда заканчиваются хорошо, в конце концов, это же сказки. Голос петушка волшебным образом доносится до его друга, которого отделяют от глупого петушка километры леса… Я так громко кричать не умею. Да и бессмысленно это. Сразу свернут шею. Как петушку.
Глупый-глупый петушок, зачем он выставил голову в окно? Глупая-глупая Иляна, зачем я убила себя и друга? Зачем я испортила жизнь Адриану? Он же говорил, что без пары жизнь оборотня превращается в постоянную глухую тоску. Я же обещала, что не брошу его! Я солгала.
Спросить про Стефана или не спросить? Маятник качнулся влево, потом вправо. Молчать, говорить. Действовать, замирать. Быть, не быть. Ответов нет. Спрошу, напомню лишний раз им о свидетеле. Может, они просто оставили его там.
Я почти наяву видела эту картину. Темнеющая парковка, свет фар, рассеивающий тьму. Кто-то выходит из машины, мужчина или женщина. Хлопает дверца. Возглас изумления. Что это? Человек лежит. Ему плохо? Ах, какой ужас. Вы в порядке, домнуле? Конечно, он не в порядке. Похолодевшие пальцы торопливо набирают вызубренный наизусть номер. Короткий разговор. Отбой. Потом он или она опускается на колени, пачкая безупречно чистые брюки, проверяет пульс. Незнакомец жив. Сердце бьется. Пронзительно воет машина скорой медицинской помощи, приближаясь к парковке. Дальнейшие события это набор коротких кадров, отрывистые картинки, на которых видно, как врачи привычными отработанными движениями работают над пострадавшим, как опрашивают водителя машины. «Я ничего не видел, просто подъехал, а тут он лежит. Ужасно, конечно, что такое происходит в наши дни. Он будет в порядке?». Водитель, разумеется, взволнован: его рутинный день только что превратился в самое настоящее приключение, пусть и не слишком радужное.
Следующий кадр: Стефан лежит на больничной койке. Он бледный, голова забинтована, но он жив. С неудовольствием таращится на больничное желе, ковыряя его ложкой. Желе он никогда не любил. Еще в школе, когда на десерт в столовой давали это блюдо, отдавал свою порцию мне.
В это мгновение я почти чувствую во рту чуть горьковатый привкус апельсинового желе. Белый шум мотора стихает, и я возвращаюсь в реальность. Машина остановилась, мы прибыли. Не знаю куда, но подозреваю, что это мой последний приют.
— Выходи, — грубо приказал парень-похититель. — И без фокусов.
Фокусы — это не моя специальность. Иванка умела доставать из уха монетку. Долго училась, чтобы выступить на школьном вечере. Усилием воли отогнала прочь мысли о сестре. Не время. Не время.
На негнущихся ногах вышла из машины. Я готова.
Глава 28, в которой Иляна размышляет о кинематографе и воспитании
Сглотнув ком в горле, я глубоко вздохнула. Прохладный свежий воздух наполнил мои легкие.
— Шагай давай, — грубо пихнул меня в спину похититель. — Не на пикник приехали.
И он вновь подтолкнул меня вперед, в сторону окруженного густыми деревьями небольшого особняка с мансардой, возвышающегося над нами. Классический злодейский домик в лесу. Маньяки с крючьями и бензопилами. К такому меня подготовил кинематограф.
Незапертая дверь легко поддалась, и я едва удержалась от смешка. Разумеется, дверь не заперта, Иляна, не эти существа должны запираться, боясь мира, миру стоит опасаться их.
— Она здесь, Хозяин, — почтительно проговорил мой похититель и, видимо, на всякий случай, слегка поклонился. Кому был адресован этот полукивок-полупоклон не очень понятно, потому что в чистой светлой передней не было никого кроме высокой зеленой пальмы, гордо растопырившей упругие листья.
Ну, ладненько. Либо они поклоняются пальме, либо мужик слетел с катушек, либо Хозяин следит за нами через камеру или еще какую приблуду. Может, у него дырочка в стене. Ну, вроде тех, что в женской бане бывают. Полезная вещь для особей, не обремененных нормами морали.
Уверенные шаги приближались откуда-то из глубины дома. Значит, все-таки существует этот самый Хозяин. Жаль. Очень жаль.
Темноволосый мужчина был высок и широкоплеч. Пожалуй, телосложением он напоминал игрушку Супермена, что была когда-то у Сильвии. В детстве сестра обожала эта нелепую куклу, подаренную кем-то из дальних родственников на Рождество, и таскала ее повсюду, не выпуская из рук даже во сне. Огромные плечи, пудовые кулаки, мощная шея, массивная грудная клетка и маленькая голова. Сильвия души не чаяла в этом Супермене, а я никогда не могла понять, почему у него такая маленькая голова. Глупый, что ли? В четыре года мне казалось, что у всех умных людей непременно должна быть большая голова. Так вот, пресловутый Хозяин по меркам четырехлетней Иляны, оказался не самым умным человеком, поскольку вместилище его разума было непропорционально маленьким по сравнению со всем остальным.
Хозяин расплылся в улыбке, обнажая полный рот мелких белоснежных зубов. Взмахом руки отпустив моего конвоира, он медленно обошел меня по кругу. Пристально вгляделся в лицо, дотронулся до растрепавшихся волос, подался вперед и принюхался, а потом вновь разулыбался.
— Отлично! Восхитительно! Чудесно! А в жизни ты еще краше, чем на фото, Иляна! Конечно, нос не самый изящный, но зато такие выразительные глаза. Кстати, не думала исправить нос? Знаю хорошего пластического хирурга. Впрочем, сейчас уже смысла нет, да?
А к такому меня кинематограф точно не готовил.
— Я.. я не..
— Конечно, — понимающе протянул он и скроил что-то, что сошло бы за сочувствующую гримасу, будь это другой человек и другая ситуация. — Конечно, ты не. Разумеется, — и он кивнул с таким видом, словно мы два человека, только что договорившихся о чем-то необычайно секретном. Мол, не переживай, я никому не скажу, если ты не скажешь.
— Да, но…
— Чаю? Выглядишь так, словно тебе не помешает чашка чая. Пойдем в комнату.
На негнущихся ногах я шагнула вперед, но была остановлена резким окриком.
— Э, нет! Разувайся, — и он ткнул пальцем в мои ботинки. — Никто не входит в касса маре* в обуви. Тебя родители совсем не воспитывали? — он покачал головой и зацокал языком. На лице его отразилось глубочайшее разочарование в моей персоне и во всей семье Урсу.
— Родители воспитывали меня так, чтобы я не убивала людей, — неожиданно спокойно выпалила я.
Кажется, лимит волнений я просто-напросто исчерпала. Может, после чашки чая мне действительно полегчает, и я смогу дальше бояться, но пока сил не оставалось даже на страх. Слишком долго мы ехали, слишком много вариантов успело подбросить мне живое воображение. Если получится, я сбегу. Сделаю все, чтобы вырваться из этого места и вернуться домой.