В дверях слева появляется  И н г а. Анзельм смущенно улыбается.

С вашей сестренкой можно беседовать почти как со взрослой. Даже еще серьезней.

И н г а. Простите. Это я виновата, что она вам мешает. Лорхен, поди в ту комнату, я сейчас приду.

Л о р х е н  неохотно уходит. Пауза.

(Наблюдает за Анзельмом.) Есть дрова. Зачем же вы жжете бумагу?

А н з е л ь м (доверительно). Не говорите им, что я жег.

И н г а. Кому?

А н з е л ь м. Моим коллегам.

И н г а. Их ведь нет.

А н з е л ь м. Если вернутся, разумеется. Им не следует знать, что я сжег книжку. Еще вообразят, что они были правы. А им не мешало бы впитать в себя кое-что из того, что уже стало пеплом. Они слишком самоуверенны…

И н г а. Думаю, их самоуверенность намного уменьшилась. Вы думаете, они еще вернутся сюда?

А н з е л ь м. Не знаю. Было что-то вроде тревоги. Меня разбудили, велели одеться и быть наготове.

И н г а. Наготове к чему?

А н з е л ь м. Этого они сами толком не знали. А может быть, просто не хотели сказать? Мне кажется, они были не совсем откровенны со мной.

И н г а. Зато я прошу вас быть со мной откровенным. Вы не боитесь, что здесь… может что-то измениться?

А н з е л ь м. Не знаю, о каких переменах вы думаете. Все, что должно было случиться, уже случилось. Позавчера…

И н г а. Да, это правда. Ничего не изменится. (Пауза.) А в ваших бумагах есть что-нибудь опасное?

А н з е л ь м (тихо рассмеялся). Ничего. Немного лжи, продуманной до конца. Мне кажется, что такой путь тоже может привести к правде. Но люди не хотят слышать об этом. Когда я пытаюсь объяснить им, в глазах у них — страх и отвращение.

И н г а. Вы говорите так, будто вас не интересует то, что там происходит. Возможно ли это?

А н з е л ь м (бросил в огонь последние листки, захлопывает дверцу). А что ж, там стреляют.

И н г а. Ну, это я и сама слышу, вот уже два часа. Вы, наверное, еще спали, когда я услышала.

А н з е л ь м. В сущности, все мы ждем одного — каждый своей пули, и отличаемся друг от друга только разным представлением о времени, которое нас отделяет от нее. О, у вас еще много времени.

И н г а (шепотом). Да-да…

А н з е л ь м. А я… я уже так обленился, что мне даже не хочется выйти на улицу поискать свою пулю, хотя в моей жизни не было еще более подходящего момента, чем в это утро. Ну ничего, подожду ее здесь, с вашего разрешения… (Идет к левой двери.) А пока посплю немного… (Уходит.)

Инга неуверенно осматривается, подходит к лесенке, смотрит наверх, затем идет к окну, открывает его, прислоняется к нише и напряженно прислушивается. Выстрелы звучат все громче. В передней хлопнула дверь. С чемоданчиком в руке быстро входит  Д о к т о р, подходит к Инге.

Д о к т о р. Какие-то наши отряды напали на городок. Не понимаю, что это значит, фронт ведь далеко… (Подходит к двери слева, заглядывает.) А где они? Никого нет? Вы одни?

И н г а. Одни… Все куда-то ушли, кроме одного. А он ничего не знает или притворяется, что не знает. Позову Лорхен. Тебе, наверное, хочется поцеловать ее. (Уходит налево и вскоре возвращается.) К сожалению, уснула над своей книжкой.

Д о к т о р. А Люцци там, возле нее?

И н г а (смущенно). Люцци? Нет, там ее нет.

Д о к т о р. Но она здесь, с вами?

И н г а. С нами, с нами. Где же ей быть?

Д о к т о р. Надеюсь, что вам ничего плохого не грозит.

И н г а. Не знаю, отец, что ты в данную минуту считаешь для нас плохим… Что это? У тебя кровь на рукаве.

Д о к т о р. Это в аптеке. Я перевязывал раненых.

И н г а (напряженно). Чьих раненых?

Д о к т о р (смущенно). Ну, тех…

И н г а. А-а, значит, есть раненые?

Одиночные взрывы.

Д о к т о р. Ого! Ручные гранаты, если не ошибаюсь…

И н г а. Отец, скажи мне правду. Может теперь все еще измениться или нет?

Д о к т о р. Вот об этом я сейчас и думаю. А не лучше ли вам, Инга, вернуться домой?

И н г а. Теперь это не так важно.

Д о к т о р. Напротив, очень важно, деточка. Если наши придут сюда, вам необходимо быть дома, в своей квартире. Нехорошо, если вас застанут здесь, в квартире чужих офицеров. Каждый должен быть теперь на своем месте…

И н г а (насмешливо). А ты, разумеется, в аптеке, среди раненых чужих офицеров…

Д о к т о р. Я — другое дело, я выполняю свой долг.

И н г а. Тогда скажи, что должна делать я, я?

Д о к т о р. Увы, дитя мое, мы не можем повлиять на события, от которых зависит наша судьба… Можем быть только на своих местах. Вот все, что мы можем.

И н г а. Ты так думаешь? (Берет его под руку, ведет к входной двери.) В таком случае уходи, отец, уходи. Не мешай мне. Ну иди же, иди в свою аптеку!

Д о к т о р. Инга, умоляю тебя, подумай о нас всех. Мы должны теперь любить и поддерживать друг друга, как никогда… Должны… (Взволнованный, уходит.)

По лесенке из мансарды медленно спускается  Л ю ц ц и.

Л ю ц ц и. Ты не знаешь, где он?

И н г а. Кто?

Л ю ц ц и. Как — кто? Михал. Я проснулась, когда он уходил. Снизу доносился какой-то шум, но я тотчас снова заснула. Что это за шум?

И н г а (презрительно). Стреляют. Может быть, и он (подчеркнуто), Михал, тоже…

Л ю ц ц и. В кого?

И н г а. Не догадываешься? В немцев!

Л ю ц ц и. А-а… (Бежит к окну, смотрит, возвращается.) Значит, здесь немцы? Откуда они взялись?

И н г а. Пока они еще у себя дома, дорогая сестра.

Л ю ц ц и. Хорошенькое дело. Что же теперь будет? Почему Михал ничего не сказал?

И н г а. Вероятно, не хотел нарушать сон, который ты так честно заслужила. Впрочем, твои дела меня не интересуют.

Л ю ц ц и. Нет. Неправда. Ты же думала о моих делах, всю ночь думала.

И н г а. Не мучай меня.

Л ю ц ц и. Зато я не совсем уверена, стоит ли тратить на это больше времени, чем на то, чтобы раздеться или одеться. Это ужасно, да?

И н г а. Ты никогда не думала слишком много, Люцци.

Л ю ц ц и. Возможно. Порой я живу как во сне. Вижу какое-то существо, похожее на меня. Оно что-то делает. Но я не уверена, я ли это и почему делаю то или другое…

И н г а. Очень удобная позиция — за сны не отвечают.

Л ю ц ц и (снова подходит к окну, прислушивается, возвращается). Почему, почему они должны убивать друг друга?

И н г а. Не беспокойся. Живым кто-нибудь обязательно останется…

Л ю ц ц и (убежденно). Михал.

И н г а (насмешливо). Ты хочешь сказать, что тотчас же, вдруг влюбилась?

Л ю ц ц и. Нет, не то. Я только хотела избежать твоей участи… Хотела воспользоваться правом выбора… А кроме того, я должна была понять, где же конец пустоте, которая нас окружает. Я не труслива, но боюсь одного — пустоты. Теперь я знаю — достаточно мгновения, чтобы избавиться от тумана, окутавшего нас.

И н г а (тихо). Времени, нужного на то, чтобы раздеться.

Л ю ц ц и (думая о своем). Если те придут сюда, мы с Михалом спрячемся на самое дно. Переждем, все переждем… Он тоже боится пустоты. Он говорил, что ему некуда возвращаться, что мы, немцы, отобрали у него все. Но я с ним не согласна. Человек должен жить только для себя — ты сама в этом убедишься, Инга, — только для себя. Они не знают этого. Просидели пять лет за решеткой, как стадо зверей.

И н г а. Но зато они знают другое.

Л ю ц ц и. Я не хочу верить, что одни думают так, а другие иначе. Из-за этого люди убивают друг друга.