- Давай.
Он отбросил одеяло и встал, настороженно осматриваясь. Палата походила на гостиничный номер, - с полированными кроватями, тумбочками и ковром на полу, но матовые стекла пропускали в неё лишь мутное подобие света. В двери тоже были стекла, прозрачные, - чтобы нас видели, - и она не была заперта. Нам сказали, что туалет в конце коридора. Там, рядом, была лестница.
Петр молча показал на себя, потом на меня и на дверь. Я кивнул, потом легко, одним движением, поднялся. Беззвучно ступая босиком, мы выскользнули наружу. Я почувствовал какую-то смутную, бесполезную неловкость, - нас раздели до трусов, не дав взамен никакой одежды.
Петр поднял руку, прислушиваясь. Его плавки казались белым пятном на смутном призраке тела. Коридор утопал в непроницаемой тьме, лишь в его конце, - там, где в туалете еле слышно журчала вода, - сквозь стекла лестничной двери пробивался синий свет уличных фонарей. Петр махнул рукой.
- Всё тихо. Пошли.
Мы быстро, но осторожно пошли к лестнице. Ковер на полу делал наши шаги совершенно бесшумными, а моё тело в теплом воздухе казалось невесомым...
Белая двустворчатая дверь, ведущая на лестницу, была, конечно заперта. Я несколько раз дернул её ручку, словно не желая с этим соглашаться. За ней было окно, - обрезанная резким светом снизу таинственная темнота, а справа - две лестницы, одна вниз, вторая, ближняя, - вверх.
Услышав странный тихий скрип, я поднял голову. Стекло в прямоугольном окне над створками двери вдруг рассыпалось в пыль и растаяло в воздухе. Странно, но я совсем не удивился, - просто подпрыгнул и крепко вцепился в острый край рамы.
Я подтянулся, поджав ногу, зацепился её большим пальцем за дверную ручку, - и застрял. Высунувшись по пояс, я никак не мог развернуться и спрыгнуть вниз.
Переводя дыхание, я взглянул в окно. Стекла были столь прозрачны, что их, казалось, совсем нет. Дальше была ночь - яркие синие фонари освещали ворота в ограде и цепочкой уходили вдаль. Там, за темным простором поросшей бурьяном земли, за рекой, где-то на границе с небом, тоже горели огни, похожие на удивительное, бесконечно далекое созвездие, и мне вдруг захотелось оказаться там...
Петр подхватил меня под колени, выталкивая в проём. Мое сердце обморочно бухнуло, я чуть не вскрикнул, на миг потеряв равновесие и падая. Мои руки перекрутились и соскользнули с рамы, пятки с силой ударили в пол, - и я понял, что сижу на корточках, уже по ту сторону двери. Над ней, в проеме, показалось лицо Петра. Он подтянулся и протянул мне руку. Я без слов сжал её. Он высунулся до пояса... перегнулся вниз...
Я попятился, отступая под весом его тела. Петр неловко, боком перевалился через проем и тоже приземлился на ноги. Мы вздохнули, с радостью глядя друг на друга. Откуда-то я знал, что на нашем пути больше не будет столь серьёзных препятствий.
3.
Вновь набрав километровую высоту, корабль завис над центром города. Волны неощутимых импульсов хлынули вниз, и, возвращаясь обратно, несли множество отдельных фактов, которые внутри корабля выстраивались в ряды и системы. За пять минут он узнал о городе больше, чем человек мог узнать за всю жизнь. Затем вновь двинулся, скользнув вдоль бесконечно длинной улицы, ярко освещенной, но всё быстрее пустевшей по мере удаления от центра. Она свернула в сторону, под кораблем поплыли промышленные районы, частью ярко освещенные, но в большинстве - замершие на ночь.
Корабль пересек несколько шлейфов дыма, беловато-синих в свете фонарей, иногда ненадолго зависал над цехами и перелетал дальше. Затем он вернулся назад и какое-то время парил неподвижно. Его двигатели вспыхнули чуть ярче, затем потускнели, когда он спустился почти к самой поверхности и завис в метре над землей, став почти незаметным. Корабль ждал.
4.
Мы шли вниз, беззвучные, как привидения, - наши босые ноги, соприкасаясь с прохладным цементом лестницы, не производили никакого шума. На втором этаже сквозь мутное армированное стекло запертой двери пробивался слабый жёлтый свет и смутные, непонятные звуки. Дверь на первом этаже была приоткрыта. Мы видели за ней лишь стену ярко освещённого коридора, но слышали слабые голоса сидевших в вестибюле охранников или санитаров.
На миг мы замерли, потом Петр показал вниз. Там была ещё одна лестница, короткая, - всего в четыре ступеньки, а дальше - белая филенчатая дверь. На ней не было замка и она открылась, когда я нажал на неё посильнее.
Мы оказались на самой нижней лестничной площадке. Слева была наружная дверь, - большая, двустворчатая, сваренная из толстого железа. В щель над ней пробивался слабый свет, но здесь было почти совсем темно. Пальцы моих босых ног ощутили движение воздуха - внизу была ещё одна щель. Лестница справа уходила в подвал, в теплую влажную черноту.
- Здесь заперто, - шёпотом сказал Петр. Тонкая, как шнур, полоса синего света упала на его лицо, и какой-то миг я видел лишь его расширенные глаза.
Протянув руку, я нащупал внушительный замок. Мои пальцы бесполезно скользнули по его глухому шершавому корпусу, и, словно сами по себе, потянулись к огромным стальным шпингалетам, державшим вторую створку двери. Нижний поддался легко, но до верхнего я мог достать, лишь поднявшись на цыпочки, и мне не хватало сил повернуть его. И тут я вновь ощутил прикосновение странного тепла, - оно текучей змейкой скользнуло по руке, и послышался звук, такой слабый, что я не смог его определить. А потом шпингалет вдруг поддался, дверь распахнулась, - и мы ошалело замерли.
Перед нами была низкая плита окантованного ржавым уголком бетонного крыльца, вокруг которого росла трава. А дальше - пустота. Свободная пустота, из которой налетал прохладный ветерок. Мы, переминаясь (я даже на ощупь чувствовал, какой грязный здесь пол), смотрели на неё, стоя на краю заросшего бурьяном пустыря, в нескольких сотнях метров от ограды, - увы, с внутренней её стороны.
Мимолетная летняя ночь кончалась. На востоке уже занималась заря, над ней яркой, немигающей белизной горела Венера. На западе плыла медлительная лавина уходящих вслед за темнотой облаков. Многоэтажные корпуса больницы виднелись неожиданно далеко вокруг, мерцая редкими огоньками окон. Было удивительно тихо, - странная, живая тишина. Под порывами предрассветного ветра шелестела трава - слабый, печальный звук, словно воспоминание о чём-то...
Первые же шаги по земле заставили нас скривиться от боли. Тем не менее, идти оказалось довольно легко. Мы незамеченными пересекли огромный двор. Петр быстро взобрался на ограду и протянул руку, помогая взобраться мне. Спускаться оказалось сложнее, и, если бы он не поддержал меня снизу, я бы наверняка упал.
- Стой!
Оглянувшись, мы увидели бегущего к нам мужчину. Мы не смогли рассмотреть его в полумраке, но, даже не понимая, зачем, тоже бросились бежать.
Я ещё никогда не бегал так, в одних трусах, да ещё на рассвете - удивительная легкость и напор прохладного воздуха создавали ощущение полета. Не раздумывая, мы бежали к реке - туда, где пустырь обрывался в туманное море. Над ним возвышались только темные фермы моста.
Мы слышали за собой частый топот и бежали всё быстрее, изо всех сил. Вдруг Петр прыгнул, и я увидел впереди ров шириной метра в два, а может, и в три, - у меня не было времени разглядывать его.
Я не успел испугаться. Ноги сделали всё сами, одним сильным рывком отправив тело в короткий полёт, и понесли его дальше, как ни в чем ни бывало. Я не знал, как это у меня получилось. Будь у меня время подумать, я никогда не решился бы на такой рискованный прыжок.
Мы вмиг взлетели на насыпь, бежать по которой было куда проще. Мы больше не слышали погони, но не остановились даже на мосту, когда между шпалами забелела туманная пустота. Этот бег был похож на волшебство. Никто из нас не споткнулся, я даже не думал об этом. Наверное, именно поэтому мы ни разу не упали.
Рельсы впереди плавно спускались, уходя в туманный сумрак, словно в другой мир. Мы скатились с насыпи, и, не знаю почему, свернули на что-то вроде дамбы, - она отделяла песчаную равнину с лужами воды от приречных зарослей. Туман был не таким густым, каким казался сверху, - мы видели дорогу далеко вперед. Бежать по рыхлой земле было тяжело, но мы почему-то бежали, пока я не увидел смутно черневшую впереди массу, парившую над землей.
