И н г а. Я никогда не была на туристической базе. И не знаю, встречаются ли там люди, которых не только ничто не объединяет, но и все разделяет.
Я н. Думаю, что такие случаи бывают.
И н г а. Такие люди называются врагами.
Я н. Вероятно, их можно и так называть.
И н г а. Значит, я кое-что знаю о вас. (После паузы.) И что тогда происходит там, на базе?
Я н. Полагаю, люди сообща разводят огонь и заваривают общий чай. Огонь, как видите, у нас уже есть… А почему вы говорите о людях, которых все разделяет?
И н г а. Потому что думаю о нас: о вас и о себе.
Входит Л ю ц ц и с лампой и чайником.
Я н (увидев ее, Инге). А вот видите, мы все-таки варим общий чай! Ваша сестра и я нашли нечто нас объединяющее.
Л ю ц ц и (ставит чайник на печку). И к чаю что-нибудь найдется. Вы не думайте, будто мы пришли сюда с пустыми руками. Сейчас я принесу наши припасы! (Инге.) Как Лорхен?
И н г а. Я уложила ее в постель.
Л ю ц ц и. Прекрасно. Проведем приятный вечер втроем.
Я н. Благодарю вас. Но почему втроем? Мой коллега в комнате наверху.
И н г а (насмешливо). Этот людоед?
Л ю ц ц и. Значит, вчетвером. Еще лучше. Попытаемся приручить его.
Неожиданно с соседней улицы доносятся пьяные голоса, залихватски поющие солдатскую песню. Все трое резко оборачиваются к окну. Испуганная Инга подходит к Яну и инстинктивно кладет ему руку на плечо. Все напряженно слушают. Поющие прошли мимо окон. Тяжелые шаги медленно удаляются, пение стихает.
И н г а (смущенная, снимает руку с плеча Яна). Извините. Мне показалось, что они идут сюда…
Л ю ц ц и (смеясь). У вас есть по крайней мере какое-нибудь оружие?
Я н. Ничего, кроме этого! (Вынимает из кармана перочинный ножик.) Но в данную минуту такой нож — самое необходимое оружие. Нужно открыть консервы. (Роется в вещевом мешке, вынимает банку.)
Л ю ц ц и. Открывайте. Я сейчас приду. (Уходит налево.)
Ян открывает консервы.
И н г а (наблюдает за ним, после паузы). Моя сестра задает глупые вопросы. Ведь дело не в оружии. Сейчас меня тревожит другое… и гораздо сильнее, чем все звуки там, на улице.
Я н. Не понимаю.
И н г а. Ничего удивительного. Речь идет о вас.
Я н. Обо мне?
И н г а. Мир должен быть понятным. Так или нет?
Я н. Пожалуй, так. Однако мне хотелось бы, чтобы что-нибудь еще оставалось под знаком вопроса.
И н г а. Нет. Мир должен быть совершенно понятным. Для меня до сих пор он таким и был.
Я н. В вашем возрасте много не требуется.
И н г а. Мне было достаточно моего опыта. Да. Я всегда знала, что должна любить и что ненавидеть.
Я н. О, это уже очень много — такая уверенность.
И н г а. Вам смешно? Но, право… не моя вина, что мир, в котором я росла, был более понятен из-за ненависти, которую он пробуждал в людях, чем…
Я н. Верно. Мир, в котором вы росли, был бесчеловечен. Но ведь он канул в прошлое!
И н г а. Только для вас. Для меня — нет. И именно это нас разделяет. Сейчас все еще более мрачно и страшно, чем было. Но вы этого не замечаете.
Я н (смущенно). Мне казалось, я могу сделать для вас, для всех вас, что-то, что возродит надежду. И не только у вас. Я уже говорил — нам самим тоже необходимо поверить, что мир станет другим и что от нас зависит…
И н г а. Вы сказали, что освобождаете меня от чувства, похожего на благодарность. Это недоразумение. Ничего такого я не ощущаю. Напротив, я на вас в обиде. Вы, вероятно, добрый, благородный человек. Но именно из-за таких людей мир становится еще менее понятным. (Вспыльчиво.) Почему вы мешаете мне ненавидеть людей, как они того заслуживают?
Я н. Пожалуйста, не говорите так. Я не верю, что вы действительно так думаете.
И н г а. Сколько вы здесь пробудете?
Я н. Несколько дней. Может быть, три, четыре.
И н г а. А если только до завтра?
Я н. Может быть, и так. Это зависит не от меня.
И н г а. Не от вас? (Насмешливо.) А ведь вы уже свободный человек, не то что я… (После паузы.) Значит, завтра вас, возможно, не будет? Но я останусь здесь и снова вынуждена буду терпеть бесчеловечность мира. (С улыбкой.) Теперь вы понимаете, что ваша доброта недобрая?
Я н. Иными словами, я причинил вам зло? (С безграничным изумлением.) Так ли это? Так ли?
И н г а. Завтра или послезавтра, уезжая отсюда, вы, может быть, лучше поймете, что оставляете здесь только нищенскую подачку. Это, пожалуй, хуже, чем самая безжалостная обида. (Неожиданно засмеялась.) Нет, нет! Вы меня не слушайте. Несмотря ни на что, я вам чуточку благодарна. Хотя бы за то, что мой отец немного успокоился.
Я н. Да, это действительно не много. И все же вы не должны считать это милостыней. Пока я сам нищий, что ж я могу вам предложить? Мои коллеги говорят, что даже этого мы не можем себе позволить… И я сам не совсем был уверен. И если бы ваш отец обладал большим воображением…
Входит Л ю ц ц и с зажженной свечой и свертком в руке.
Л ю ц ц и. Дайте ваши консервы. Пойду на кухню готовить ужин.
И н г а. Я тоже пойду, помогу тебе.
Я н (Инге). Подождите минутку, я разыщу чай и сахар.
Люцци уходит.
И н г а (пристально смотрит на Яна). А вы считаете, что мой отец лишен воображения? Возможно. Но не будем слишком требовательны. Он хотя и знает жизнь лучше, чем я, но порой кажется мне моложе, чем я сама.
Я н. Удивительное дело. Ваша младшая сестра говорила о вас то же самое!
И н г а (спокойно). Думаю, что и она права.
Я н. Права? (Вспылив.) Что же вы здесь делали все эти пять лет, если каждый, кто моложе, чувствует себя старше других? Нет, меня такой счет не устраивает.
И н г а. А если окажется, что есть вещи еще более страшные? Для вас время остановилось. И вам нужно очень быстро шагать, чтобы догнать нас. А мы ведь тоже не стоим на месте. Хотя нет, не так! Вернее, сама почва движется, уходит у нас из-под ног… Ну что ж, давайте ваш чай и сахар. (Берет из рук Яна пакетики и быстро уходит.)
Ян молча смотрит ей вслед. Наверху хлопнула дверь. М и х а л, уже без куртки, в одном свитере, медленно спускается по лесенке.
Я н. А, это ты, жилец инкубатора грез?
М и х а л (заглянул в левую дверь). Подозреваю, что они последовали моему примеру, только ушли подальше.
Я н. Да. Они сказали: «Там, где свинство, нас нет».
М и х а л. Это, конечно, Павел, узнаю его стиль! (После паузы.) Говоришь, он сказал — свинство?.. А может быть, он прав? Подлые люди обманывают других, а честные того хуже — самих себя.
Я н. Нищие отдают больше, чем имеют сами. Ты это хочешь сказать?
М и х а л (сдерживая гнев). У нищих есть надежда завоевать весь мир, всю вселенную! (После паузы, пожимая плечами.) Нет, я не это хотел сказать. Остался еще только Берлин, который нужно завоевать. Я решил завтра отправиться на фронт, стать крупицей чего-то большего, чем то, что завоевано нами вчера. Именно крупицей, ничтожной крупицей. И это, пожалуй, единственный дельный шаг, на который мы еще способны. Да, Ян, завтра я иду проситься на фронт…
В передней стук. Ян и Михал удивленно переглядываются. Хлопнула дверь, слышатся неуверенные тяжелые шаги. С узелком в руке входит А н з е л ь м, на плечах одеяло, наброшенное в виде пелерины. В нескольких шагах от двери останавливается и осматривается вокруг, не обращая внимания на присутствующих.