– Почему же?

– Он оказался весьма неприятным в общении. При нем я чувствовал дискомфорт. Вы поймете, если я скажу, что в его личности присутствовала темная сторона? Хотя вы тоже наверняка сталкиваетесь с этим в работе: с инстинктивным впечатлением, создаваемым некоторыми людьми.

– Простите, но когда это было?

Имоджен никак не отреагировала на отвлеченное заявление священника, не желая ввязываться в обсуждение сходства и различия их профессий.

– По-моему, примерно месяц назад. У него при себе оказалось немного денег. Мне пришлось попросить его удалиться, потому что он повел себя очень грубо с другой прихожанкой: обозвал ее словом на букву «с». – Священник покачал головой. – Но он ушел, только когда я пригрозил вызвать полицию. С того вечера я его больше не видел.

– Значит, месяц назад? – Эдриан посмотрел на Имоджен и достал телефон.

Это была новая информация.

– Вы знаете, с кем он общался чаще, чем с остальными? У вас есть его фотография? – наседала на святого отца Имоджен.

– Фото у меня нет, как и ответа на ваш первый вопрос. Он всегда сторонился общества. Никогда не приходил на собрания, которые моя церковь устраивает для бездомных. Думаю, я не был ему симпатичен. Хотя невозможно нравиться всем, правда?

– Совершенно верно, – кивнула Имоджен. – Большое вам спасибо.

Священник откланялся и скрылся за дверью у алтаря. Имоджен обернулась и увидела, как Эдриан кладет деньги в ящик для пожертвований. Она продолжала наблюдать, когда он выбрал свечу, зажег ее и поместил на подставку из старого потемневшего металла. Показалось, что он коротко помолился, прежде чем снова посмотреть на нее.

– Есть что-нибудь полезное?

– Нет. Но ясно, что всего месяц назад Брикс не был в тюрьме. Надо подключить к следствию Гэри. А что это ты только что сделал?

– А на что похоже?

– Не думала, что ты интересуешься подобными вещами.

– Я всего лишь зажег свечу, Грей. Успокойся.

– Мы, кажется, достаточно долго работаем вместе, чтобы ты знал: не надо просить меня успокоиться.

– Почему бы и тебе не зажечь свечку?

– С какой стати мне зажигать ее здесь? Я не католичка.

– Сделай это просто для души. Вспомни о людях, которые тебе дороги, – предложил Эдриан. – И тебя посетит прекрасное чувство.

– Ради кого мне ставить свечку? – спросила Имоджен.

Она сразу вспомнила о Дине и тут же устыдилась, что подумала не о маме.

– Ради своей матери. Ты ведь уже успела вспомнить о ней.

– Уж ей-то это едва ли сейчас поможет, верно?

Раньше Ирен и недели не могла обойтись без дочери. А теперь улетела за границу с мужчиной, которого Имоджен совершенно не знала.

– Верно. Но это поможет тебе.

– Ладно.

Имоджен не могла бы сказать, кто тревожил ее больше: мать в обществе незнакомого мужчины или вновь обретенный отец, который мог снова исчезнуть, проведя с мамой некоторое время и поняв, насколько хрупко ее здоровье.

Эдриан достал из кармана еще одну фунтовую монету и бросил в ящик для пожертвований. Имоджен зажгла свечу и поставила рядом со свечой напарника, отчаянно стараясь удержать мысли о маме. Именно так должен происходить подобный процесс, если она не ошибалась. Странно, но на душе действительно полегчало.

– А за кого ты поставил свечку? – спросила она.

– За тебя.

– За меня? А что со мной не так?

– Слишком взрослый вопрос. Не согласна?

– Нет, серьезно, почему за меня?

– Потому что на тебя сейчас столько всего свалилось, Грей. – Его лицо выглядело необычайно добрым. – К тому же я не могу сказать тебе ничего хорошего прямо, не опасаясь, что ты мне башку за это оторвешь.

Несколько мгновений они пристально смотрели друг на друга.

– Пора идти, Майли. У нас работы по горло. Надо все же установить, чье тело найдено в сгоревшей будке и почему Брикс был не в тюрьме, – сказала она, признавая, насколько приятно и важно иметь рядом кого-то, кому можно полностью доверять.

Имоджен догадывалась, как нелегко бывает с ней Эдриану, правда, иногда казалось, что такие отношения ему даже нравятся.

Гэбриел сидел перед кабинетом медсестры, специализировавшейся на расстройствах психики. Немного тревожило, что он действительно очень хотел побывать на приеме, поговорить с кем-то наедине, не опасаясь ужасных последствий. Если не считать времени приема пищи, Гэбриел мало с кем встречался. Особенно после пропажи Джейсона, о котором, казалось, успели напрочь забыть, и стало понятно, что он уже не вернется. Иногда Сол мимоходом похлопывал Гэбриела по плечу, и к этому сводилось все его человеческое общение в тюрьме. Он успел стать свидетелем трех драк по самым незначительным поводам, потасовок не особенно ожесточенных, но наводящих на дурные мысли. Агрессия могла распространиться среди других заключенных и стать причиной гораздо более серьезных проблем.

Гэбриел исподволь присмотрелся ко всем надзирателям, определяя, с кем стоит держаться настороже. Офицер, сопроводивший его сюда в фургоне, – Хайд – показался наиболее непредсказуемым. Его налитые кровью глазки постоянно бегали, он всегда выглядел уставшим, то и дело потирал веки тыльной стороной ладони. Сколько можно продержаться на такой работе, прежде чем она уничтожит тебя? Гэбриелу оставалось только гадать, давно ли Хайд служит тюремным охранником. Он думал обо всех людях, которых надсмотрщик встречал здесь, чтобы затем отпустить и увидеть снова. Так кто же на самом деле находится в заключении? Большинство осужденных отбывали максимум трехлетние сроки, а потом отправлялись по домам, где могли обо всем забыть. Самые невезучие, среди которых числился и Гэбриел, ждали приговора и перевода в другую тюрьму. Далеко не все возвращались, вновь преступив закон. А вот Хайд служил здесь дольше других надзирателей, которые обращались к нему за советом в сложных ситуациях. Он каждый день смотрел на те же тюремные стены, что и заключенные, был заперт в том же здании и выходил на свободу только вечером, чтобы поспать дома и вернуться утром.

– Входите, – позвала медсестра из глубины кабинета.

Натали Барнс специализировалась на душевных расстройствах и оказывала медицинскую помощь по всему городу. Тюрьму она посещала два раза в неделю, но для Гэбриела эта встреча была первой. Он немного нервничал, но с нетерпением ждал времени, которое проведет с представительницей другого пола. Его никто не подготовил к полнейшему отсутствию женщин, а он сам не задумывался об этом, пока не столкнулся с реалиями тюремной жизни.

Гэбриел встал и вошел в кабинет, уселся на стул у письменного стола. Медсестра кивнула Хайду, он вышел и закрыл за собой дверь.

– Ну, как ваши дела, Гэбриел? Это обычная проверка условий содержания заключенных.

– Все хорошо.

– Это первое преступление, которое вы совершили?

– Да, первое.

– Вам трудно приноровиться к тюремному расписанию?

– Нормально.

– Вы уже завели друзей?

– Нет, пока не завел.

– Время тянется гораздо дольше, если вы всегда в одиночестве. Важно по мере возможности активно контактировать с другими заключенными. Это наверняка поможет справиться со скукой, вызванной повседневной рутиной.

– Я буду иметь в виду ваш совет, – выдавил Гэбриел с неохотой, не чувствуя пока никакого удовлетворения от беседы.

– А чего вам больше всего не хватает из прошлой жизни на свободе?

– Всего! – выпалил он и чуть не рассмеялся над глупым вопросом.

Хотя, разумеется, свободы – именно ее больше всего и не хватало.

– Я имею в виду что-то одно. По чему вы скучаете особенно сильно? Быть может, родители? Или подружка? Или ваша собака?

– Собаки у меня нет. Родители только рады умыть руки и избавиться от меня, а подружка… Не думаю, что она все еще моя девушка.

– Но должно же быть хоть что-нибудь.

– Если честно, я больше всего скучаю по прогулкам. Чтобы просто выйти из дома и отправиться куда душа пожелает. Вот как все просто. И, наверное, еще музыка. Тоскливо без нее. А телевизор я почти не смотрел.