По узким стальным лестницам они спустились ярусов на десять, - до ровного базальтового дна, - и вышли к запертому решеткой входу в небольшой зал. Над прикрытым толстым стеклом бассейном в его центре клубился пар, скрывая массивные очертания машины в глубине. Рядом, на уступе, возвышалась тонкая бронированная призма высотой в рост человека. В её единственном маленьком оконце, за толщей стекла, горел пронзительно-белый огонь, мерцавший с неприятной глазу частотой. Едва взглянув на него, Элари отвернулся.
Отходящие от зала коридоры составляли второй лабиринт, вложенный в первый, его темную изнанку. Там, в невидимых щелях, мерцал острый зеленый свет, и от основания призмы туда шло множество толстых кабелей.
- Это центральный квантово-плазменный процессор, - Ньярлат указал на призму. - В каждой секции есть такая штука. Пока он работает - души живут. Если его отключить - они уснут сном смерти... но не навечно, нет! Если его включить - они вновь смогут думать.
- А бассейн?
- Самая важная деталь. Там жидкий азот. Душу можно извлечь лишь из живого тела, или из такого, где мозг ещё не начал разлагаться. Это зависит от температуры, но при такой, как здесь, - не позже, чем через пару часов. Тело опускают в бассейн, оно замерзает, а потом голографический томограф сканирует по молекулам мозг. Там что-то типа пластических полей, но на очень малой мощности, хотя на живом незамороженном мозге такое вот использовать всё равно явно не стоит. Но создание души - длительный процесс. Он требует покоя и времени, - в среднем, от восьми до пятнадцати дней, но иногда уходят месяцы, и даже годы.
- И с ними можно потом... говорить?
- Засим и задумано, - Ньярлат прикоснулся к одному из блоков, точнее, к выступу под плотно пригнанной крышкой, - они были на каждом блоке пониже индикатора.
Крышка отскочила, открыв маленький экранчик, пару стилизованных камер-глаз над ним и сетчатое блюдечко, как догадался Элари, микрофона. Экранчик мгновенно вспыхнул и на нем появилось живое изображение смуглого широкоскулого лица. Большие серые глаза с любопытством следили за ними.
Этот живой взгляд из железной коробки стал последней каплей, - юноша отскочил, как от огня. Ньярлат отпустил кнопку. Крышка захлопнулась.
- И вы соглашаетесь на это? Это же хуже смерти!
- Ничто не может быть хуже смерти, - Ньярлат невозмутимо оперся о решетку и поджал ногу, упершись пяткой в поперечину. - Ничто.
- Они... хотя бы могут общаться друг с другом?
- Естественно. Там целый мир - но не такой, как у нас. Он больше нашего и гораздо сложнее... в этом основная проблема. Ни я, и никто здесь не может их понять. Порой мне кажется, что они все... испортились или сошли с ума. Здесь всё слишком старое...
- Сколько же их тут?
Правитель усмехнулся.
- Здесь восемь миллионов ячеек - и три четверти их уже заняты. В семьдесят раз больше, чем живущая сейчас часть нашего народа...
- А что это за индикаторы?
- Они обозначают состояние душ. Зеленый - покой, красный - боль, желтый... м-м-м... беспорядок... ну и так далее, а яркость - интенсивность мыслительных процессов, - Ньярлат улыбался, его глаза и браслет светились, - глаза зеленым, браслет - мертвенно-радужным. - Сам понимаешь, сюда нет входа никому. Многие из тех, кто говорили с Древними... сходили с ума. - Он вдруг замолчал и за руку вытащил Элари в туннель. - Древние были умнее нас. Для них не было разницы между материей и мыслью. С помощью их браслетов файа мог жить одновременно в двух мирах, - там и здесь. Если его тело умирало - душа попадала сюда, и даже могла получить новое тело. Браслеты действуют мгновенно на любом расстоянии, но сейчас их почти не осталось. Впрочем, это и к лучшему.
Ошарашенный таким заявлением, Элари покосился на мерцающее безумным светом запястье Ньярлата. Тот как-то заметил это и замер, крепко сжав его ладонь.
- Это гхата, по-вашему, Ворота Жизни. Даже если она не связана с... с душой, она умножает жизненные силы. Тот, кто носит её, никогда не болеет, меньше мерзнет, он неутомим, меньше нуждается в пище, даже может несколько минут не дышать, - огонь гхаты поддерживает его жизнь. Если носить её постоянно, можно дожить до ста пятидесяти лет. Кстати, мы уже почти пришли.
Вспыхнул яркий белый свет, - Ньярлат достал из кармана электрический фонарик, включил его и пошел дальше. Элари последовал за ним.
Они вышли к новому кольцевому ущелью со стеклянистыми, туманно-глубокими стенами без единой детали или шва. Дна... не было. Мертвенно-тусклые квадратные лампы освещали лишь верхнюю часть этих стен, отвесно падавших в заполненную глубокой чернотой пропасть неведомой глубины. На её краю, в стенах туннеля, темнели вдавленные в стекло панели - стальные квадраты с отпечатками ладоней и прямоугольники стальных же кнопок с хитроумными символами. Неясный глухой гул, идущий откуда-то снизу, заполнял это подземелье.
Ньярлат погасил фонарь. Его браслет жутко засветился в полумраке. Свечение всё разгоралось, оно неровными языками стекало вниз, обволакивая ладонь файа, превращая её в жуткую, бесплотную руку призрака.
Ньярлат поднял руку, прижал её к отпечатку ладони, выбитому в стали... по ней пробежала странная рябь...
Через секунду что-то звонко щелкнуло, глубокий рокочущий звук заполнил подземелье. Из монолитной стены напротив начал выдвигаться незаметный до этого цилиндр, втрое толще человеческого роста. Элари невольно попятился, но, перекрыв ущелье, цилиндр замер и с лязгом распался на шесть вырезанных изнутри клиньев, открыв сложную систему массивных стальных тяг. Они распрямились и вновь лязгнули, встав на упоры. Между ними раскрылся узкий мост. Короткий туннель за ним вел в огромное, заполненное танцующим светом пространство, где...
Не дожидаясь Ньярлата, юноша пошел вперед. За его спиной вновь зарокотало, донесся глухой, почти беззвучный удар, от которого содрогнулся пол, - но Элари этого уже не заметил...
9.
Невероятный восьмигранный зал с выгнутым, почти плоским сводом, не меньше ста метров в диаметре и метров в сорок высотой, был словно вырезан в монолите темного, туманно-глубокого стекла. Почти целиком занимая нижнюю его часть, вращался плоский серый многогранник, - именно он издавал этот могучий мерный гул, заполняющий всё вокруг. От стен зала его отделял ров шириной метров в десять и раза в два глубже. На его почти невидимом в полумраке дне колыхалось нечто угольно-черное, и, в то же время, блестящее, как ртуть. Над плоской восьмигранной пирамидой в центре диска вздымался мощный столб сине-белого света. Он упирался в наглухо перекрытый скользящими плитами огромный шестиугольный портал посреди потолка.
Элари догадался, что они под центральным залом крепости, а за этим порталом начинается пронизывающая всю её толщу шахта. Наверно, на крыше Унхорга есть второй такой портал, а дальше - дальше небо... Невесть отчего, это показалось ему жутким.
С каждой стены-грани зала на него смотрел огромный глаз, отделанный с поразительной тщательностью, - они блестели совсем как человеческие, лишь овальные зрачки в их серой радужке были залиты бездонной, без единого отблеска, чернотой. Их обрамляли сверкавшие серебром изогнутые кинжалообразные ресницы и блуждавшие по ним тысячи сине-фиолетовых бликов наполняли эти чудовищные глаза страшной, сверхестественной жизнью.
Казалось совершенно невозможным смотреть на это - эти циклопические глаза, этот свет, в котором не было ничего, привычного человеку, ужасали. Элари чувствовал, что начинает сходить с ума, - от взглядов этих мертвых глаз, от наполнявшего, казалось, самый мозг гула, от разлитой повсюду непереносимой чужеродности...
Сильная ладонь Ньярлата сжала его плечо. Юноша опомнился и опустил взгляд. Мост, на котором они стояли, пересекал ров и нависал над поверхностью диска. Тот вращался не очень быстро, и файа легко спрыгнул на скользящую под ним поверхность. Элари спрыгнул вслед за ним, но серая поверхность бросилась ему под ноги, подсекла их, и он неловко приземлился на задницу.
