— Это не преступление, — пожал он плечами. — Жаль, конечно, но князь Грачев в своем праве. Закон говорит о детях, а здесь. Здесь даже не подросток, скорее молодой мужчина. Твой человек пишет, что ему на вид немного за двадцать. С этим ты Грачева не прижмешь.

— И не собираюсь, — покачал головой магистэр. — Развей мысль.

— Которую?

— Юноша, который ничего не помнит, не имеет вообще никаких привязок ни к Порядку, ни к Хаосу, ни к Жизни. У него нет, точнее не было ни одного умения, а Суть развита настолько плохо, что твоя младшая дочь сильнее его. И, тем не менее, именно этот юноша умудряется убить пепельника обычным ножом. Он нанес в финале боя лишь один точный удар. Понимаешь один! Самым простым ножом. Как тот, которым твои кухарки рыбу разделывают. Ему удается таким же ножом убить и поглощённого во время прорыва Кристалла. Не простого поглощённого, запитанного силой Кристалла. А затем он умудряется выжить, после того как ему в спину попала стрела, пропитанная магией Смерти. Не возникает ли у тебя вопросов?

— Хаос ему благоволит, — широкие плечи императора дернулись.

— Ты про удачу? Нет, удача здесь не играет. Если Хаос и приложил к этому руку, то не слишком старался. Дерджален видел его Суть. С такой удачей он будет искать монету в сокровищнице и ничего не найдет. Ну же, император думай. Думайте, ваше величество!

— Обнуленный? — не веря тому, что произносит, выдохнул император.

— Обнуленный, — подтвердил Слав. — Возможно! — он поднял руку в предостерегающем жесте. — Нельзя быть уверенным в этом. Возможно это так. Но возможно ты прав и мальчишке действительно очень везет. И возможно везение сие идет не от Хаоса. Да что там, возможно вообще ни одна Суть здесь не завязана. У меня нет ответов, но их надо как-то получить.

Император вскочил, хлопнул в ладоши. Слуга появился тут же.

— Отца Берга сюда! — распорядился император. — Срочно!

— И Голышева, — добавил Слав.

— И Голышева, — эхом повторил император, удивленно глядя на магистэра.

Слуга поклонился и исчез.

— Третий и четвертый, — улыбнулся императору Слав.

Час спустя, замерзший, заспанный Отец Берг тяжело опустился в кресло. Принял бумагу у императора, прочитал, поднял ничего не понимающий взгляд, переводя его с императора на магистэра и обратно.

— Мне жаль двадцать воинов Крыла, но какое отношение к их смертям имеет Имперская Академия? Случился прорыв. Бывает. Такое случается. И мы не знаем, — глядя на магистэра с нажимом сказал старик, — где случится в следующий раз. Возможно даже здесь, — он вновь повысил голос, — в столице. Возможно под вашим дворцом или моей Академией. Прорыв ликвидирован. Жаль, что суть Кристалла потеряна. Очень жаль. Жаль погибших людей. Но какое отношение ко всему этому имею я?

— Вот здесь, — улыбаясь магистэр ткнул пальцем в бумагу. Он даже не собирался прятать улыбку, утереть нос, старому ученому редко появляющаяся возможность.

Старик оправил бороду, недовольно взглянул на магистэра, прошамкал что-то губами и, развернув бумагу к свету, прочитал еще раз.

— Интересный мальчик, — равнодушно пожал он плечами. — Не более того.

— Отец Берг, — тоном учителя отчитывающего нерадивого ученика произнес император. — Прочитайте еще раз, сделайте милость. Только когда будете читать, обратите внимание на его возраст.

— И на полное отсутствие воспоминаний о себе, — подсказал Слав.

Портьера закрывавшая часть комнаты слегка колыхнулась, сообщив магистэру об открывшейся без звука двери. Голышев, начальник Тайной Канцелярии прибыл, но выходить при Отце Берге не стал. Умный тип. Очень умный, очень хитрый. И абсолютно предан империи. Не императору. Император лишь личность на троне. Империи! Она вечна! Должна быть, есть и всегда будет вечной!

Тем временем Отец Берг дочитал. Бумага выпала из его дрожащих рук, рот открылся, дыхание сбилось.

— Обнуленный, — наконец полным восторга голосом выдохнул он.

— Возможно, — осторожно уточнил Слав.

— Да. Да, возможно.

Отец Берг вскочил, обошел кресло, сел, снова вскочил, показывая завидную для его седин прыть.

— Он нужен мне. Нужен мне в Академии. Я должен понять кто он. И если он действительно обнуленный… Я должен его исследовать. Если он обнуленный, я должен знать как и кто это сделал. Если он обнуленный, вы же понимаете какие перспективы нас ждут. Конечно, если он действительно обнуленный, — всю короткую пламенную речь, Отец Берг прыгал вокруг стула, размахивая руками и брызжа слюной от восторга. И только последнюю фразу он произнес тихим тоном стареющего учителя.

— И как прикажешь это устроить? — император криво усмехнулся. — Выкрасть ночью из Дола?

— Я найду для него место среди учеников, — заявил Берг и тут же скривился. — Нет, не смогу. Он не знатен. Он случаем не бастард? Нет. Жаль. Но он нужен мне здесь. Устрой это! — он в упор посмотрел на императора, как будто императором был он сам. — Устрой! У тебя есть три месяца, чтобы придумать как. А я изыщу возможности пристроить его. Мне срочно надо в архив, — он хищно улыбнулся. — Столько дел сегодня образовалось. Столько дел, — он встал. Ваше Величество, магистер, я вынужден вас покинуть. У меня осталось уже меньше трех месяцев, чтобы принять важного для всех нас ученика. Надеюсь ученика, хотя можно продумать и иной статус. Главное, чтобы он был в моей Академии. Держите меня в курсе.

С этими словами Отец Берг, растеряв всю старческую немощность, вышел.

— Вредный старик, — выдохнул император. — Не люблю его. Понимаю всю его полезность, но не люблю. И что прикажите с ним делать?

— Одарить вашими благами, всеми, что вам доступны. Он не просто полезен, он держит в узде тех, кто мог бы претендовать на ваше место, — Слав, отпил, кивнул на трон, отпил снова. — Вы знаете, как он это умеет, вы сами проходили через его науку.

— Три года, — император покачал головой. — Три года он измывался надо мной. и ничего не кончилось даже когда я закончил учебу. Он и сейчас меня подавляет. А должен не он. Голышев! Не надышался еще пылью? Иди сюда, совет нужен.

Граф Геннадий Голышев улыбаясь вышел из-за портеры, отряхнул рукав короткой черной куртки, привычным движением откинул со лба непослушную черную прядь, и широко улыбаясь подошел к сидящим. Поклон императору, сдержанный кивок Славу.

Меж ними не было вражды, но и приязни не наблюдалось. Их ведомства часто работали сообща, и каждый ценил другого как профессионала, но лично. Слав терпел Голышева. Сжимал зубы и терпел. В этом человеке ему не нравилось решительно все. То как он одевается, во все черное. Фасоны всегда модные, ткани дорогие, лучшие портные шьют ему наряды, но всегда черные. Его черные же волосы всегда аккуратно пострижены и уложены, если не считать одной пряди, что будто бы случайно выпадает ему на лоб, прикрывает глаза. Что не так с этой прядью, Слав не знал, но допустить мысль о случайности позволить себе не мог. Глаза. Было что-то не так у Голышева и с глазами. Бойкие, озорные, мутно-зеленые они живо интересовались собеседником легко расслабляя или подавляя его. Слав в очередной раз пожелал узнать что именно не так с прядью и глазами, но в очередной раз махнул на это рукой. Перед ним стоял обычные человек очень любящий черные одежды. И если бы он не знал точно, то никогда бы не сказал, что это тот самый страшный Канцлер, коим пугают детей по всей империи. Разве ж может быть, еще молодой, высокий, красивый, широкоплечий, подтянутый человек с живыми глазами и обворожительной улыбкой быть тем самым Канцлером? Нет, кончено, это человек из ближнего круга императора, но точно не тот. Да, одевается в черное, но быть Канцлером, этот обаятельный человек не может.

Так думали многие, пока Голышев не начинал говорить. Его голос смесь шипения змеи, рыка дракона и лязга ржавого металла. Его голос пробирал до костей, вызывая внутри странный первобытный страх. К голосу требовалось привыкнуть прежде, чем можно было находиться с графом в одной комнате, не дергаясь от мурашек на спине.