– Очень давно, и я хотел спросить, не застали ли вы кого-то из прежних сотрудников?

– Боюсь, что нет. Я здесь всего пять лет, никто из персонала не задержался так долго.

– Понимаю. А сотрудников социальной службы? Вы не встречались с женщиной по имени Мэри Симмз? Ее муж, Дэвид, тоже иногда подрабатывал здесь смотрителем и разнорабочим.

– Да, но оба они рано ушли на пенсию. Вы знали их?

– Конечно. Они всегда хорошо ко мне относились.

Дин нисколько не покривил душой. Он помнил, как Мэри Симмз отправляла мужа заниматься устранением любых поломок в доме, как Дэвид соорудил для мальчиков некое подобие баскетбольной площадки во дворе. Это было еще до того, как на Дина навесили ярлык отпетого хулигана. Он пробыл здесь некоторое время, прежде чем нажить неприятности и перевод в другое место. Несколько лет спустя, уже оказавшись в семье, где подвергался жестокости и сексуальному домогательству, он жалел о невозможности сбежать обратно к тем людям, мечтал, что они спасут их с Джесс, ставшей для него сестрой. Их вместе, потому что без Дина девочка часто становилась обузой. Позже он не раз пытался найти Симмзов, но безуспешно. Вдруг эта женщина знает, куда они переехали?

– У вас, случайно, нет их нового адреса?

– Есть, но я не уверена, следует ли давать его вам. Вы же совершенно незнакомый человек.

– Тогда, может, дадите хотя бы номер телефона?

– Вот это я, наверное, действительно могу. – Она достала из кармана мобильный телефон и принялась просматривать список контактов. – У вас есть ручка?

– Я сразу же занесу его в свой телефон.

Женщина показала номер, и Дин скопировал цифры.

– Надеюсь, этого достаточно. Мне почему-то показалось неправильным давать адрес.

– Прекрасно вас понимаю. Я приехал сюда, чтобы просто взглянуть на дом, а он напомнил мне о них. Не ожидал, что здесь все еще приют.

– Он один из последних, продержавшихся так долго. Думаю, нам очень помогла помощь соседей по кварталу. Они дают подросткам временную работу и позволяют им чувствовать себя частью местной общины. Мне довелось поработать и в других домах. Там такие семейные приюты вызывали только недоброжелательность и неприятие среди обитателей окрестных коттеджей. Вроде бы те же самые люди каждый месяц щедро жертвуют на нужды сирот, но как только проблема касается их самих, гонят ее от порогов. Им нравится, когда все видят, как они помогают, но только если детишки живут подальше. Вот почему для общества так важна работа Картеров и им подобных, по-настоящему милосердных семей.

– Большое спасибо. Вы мне очень помогли. Мне не терпится созвониться с Мэри и проверить, помнит ли она меня.

– Не за что. – Девушка помолчала. – Можно спросить?

– Разумеется.

– Вам было хорошо здесь?

– Да. Честное слово. Очень хорошо.

Дин улыбнулся. Ему и сейчас не пришлось кривить душой, хотя странно было снова увидеть место, напомнившее ту его версию, о которой он давно забыл: невинного беззаботного мальчика, ребенка, которого досыта кормили, позволяли свободно расти и развиваться.

Едва Дин ушел оттуда, он набрал полученные цифры в поисковом окне. Все оказалось даже легче, чем он ожидал, поскольку номер оказался городской, а не мобильный. Поисковик выдал адрес Мэри Симмз. Интернет порой даже пугал. Если ты знал, как искать, с большой долей вероятности Сеть не разочаровывала. Не давая себе времени передумать, Дин сел в машину и отправился к жилищу своей давней приютской воспитательницы.

Дом Мэри производил приятное впечатление. На крыше гаража спал кот. Толстый и пушистый, всем довольный зверь. Дин постучал, дверь открыла пожилая женщина. Он удивленно уставился на нее: за исключением возраста, она выглядела в точности как прежде. Дина окутало неизвестное ранее чувство симпатии. Мэри была его якорем в период жизни, когда все, что он знал, представлялось сплошным хаосом, и дома он далеко не всегда чувствовал себя счастливым. Словно пришел навестить давнюю знакомую. Она вопросительно посмотрела, а потом перевела взгляд на подвеску.

– Я часто думала, что сталось с тобой, Дин Кинкейд. – Мэри протянула руку и легонько провела пальцем по шарику с ракушкой. – Порой вспоминала тебя. Ты был таким злым мальчишкой.

– В самом деле?

– Да, внутри. Я замечала, насколько глубоко ты подчас задумывался.

– А что еще вы помните обо мне?

Тогда он почти постоянно ощущал себя словно невидимым, и его удивило, что кто-то замечал его даже мимолетно. Он и не предполагал, что Мэри узнает его.

– Вы с сестричкой были неразлучны. Слышала, что с ней случилось. Она казалась милой малышкой. Это так печально.

– На самом деле она не приходилась мне родной сестрой.

– Нет, приходилась. Во всем, что было важно в этой жизни, приходилась.

– Я хотел узнать, не помните ли вы название места, куда нас перевели незадолго до того, как вы ушли с работы? – спросил Дин, вспомнив о своей цели.

Он не любил говорить о Джесс, это причиняло слишком сильную боль. И вообще, как ни приятно оказалось путешествие по дорожке в прошлое, он пришел не за этим. Надо найти следующий фрагмент головоломки. Мэри Симмз не имеет отношения к тому, что произошло, когда его перевели в другой дом.

– Оставить вас вместе стало для меня главной заботой. Не думаю, что друг без друга вы сумели бы выживать настолько хорошо. Когда до меня дошли слухи о ее смерти, я постаралась выяснить, что случилось с тобой.

– Правда?

– Мне рассказали, как и почему ты попал в колонию для несовершеннолетних преступников. Ты убил того жуткого мужлана. Я пыталась навестить тебя, но мне не дали разрешения.

– Мне об этом не сообщили.

– Надеюсь, ты нашел свое место в жизни. Ты все еще выглядишь немного сердитым, но мне приятно видеть, что ты прошел через все и выкарабкался.

Дин подумал, испытывала бы Мэри такие же чувства, если бы знала, как именно он выкарабкался.

– Вы знаете, где он? Тот дом, куда нас отправили?

Мэри кивнула.

– Да. Это был приют «Форд парк» в Плимуте. Но его уже тоже закрыли.

– Спасибо.

– Не за что, Дин.

Она улыбнулась, а на него снова нахлынула волна воспоминаний. О ее доброте, о том, как она приносила ему маленькие подарки: книги, сладости или мраморные шарики, которыми они с Джесс играли. Иногда его бесило, что только дурные воспоминания пробиваются на поверхность, затмевая все хорошее. Дин прикоснулся к подвеске, которую Мэри купила для него. Это была маленькая ракушка, залитая оргстеклом. Он отдал ее Джессике, и она стала для нее самой дорогой из всех ее вещей. Подвеску нашли в ее кармане, когда обнаружили тело. Тогда Дин повесил шарик себе на шею, чтобы никогда не забывать о сестре. И помнить о необходимости выжить любой ценой ради нее.

После визита Имоджен Грей Гэбриел стал ловить себя на том, что шарахается от любой тени и следит за каждым движением. Не приведи господи, кто-то узнал детектива и увидел, как он разговаривал с ней. Последнее, что ему сейчас нужно, это репутация стукача. Он наслушался от Сола историй об участи, которая ждет людей, доносящих представителям власти о происходящем в стенах тюрьмы. Но понимал Гэбриел и другое: именно на этом строится расчет: заключенные так боятся последствий жалоб, что безропотно мирятся с любой грязью, в которую они их втаптывают. «Они» – это тюремные манипуляторы, насильники, шантажисты, воры и вся прочая мразь, завладевшая системой. Подонки, которые умудряются делать что-то вроде карьеры. Годами наслаждаются, издеваясь над поступавшими в тюрьму новичками, сразу определяя самых слабых, готовых молча сносить все. Иногда ошибаются, и избранная жертва не выдерживает, отрывает от простыни длинную полосу и плотно обматывает ее вокруг шеи. Таких находят потом с глазами, вылезшими из орбит, и с тонкой струйкой успевшей засохнуть слюны, вытекшей изо рта. Тогда камеру тщательно отмывают, и в ней появляется другой заключенный – вероятная новая мишень. В тюрьме нет постоянных победителей и побежденных. Здесь вообще существуют только переменные величины. Гэбриел сразу заметил, что в каждой группировке выделяются вожаки и везунчики оказываются на стороне сильнейших. Есть люди, подобные Солу, они считаются нейтральными. Гэбриел часто гадал, что сделал Сол, чтобы обеспечить себе подобный статус. Его обычно не трогали, хотя и он никому не угрожал, но и в слабаках не числился. Именно таким хотел стать Гэбриел, но было уже поздно. Ашер видел его насквозь, до потаенных закоулков души.