Повторно остановить события вокруг ей не удалось, но едва различимую тень влетающего в дверной проем одержимого становится куда проще воспринять. Стелящийся под самым потолком изверг словно застрял мухой в банке с медом, теряя преимущество в скорости, а Валзея, наоборот, начинает действовать еще быстрее. Очередное обращение свершившегося возвращает платью первоначальный вид, а ногам способность держать ее в стоячем положении, но бьет она все равно лежа. Тончайшая полоска реальности, выведенная из-под диктата Закона, была создана ею прямо под горлом твари, сыграв роль лезвия, а уж с ролью гильотины противник отлично справился сам, попросту напоровшись на удар на всей доступной скорости.
Смертельно раненная мерзость умирает отнюдь не сразу, благо обезглавленное тело-то совсем не жалко, но раненая тварь не может остановить следующий удар, немного ускоряющий отведенный раненому срок. В иной ситуации состарить априори малоуязвимую к таким атакам сущность показалось бы задачей непосильной, но Валзее нужна была не смерть от старости. Ускоренный поток реки времени лишь дал смертельному ранению забрать не успевающего исцелиться изверга, заодно не дав тому это исцеление применить.
Малоизвестный трюк, но в условиях цейтнота, где любая ошибка будет стоить буквально всего, Валзея о нем вспомнила, хотя практика применения этой хитрости осталась только на страницах семейных мемуаров. Сила изверга в его коллекции душ, но меняя значение Закона для самой твари, вполне возможно сделать так, чтобы изменение не затронуло эту коллекцию. И даже имей ты тысячу пленников, что готовы забрать твои раны, как воспользоваться ими, коль вас разделила сама река?
Порадоваться уже второй победе Валзея не успевает, содрогаясь под новой ментальной атакой, закатывая глаза в удовольствии. Попытка вновь отменить давление натыкается на все возрастающее наслаждение. В разуме снова поменялись ориентиры и, пытаясь позвать кровь, она только сильнее раскрывала душу Похоти. Очередной оргазм пачкает белье потоками любовного сока, на лице расплывается улыбка, а любые мысли о сопротивлении смывает, словно грязь под дождем.
Второй, вернее, вторая атакующая не врывается в двери, а входит почти не торопясь, приветственно кивая Валзее, отчего та еще раз уносится на волнах любовного пика. Глаза закатываются, оставляя видимыми только белки, но принцесса еще различает, как осторожно ступает ее, очевидно, Госпожа, опасаясь еще одного лезвия стазиса. Опасалась она совсем не того, поскольку склонившись над порабощенной жертвой, неосмотрительно повернулась спиной к застывшим красным нитям. Валзея ведь не Отец ее, чтобы замораживать чужое колдовство на месяцы реального времени, для нее, особенно уже вымотавшейся, и десяток секунд покажется самой вечностью.
Нити эти, вообще-то, сами искали свою жертву, обходя преграды, но одержимая расположилась слишком близко, отчего вернувшие свой разгон и скорость чары не успели избежать столкновения, вонзившись в тело твари. Ломать такими чарами подобное существо можно долго, но даже так боевая магия, пусть и с уклоном в Порок, остается, первоочередно, боевой. Валзея искренне хотела предупредить такую милую одержимую, чьи чары дарили ей уже третий кряду экстаз, но попытка вспомнить, как нужно говорить подарила сразу и четвертый.
Хрустя костями и мышцами, изверг падает на пол, прямо рядом с обезглавленным соратником, переставая поддерживать воздействие на своей жертве. Оно не пропало, но ослабло настолько, чтобы девушка вспомнила о своем долге если не принцессы, то просто порядочной и благовоспитанной леди, которой не пристало истекать телесными жидкостями на полу собственного имения. С огромным, нет, не усилием, а сожалением, она еще раз возвращает себе разум, сразу же подавляя жажду выдать что-то из репертуара профессиональных военных, потому что принцессе не пристало. Подавить желание довести разгоряченное, несмотря на откат, тело до оргазма еще разок потребовало сил даже больших, чем победить жажду выругаться.
Встать и снова попробовать открыть злополучный тайник она в очередной раз не успела, что демонстрировало весьма неприятную тенденцию. Полный паралич всех мышц тела и даже частичное подавление мыслей. Думать и осознавать она могла, как могла ощущать приятное тепло во всем неподвижном теле, но любая попытка даже подумать об активации своих умений натыкалась на мягкую и пушистую стену отрицания. Биться о нее можно бесконечно - не покалечишься, но результат все равно нулевой.
Внутрь вошло еще трое извергов, молча и без лишних слов принявшись опутывать сознание Валзеи целыми слоями мерзостно-сладостных чар. Воля ее сопротивлялась, но быстро истаивала, да и само сопротивление было больше символическим. Измотанная нервным срывом и убийством Рорцара, без комплекса амулетов, под прямым воздействием флера - тут никакая воля не поможет. Твари опутывали ее быстро и профессионально, не отвлекаясь на попытки поиграть с добычей. Не иначе, впечатлились продемонстрированным сопротивлением и имеющимися жертвами.
Валзея смотрит немигающим взглядом на склонившегося над опутанной нитями тварью соратника, избавляющего попавшую под дружеский огонь изверга от ран. Невольно отмечает подгоревшую одежду свитского слуги, несколько не до конца затянувшихся ран и ожогов, осознавая, что пока Рорцар играл с ней, охрана и прислуга сдались отнюдь не без боя, несмотря на внезапную и предательскую атаку. Немигающий взгляд и пересыхающая роговица не доставляют никакого неудобства на фоне остальных проблем юной принцессы.
Едва слышный стук и скрип Валзея проигнорировала, посчитав его частью окружающего безумия, а вот все четверо одержимых, включая уже оправившуюся от нанесенных нитями ран, среагировали нервно, перестроившись в боевой порядок. Настолько нервно, что Валзея даже смогла немного сдвинуться, пошевелив шеей... хотя это все потому, что с нее сняли паралич тела, взамен полностью лишив возможности помыслить о сопротивлении. Скрип доносился из старого платяного шкафа, покрытого волшебной резьбой и являющегося памятным подарком кому-то из династии, хотя в этот миг вспомнить точную историю сего предмета Валзея не смогла бы, даже не зияй ее память провалами от дьяволовых сделок.
Скрип повторился, заставляя тварей действовать, обмениваться безмолвными знаками и таки выбрать одного из них, чтобы подошел поближе. Тварь уже была готова открыть шкаф и ударить по спрятавшемуся там слуге или даже охраннику. Кто бы там ни сидел, дожидаться визита он не стал, попросту выбив тяжелые деревянные створки навстречу одержимому. И хоть от простого удара этой дверью высокоуровневого одержимого даже не замедлило бы, это был далеко не простой удар.
Вместе с дверью тварь ударил целый поток болезненно серой пыли, разъедающей не только рефлекторно поднятый гексогранник барьера, но и тело, энергетические оболочки и саму реальность. Выпрыгнувшая вслед за потоком пыли громадная фигура в сером плаще мимоходом сносит голову и без того подыхающей твари, стелясь над полом, стремительно сближаясь с оставшейся троицей.
Еще один удар нитями очень знакомо застывает в небольшой сфере серой пыли, удар кинжала сносит голову не успевающему среагировать лекарю, а сорвавшаяся с этого кинжала волна пыли растворяет в себе раненную Валзеей одержимую. Последний оставшийся противник успевает ударить навстречу сияющим розовым огнем копьем, но не успевающий защититься громила просто рассыпается все той же пылью... чтобы из облака этой пыли вылетела стрелою куда более изящная фигура с двумя кинжалами в руках. Еще в прыжке сбрасывая невидимость, она змеей выскальзывает из-под отчаянной атаки накоротке, вскрывая, аки канцелярский нож письмо, и людское тело, и сидящего в том теле изверга, в чем немало помогают ее кинжалы. Эпические артефакты, как минимум, да еще зачарованные Светом и Тьмой - подобная двойка планарных совоздействий большую часть защит если не пробьет, то повредит преизрядно.
Следом из шкафа, под аккомпанемент полностью рассеявшихся чар сдерживания, вышел последний из ее внезапных спасителей - невысокий и щуплый юноша, вооруженный большим тяжелым арбалетом. Даже без применения аналитических навыков Валзея видела, что третий гость был слабейшим изо всех прибывших. Тишина еще не успела начать давить на уши, а потоки пыли только начали опадать, смешиваясь с кровью и прочими жидкостями, вытекающими из тел одержимых.
