Имоджен порылась в сумке и достала папку. Она показалась до странности легкой. Потому что внутри ничего не было, если не считать послания на желтом стикере, где почерком Дина было написано: «Прости. Целую».

У Имоджен перехватило дыхание. Дин забрал ее материалы по делу. Почему он вдруг заинтересовался ее работой? Он вообще не проявлял любопытства до вчерашнего вечера. Если вспомнить в деталях, то до того, как просмотрел видео… Неужели он заметил что-то, ускользнувшее от нее? Как бы то ни было, Имоджен почувствовала в действиях Дина нечто темное и запутанное, выглянувшее из прошлого, очередную загадку, которую ей предстояло расшифровать. Насколько она знала, Дин избегал откровенной лжи, предпочитая уходить от ответа – по крайней мере на прямые вопросы. Имоджен взяла мобильный телефон и набрала номер, прекрасно понимая, что ничего не добьется, – а просто чтобы показать, насколько она недовольна пропажей служебных документов. Дин теперь не отзовется ни на какие ее звонки, пока не будет готов к разговору. Оставалось надеяться, что он не наделает глупостей, пока не даст возможность спросить, какого дьявола творит. Важно и другое – он не должен попасть в полицию с материалами на руках. Подобного Имоджен всегда опасалась. Как бы он не зашел слишком далеко и ей не пришлось самой арестовать его. Она в голос застонала, подумав об этом.

Вернувшись в ванную, Имоджен погрузилась в воду и попыталась представить, каким образом это дело могло касаться ее любовника или даже отца. Их странная близость не переставала удивлять ее. У них не было друг от друга секретов. Дин знал Элайаса значительно лучше нее. Папа практически воспитал его. Если верить Дину, в буквальном смысле спас ему жизнь, когда тот был почти ребенком, а потом не дал перевести его в тюрьму для взрослых из исправительной колонии для несовершеннолетних. Имоджен постаралась вспомнить все, что говорил Дин перед тем, как они легли в постель, его реакцию на видеозапись, любую деталь, которая показалась бы странной. Правда, она недостаточно хорошо знала его, чтобы понимать, было ли что-то необычное в его словах и поступках. Однако в том, как они занимались любовью вчера вечером, ощущалась некая особенность. Словно Дин прощался.

Имоджен снова вздохнула. Возникла ситуация, из-за которой их отношения не могли продолжаться долго и закончиться благополучно. Быть с Дином означало всего лишь пытаться отдалить неизбежное и любить человека, с которым не суждено соединить судьбу. Мысль, что она, может, больше никогда его не увидит, заставила мышцы напрячься. Имоджен даже не была уверена, что способна арестовать Дина, если он совершит преступление. Она всегда думала, что сможет надеть на него наручники, а сейчас вдруг засомневалась. Порой ей казалось, что он сознательно ходит по краю, исследуя, как далеко может зайти без ее вмешательства в роли защитницы закона. Неужели таким безумным образом он проверяет, любит ли она его на самом деле? Или все куда проще: он ставит свои потребности на первое место, а ее жизнь и карьера для него второстепенные факторы? Наверное, он уже не может измениться. Останется таким, каков есть. Только одно Имоджен знала наверняка: Дин ни при каких обстоятельствах не подвергнет ее опасности. По крайней мере, в этом она полностью доверяла ему.

Гэбриел стоял под душем уже три минуты, когда появились Ашер и его сокамерник, успевший, по всей видимости, окончательно оправиться от болезни. Формально он не был знаком с Гэбриелом, просто всегда держался в двух шагах позади Ашера, следовал за ним, словно подручный и подносчик трупов, неизменный спутник Дракулы. Рядом с Гэбриелом наслаждался мытьем Бейли, он набирал в рот воду и поневоле молчал, так что хотя бы здесь не приходилось просить его заткнуться. Ашер пристроился рядом, уверенными движениями разделся и включил душ, а его сокамерник остался маячить в проходе, наблюдая за охраной. Гэбриел отвернулся, тщетно укрываясь от взглядов и наглых ухмылок намыливавшегося Ашера. Гэбриел смыл с себя остатки пены, схватил полотенце и обернулся им как можно небрежнее, стараясь не замечать дрожи в пальцах.

– Поторопись, Бейли.

Голову Бейли густо покрывала пена шампуня. Он, надо полагать, вылил на себя половину содержимого флакона и потому вряд ли мог справиться с мытьем быстро. Гэбриел хотел уйти, но опасался оставлять Бейли с Ашером. Одному богу известно, что может произойти.

Гэбриел натянул трусы. Синтетическая ткань липла к мокрым ногам и цеплялась за волоски. Стоило полностью одеться и подготовиться к возможной схватке. Очевидно, Ашер задумал пакость. Эта мысль прокралась в голову и заставляла нервничать. Возможно, такую цель и преследовал Ашер. Ему хотелось пощекотать нервы, заставить мучительно раздумывать и гадать. Гэбриел чувствовал: для противника все это лишь занятная игра. Он ощущал его взгляд, пока тот намыливал торс. При этом Ашер не отвернулся к стене, как обычно делали в душе. Он намеренно стоял лицом ко всем и ласкал себя. Гэбриел старался не смотреть, пока вытирался полотенцем, но и краем зрения замечал, как Ашер умело вызывает у себя эрекцию.

– Давай заканчивай с мытьем, Бейли, – сказал Гэбриел с раздражением.

Ашер теперь крепче сжимал член, оглядывая Гэбриела снизу доверху. Этот взгляд! Он ощущался физически.

– Развернись чуть-чуть, Гейб, сделай милость, покажи свою соблазнительную попку. – Ашер задышал тяжелее.

Гэбриел торопливо натянул через голову футболку и влез ногами в штанины, стараясь не выдать охватившей его паники.

– Бейли! Все, выходи!

Ашер издал сдавленный стон и пустил струю спермы на мокрые плитки кафеля.

Потом рассмеялся.

– Спасибо! – с преувеличенной вежливостью поблагодарил он Гэбриела, смывая семя в сливное отверстие.

Душ, под которым мылся Бейли, в очередной раз отключился, и тот наконец вышел.

– Одевайся быстрее. Пошли отсюда, – снова поторопил Гэбриел.

– Ладно, ладно. Иди, если спешишь. Я догоню!

– Да, Гэбриел, теперь можешь идти, а мы уж присмотрим за твоим дружком, – усмехнулся Ашер, направившись к ним и по-прежнему оставаясь совершенно нагим.

– Отвали на хрен, Ашер.

– Ну вот. Разве я заслужил, чтобы со мной так грубо разговаривали? Я стараюсь угодить вам, только и всего, верно, Бейли?

– Гэбриел предупредил, чтобы я остерегался тебя, – сказал Бейли, по-детски нахмурившись.

– Неужели? Почему бы это, а, Гэбриел? Ревнуешь и беспокоишься, что я изменю с твоим приятелем?

– Заткнись, Ашер, и оденься, мать твою!

Страх нашел выход в злобе. Но Гэбриел даже не попытался играть с Ашером, потому что тот всегда оказывался на ход впереди и любая реакция жертвы прекрасно вписывалась в его расчеты.

– Я веду себя вполне дружелюбно. Незачем так грязно ругаться.

Ашер нежно провел пальцами по волосам Бейли. Тот сбросил его руку, а Гэбриел ухватил ее за кисть.

– Послушай, Ашер. Только тронь меня или Бейли еще раз, и я тебя снова отделаю. Можешь поверить, – пообещал он и ослабил хватку.

Ашер подошел к Гэбриелу вплотную.

– Я могу сделать так, что тебя отправят в карцер, когда я захочу. Помни об этом. В любое время, будь ты трижды неладен! И кто тогда позаботится о дорогом твоему сердцу дружке?

– Чего тебе от меня надо?

– Я думал, это очевидно.

– Очевидно?

– Да. Я хочу тебя.

Гэбриел ощутил приступ тошноты.

– Никогда.

– Что ж, в жизни со мной уже происходило подобное. Я и раньше встречал таких мальчиков, как ты. Они тоже строили из себя женолюбов, а потом выяснялось, что глубоко в душе им очень хотелось ощутить в своей попке крепкий член.

– Никогда. Ты понял? Никогда. Этого не будет.

– Я тебя заставлю умолять на коленях. Я бы даже заключил пари на большие деньги. У каждого есть переломная точка, и мне осталось только вычислить твою.

– Оставлю тебя при твоих иллюзиях. Пошли отсюда, Бейли.

Гэбриелу пришлось выйти из душевой первым, но прежде он подал Бейли одежду, и тот быстро натянул ее. Они вернулись в камеру.