Я отрицательно мотнула головой, и тогда он подвёл меня к самым бочкам и наклонил мою голову, так, чтобы я видела своё отражение:

– Он не падал духом и шёл до конца. Взгляни, Лили, и запомни эту девочку.

Вода в бочке слегка колыхалась от лёгкого ветерка. Моё отражение шло рябью, и я не могла его разглядеть, к тому же света факела не было достаточно. На тёмной рябой поверхности отражалась девочка с бледным худым лицом, носом картошкой и чёрными убранными волосами. Она боязливо смотрела на меня, будто прося помощи, а меж тем я вглядывалась в темноту вод, в которой всё отчётливее и отчётливее я видела глаза Бериала. Мне пришлось отпрянуть от бочки, и Маджифуоко продолжил:

– Жизнь преподнесёт тебе много нелёгких испытаний, но всегда прислушивайся к тому, что говорит тебе сердце и не забывай об этом.

Я дотронулась до груди, чувствуя, как сильно оно бьётся. Мимо прошёл патруль, но не обратил на нас никакого внимания. Когда они завернули за одну из повозок, Маджи снова подхватил меня за руку и потащил к своей повозке.

Когда мы добрались, он воровато осмотрелся по сторонам и запрыгнул к себе. Здесь света уже не было, поэтому Маджифуоко приходилось ориентироваться на ощупь. Я осталась стоять рядом и задрала голову кверху, пересчитывая звёзды. Этой ночью они были особенно яркими. Внутри повозки что-то загрохотало и Маджифуоко выругался про себя.

Наконец, спустя время он вылез обратно – весь взлохмаченный и взъерошенный, будто леший или домовой. В его руках был небольшой мешочек, который он протянул мне.

– Иди с Гелиосом, девочка. Я тебе тут свои вещички собрал, как говорится, по сусекам поскрёб, в общем, лишними точно не будут.

Я открыла котомку и запустила туда руку, сразу нащупав нож, ломоть то ли сыра, то ли хлеба, какую-то металлическую штуку, плащ и довольно толстый кусок бумаги.

– Это карта, – пояснил он, – она пообтрепалась маленько. Старая уже. Ты сейчас через лес иди. Он тут неглубокий, но это лучше, чем по дорожке-то. Иди прямо на север, выйдешь к деревушке Готке. Там, если понадобится, можешь в трактире остановиться. Хозяин славный малый, скажешь, что я ему долг прощу, если тебя на ночь приютит да накормит. А дальше до Золотых Ворот день на лошадке.

– Маджи, – я онемела, – даже не знаю, что сказать. Спасибо тебе огромное.

– Да осветит Гелиос твой путь, деточка, – кивнул он и начертил в воздухе круг Солнца. – А я пока за Вэй присмотрю. Это ты не беспокойся.

Мне почему-то стало так горько и паршиво на душе, что я кинулась к нему и обняла так крепко, как могла, утыкаясь в тёплое плечо. Мы стояли так какое-то время, пока в моей голове крутилась одна и та же мысль: я делаю большую ошибку. Не стоило их бросать, но в моих силах было всё исправить. Я бы сделала всё, чтобы Маджи и Вэй мною гордились.

Пробираться через ночной лес было плохой идеей, и даже прихваченный мной факел не сильно спасал ситуацию, освещая дорогу разве что под ногами. Сначала я шла по небольшой протоптанной тропинке – Маджи строго-настрого запретил мне сходить с неё, но дойдя до первой развилки, мне пришлось остановиться.

В этом месте дорога делилась натрое, а чуть в стороне, рядом с трухлявым пнём, стоял поросший мхом камень. На нём виднелись едва заметные буквы, различить которые не представлялось возможным. Я присела на пень, убедившись, что тот не развалится прямо подо мной. Лес казался огромным и по-своему зловещим. Вдалеке раздался треск ветки и хлопанье крыльев ночной птицы. В лесной тишине это казалось оглушающим взрывом, будто великан пробирался через чащу или бурелом. Я достала потрёпанную согнутую в четыре раза карту, которую мне передал Маджи, и попыталась понять, где же могла свернуть не туда.

От городка, где мы остановились, я провела пальцем на юг, пока не увидела тонкую линию, нарисованную явно рукой Маджи. Она шла вдоль кромки леса, восточнее дороги, которая прорезала самую гущу зарослей. Кое-где были пометки сделанные его рукой: «овраг», «кабанья тропа», «не ходить» и другие. Чуть дальше был аванпост рыцарей Мифрила, которые держали под контролем все выезды из леса. Мне доводилось слышать, что здесь орудует шайка каких-то бандитов. Поговаривали даже, что их главарь слетел с катушек и всё награбленное стал раздавать бедным. Любители этой истории, правда, умалчивали, что затем он же и обирал местных крестьян до последней репы. Следующая пометка советовала держаться подальше от поваленного дерева недалеко от лесного ручья – это место облюбовали медведи.

Встреча с ними была одной из тех вещей, которые не входили в мои планы на эту ночь. Я продолжала водить пальцем по карте, отчего смазала некоторые надписи, но не обнаружила ни одного упоминания, связанного с камнем или развилкой. От этого, а может и от лесной прохлады, меня пробил лёгкий холодок. Убрав карту, я посмотрела на то место, где стоял камень, но… Его там уже не было. Вместо него стоял пышный куст черники, на котором висела пара сочных ягод. Не знаю, что меня удивило больше: внезапно исчезнувший камень, или ягоды черники весной.

Они выглядели такими аппетитными, что я не могла отказать себе в удовольствии сорвать парочку. Они взорвались во рту приятным, охлаждающим вкусом. Мой желудок издал оглушительную трель на весь лес, и я только сейчас поняла, что за весь вечер так и не успела отхватить и кусочка. Тот помятый пирог, который мы разделили вместе с Вэй, был не в счёт. Я выудила из котомки небольшой сухарь и головку твёрдого ароматного сыра. Жевать это всё оказалось утомительным занятием, и если сыр отдавал приятным терпким послевкусием, то чёрствый хлеб мне приходилось вгрызаться со всей силой, так что совсем скоро челюсть неприятно заныла.

Уже давно перевалило за полночь, но, по моим расчётам, я не прошла даже и половины пути. Всё упиралось в эту дурацкую развилку и страх свернуть не туда. Мне тут же вспомнились истории Маджифуоко. Я откусила очередной кусок сыра и сделала глоток из небольшой фляжки. В один из первых приездов в этот город – мне тогда ещё не было и десяти – Маджи рассказывал, что давно в этом лесу обитал могущественный дух. Благодаря ему лес рос большим и цветущим, в нём бродили энты, водились фэйри, но бывало, что и чему-то тёмному, скверному, вырвавшемуся из-под присмотра стражей Бериала, удавалось в него проползти. Тогда Хранитель леса злился, и не дай Гелиос, ему было попасться на пути. Случись путнику заплутать в лесу, он путал все дорожки, заметал следы и ломал веточки, так что дорогу обратно было и не найти. Так, забредал бедолага в самую чащу, а там уж и пиши пропало. Никто, конечно, оттуда живым не выбирался, но поговаривали, что помощницы духа – певуньи – заигрывали заплутавших своими песнями и танцами, пока те, совсем обессиленные, не валились наземь.

Закончив с трапезой, я сложила остатки в сумку и вытерла жирные от сыра пальцы о края своего платья. Тянуть время больше было нельзя – меня уже должны были хватиться в театре. Я сделала шаг вперёд, как мне показалось, прямая тропинка шла вдоль кромки леса, а значит, именно она мне и была нужна.

Я всё шла и шла, прислушиваясь к стихающим лесным звукам, пока те и вовсе не пропали. Чем ближе было к утру, тем холоднее мне становилось. Накинув капюшон на голову, я плотно укуталась в свой плащ. В его широкие рукава то и дело пробивался холод.

В безмолвие леса было совсем неясно, сколько прошло времени – оно будто бы застыло вместе со всеми звуками. Мне казалось, что я иду уже несколько дней, при этом ни усталости, ни даже сонливости почему-то не чувствовалось. Между тем чем дальше уходила тропинка, тем страннее становилось окружение вокруг. Из-за деревьев то тут, то там мелькали слабые дрожащие призрачные огоньки, которые исчезали, стоило мне посмотреть на них.

Деревья стали намного шире и тянулись ввысь, закрывая своими могучими ветвями небо. Их кора от самого низа до верха была покрыта густым слоем мха, точно таким же, какой я видела на развилочном камне. Воздух колыхался и рябил, будто бы миллионы тонких паутинок пронизывали всё вокруг.