– Домой. Никакой жребий я тянуть не буду. Я поздравлю Третьякову и всё.
Пока она растерянно молчит, выхожу из кабинета.
Третьякова, конечно, уже ушла. Звоню ей – хорошо хоть номер ее взял. Она отвечает не сразу, и у меня сразу мысли: ее поймали? И где, если что, искать?
Перезваниваю тут же снова и наконец слышу голос, вполне спокойный.
– Да? Прости, не сразу ответила… не успела, руки мыла… Я уже дома… Обедать собираюсь… А вас уже отпустили?
– Угу. Приятного аппетита. До завтра, – с легким сердцем отвечаю я и сажусь в машину.
– Спасибо, – отвечает Лена тихо, и я слышу, что она улыбается. И у самого тоже губы невольно тянутся.
Но все равно досадно…
***
В течение дня ловлю себя на мысли: интересно, чем она занимается сейчас? Звонить не звоню, но пишу в мессенджере:
"Что делаешь?"
"Уроки. Английский…"
"Есть сложности?"
Англичанка не дает на дом задания из учебника. Сама их, по ходу, придумывает, делает карточки и выдает нам. Каждому – свою. Видимо, чтобы со знания* не списывали.
"Мне неудобно"
"Почему? – не понимаю я. – Это ложный стыд. Пиши, что тебе непонятно, я объясню"
И она, к счастью, больше не упрямится. Пишет мне свои задания, и мы их разбираем.
Не знаю уж, поняла она или не очень, но я старался. Постепенно с английского мы съезжаем на другие темы. Она спрашивает про Канаду, про наш колледж, про разное…
Потом ко мне заходит отец, при параде, а я валяюсь на диване, в домашних шортах и футболке, с телефоном в руках, совершенно потеряв счет времени.
– Герман, ты еще не собрался?! Уже выходить пора.
В первый момент я даже не соображаю, о чем он. Потом быстро прощаюсь с Третьяковой и тоже в темпе переодеваюсь.
У отца сегодня юбилей. Пятьдесят пять лет. Празднует он в своем ресторане. Хочешь-не хочешь – надо быть.
В семь вечера мы с ним уже на месте. Парковка перед рестораном вся запружена машинами, и еще продолжают подъезжать. Мне на подобных мероприятиях скучно. Поэтому мы сразу с отцом договорились, что я поприсутствую пару часов и вернусь домой один.
Сначала всё идет по накатанной. Тосты, поздравления, подарки, какие-то фрагменты общих воспоминаний из прошлого. Я сижу рядом с отцом во главе длинного стола как истукан. Отец встает с ответной речью, благодарит присутствующих, кого-то выделяет лично, тоже что-то вспоминает. Потом переводит взгляд на меня.
– … Всякое бывало, но одно я могу сказать точно – жизнь я прожил не зря.
– Что значит прожил? – шутливо возмущаются его гости. – Ты, Саша, еще огого! … В самом расцвете… Жить да жить!
– Спасибо, спасибо, друзья, но… все мы под Богом ходим… И все же я – счастливый человек, – сообщает он и кладет мне ладонь на плечо. – Вот мое главное счастье, мой сын, мой наследник, мой Герман. Всё, что я достиг, всё, что я сделал и делаю – это только ради него.
Он смотрит на меня проникновенно.
– Я горжусь тобой, сын. Всё моё – твоё, ты это знаешь.
Все остальные гости тоже пялятся на меня с сентиментальными улыбками, мол, да, твой папа гордится тобой, ты – молодец. А я чувствую себя идиотом.
При первом же удобном моменте выхожу из-за стола и уединяюсь в одном из приват румов. Там пусто сейчас – ресторан для обычных посетителей по случаю банкета не работает. Устроившись на диване, опять берусь за телефон. Долго придумываю, что ей написать. В конце концов выдаю банальное:
"Еще не спишь?"
Жду минуту, другую, третью… Вздыхаю, убираю телефон в карман, и тут он издает короткий гудок. Снова достаю и ловлю себя на мысли, что опять улыбаюсь без всякой причины.
"Нет еще. Книжку читаю"
"Какую?"
"«Виноваты звезды» Джона Грина. Не читал?"
"Нет. Интересно?"
"Грустно…"
Она вкратце пересказывает мне свою книгу. Конечно же, я такое не читаю. Но что-то там отвечаю, как подобает, поддерживаю диалог, соглашаюсь с ней, мол, да, жалко девочку, жалко мальчика. А потом Третьякова снова спрашивает про мать. Честное слово, она о ней переживает больше, чем я.
И тут в комнату заглядывает девушка в очень коротком блестящем платье. В руке у нее полный бокал.
Кажется, я ее видел раньше с отцом, но кто она – не интересовался.
Я убираю телефон, смотрю на нее вопросительно. Может, ошиблась, тоже хотела уединиться, а тут занято. Жду, что она уйдет, но она, отпив глоток, ставит бокал на стол, а сама плюхается со мной рядом. Подол платья тут же ползет вверх, оголяя бедра.
– Привет, – улыбается она призывно и придвигается еще ближе.
____________________
* знания znanija.com - сайт, где выложены готовые ответы на все школьные задания, по всем предметам и учебным программам
35. Герман
– Привет. Я – Виола. Можешь звать меня просто Ви, – она протягивает мне руку, ухоженную, унизанную кольцами, с ярко-красным маникюром.
Я игнорирую и руку, и ее «привет». Однако ее это не смущает ничуть. Она сжимает протянутую ладонь в кулак и опускает, издав смешок.
– Ну что ты так напрягся, милый? Я всего лишь хочу с тобой познакомиться… поближе.
«Поближе» она произносит с интимным придыханием и придвигается совсем вплотную. Я встаю с дивана, намереваясь уйти. Она тут же подскакивает следом и преграждает собой путь.
– Ну же! Не будь такой букой… – Она поднимает правую руку, выставив указательный палец, и ведет им по моей шее, слегка царапая кожу длинным ногтем.
Бред какой-то. Где отец только берет этих дур?
Отталкиваю ее руку. Саму Виолу тоже отодвигаю в сторону, не особо церемонясь – она едва удерживается на своих каблуках, и выхожу в общий зал. Гулянье там в полном разгаре.
Я иду в фойе, забираю пальто. Эта дура тащится за мной. Цепляется за рукав, тянет.
– Постой… ну постой же.
– Чего тебе? – оборачиваюсь я.
– Я что-то не так сделала? Напугала тебя своим напором?
Смотрю поверх ее головы в зал. Пытаюсь найти взглядом отца, но не вижу, его заслонили. Он ее, что ли, подослал? Потому что она не выглядит обиженной. Скорее, растерянной и раздосадованной, будто не справилась с заданием.
– Может, останешься и просто поговорим? – лепечет она почти жалобно.
– О чем? О чем с тобой разговаривать? – усмехаюсь я, настолько нелепа эта ситуация и эта… даже не знаю, как ее назвать. Виола, в общем.
– Ну… просто познакомиться, пообщаться…
Я не дослушиваю ее и выхожу на улицу. Не то что я злюсь на отца, нет. Скорее, раздражен. Даже не раздражен, а просто противно.
Сажусь в машину. Василий вздрагивает. Видать, уснул.
Пока едем домой, я снова переписываюсь с Третьяковой. Хотя это слишком громко сказано. Мы лишь обмениваемся парой фраз:
«Не спишь еще?»
«Как раз собираюсь ложиться»
«Тогда приятных снов»
«Спасибо, и тебе».
Однако незаметно настроение улучшается.
Уже на месте Василий вдруг говорит:
– Александр Германович, последние дни всё время спрашивает, с кем вы видитесь, с кем общаетесь. Каждый день чуть ли не допрос… Он как будто что-то подозревает. Но я, как и обещал, про ту женщину ни слова.
Я благодарю его кивком и захожу домой. Отец, скорее всего, раньше двух-трех часов ночи не вернется.
«Та женщина» у меня тоже из головы не выходит. Я стараюсь не думать о том, что она рассказала про отца. Судить его не мне. Но и отмахнуться не получается.
Сделал ли он то, в чем она его обвинила? Не знаю. И не уверен, что хочу знать. Но вот мог ли он так поступить с ней и с тем водителем? И понимаю, что мог.
Отец иногда вскользь рассказывал о своей бурной молодости, о том, как «поднялся» в девяностые – ну прямо готовый сценарий для Гая Ричи. Так что эпизод с водителем и матерью вполне укладывается в эту картину.
