— Мягкий. Хороший, — протянула тёплым низким голосом русалка.

— Отпусти дура, рёбра сломаешь, — через силу выдавил из себя Михаил.

— Держись, боевой киборг, — усмехнулся Петрович. — И не говори, что киборг только по военнику. Сейчас тебе столько женского счастья привалило.

— Она сейчас меня задушит этими двумя счастьями, — просипел Михаил.

— Я вызвал буксир. Но свободный тягач прибудет только вечеру, — раздался голос Женька по внутренней связи.

Иван ухмыльнулся. До вечера ещё далеко, можно даже выспаться.

Парень отцепился от поручней и направился в сторону прохода, ведущего к каютам, а следующий миг плашмя рухнул на пол. И не только он один. Загромыхала витающая в невесомости посуда, посыпались мелкие незакреплённые вещи, с визгом шлёпнулась на четвереньки ведьма.

Да и все остальные приземлились тоже не очень удачно.

— Опять колени отбила, — протянула варвара.

— Да блин, что ж такое⁈ — возмутился Петрович, снова отбивший мягко место.

— Помогите! — глухо орал из-под упитанной русалки Михаил. Его зажало двумя большими счастьями так, что снаружи торчала только рука.

Морские девы хором заревели и заплакали, словно дельфины, нечаянно выкинутые на берег.

Иван поднял голову и тут же вскочил на ноги.

— Нулька! Нулечка! Ты вернулась! — радостно завопил он и бросился к сидящей на краю стола и болтающей ногами корабельной фее. А та улыбалась от уха до уха, сияя, как начищенная до блеска медная бляха.

Нулька сидела за столом и уплетал за обе щеки обычную манную кашу. Гравитация была мизерной, не мешающей русалкам перемещаться, хватаясь руками за поручни и края мебели. Так подводой двигаются люди с небольшими грузами на поясе. В то же время силы тяжести хватало, чтоб еда и непримагниченная посуда не разлетелись по кают-компании.

Иван сидел напротив богиньки, подставив руки под подбородок, и с улыбкой смотрел на девушку. Парень радовался её возвращению. Эмоции выдавал ползающий по одежде осьминог-индикатор, который стал ярко-красным, как спелый помидор. Индикатор вцепился в плечо и осторожно, словно боясь вспугнуть, протянул тонкое, усыпанное присосками щупальце в сторону корабельной феи. Впрочем, Иван ничего и не скрывал.

А Нулька ела кашу и оживлённо рассказывала:

— Они мигрировали, как перелётные птицы. Вот мы и оказались на их пути. Случайно. Совсем случайно.

Глаза богиньки были радостные, да и рассказывала она живо, и так же живо размахивала ложкой и руками.

— Я по ним соскучилась. Но они меня узнали. А боялась, не узна́ют. Я же была в человеческом облике.

Иван слушал молча.

Варвара Васильевна прогнала весь остальной экипаж и теперь хозяйничала, подливая каши в чашку и гоняя двух вооружённых тряпками русалок. Иногда застывала на месте, упирала руки в боки и покачала головой, мол, что делается, ох, что делается.

— Ты не собираешься больше сбега́ть? — тихо спросил Иван и пододвинул поближе к Нульке стакан с компотом.

— Не знаю, — с немного кривовой улыбкой пожала плечами девушка. — Я подумаю, но если захочу вернуться в стаю, скра́уты меня примут, — ответила она и схватила стакан с напитком.

Варвара Васильевна, прикрыв лицо ладонью, коротко хохотнула над какими-то своими мыслями.

Иван медленно поднял взгляд на ведьму, не видя причин для смеха, но затем снова посмотрел на фею.

— Скра́уты, это кто?

— Так на инквизиторской базе называли моих сородичей. То, во что оборачиваюсь, — улыбнулась Нулька.

Иван ухмыльнулся. Раньше девушка избегала рассказывать о базе, как о страшном сне, но раз сейчас спокойна, значит, действительно много чего поменялось.

А Варвара Васильевна снова прыснула в ладонь, и только подавав приступ, заговорила:

— Я вот смотрю и думаю. А ведь если космический оборотень решит связать свою судьбу с человеком, то тёща будет самым натуральным зверем, даже больше — чудовищем.

Княжич криво улыбнулся, представив картинку, но промолчал, зато Нулька беззаботно отмахнулась:

— Принцип Маугли. Человеку — человеково, зверю — зверево. А по бумагам я сирота.

Ведьма цокнула языком и снова, недоумевая и не одобряя происходящее, покачала головой.

— А как космические родичи примут гипотетический поступок некой абстрактной космической беглянки?

— Никак. У скраутов нет запрета на свободу выбора, да и не узна́ют они ничего. Им всё равно на человеческие дела, если не вредят стае. — Девушка вздохнула и уставилась на ложку с кашей, думая, попросить добавки или нет.

Все замолчали, а по внутренней связи раздался голос пилота:

— Княже! У нас проблема! К нам движется одна живая торпеда! Идёт по прямой, без маневрирования! Я бы сказал на форсаже! Как бы проблем ни было!

Все дружно глянули сперва в большое окно, а затем на Нульку.

Та швыркнула компотом и улыбнулась.

— Не. Они все добрые, как заиньки. Наверное, кто-то захотел мне сказать до свидания.

Корабельная фея оттолкнулась от пола кончиками пальцев и совершил аккуратный низкогравитационный прыжок к окну.

— Торпеда приближается, — напомнил Женек. — Что делать?

— Ничего, — выдохнув произнёс Иван, тоже полетел к стеклу и стал вглядываться в пустоту, на душе у него было неприятно, он не хотел, чтоб Нулька общалась с непонятными чудовищами, но и сдерживать не собирался. Сдерживать — значит, посадить в золотую клетку. А насильно мил не будешь, как часто говорил отец.

Гостя долго ждать не пришлось. Вскоре в свете прожекторов промелькнуло грациозное создание. Сквозь обшивку донеся звук глухого удара, словно в корпус прилетел мешок с цементом, а затем нечто затопотало по металлу. Через несколько секунд за иллюминатором возникла звериная морда с быстробегающими глазами.

Нулька приветливо улыбнулась и приложила ладонь к стеклу. Зверь замер, ткнулся мордой в преграду. А затем исчез, чтоб с громким хлопко́м возникнуть посередине помещения.

Все замерли, уставившись на существо.

А зверь выглядел по-другому. И если Нулька в облике гиперпространственного создания свинцово серая и утончённая, то этот весь чёрен, как древесный уголь, и почти в полтора раза крупнее.

Зверь медленно опустился на столешницу, быстро нашёл глазами Нульку и вдруг вспыхнул — на его шкуре засветились голубыми огнями пятна, делая похожим на фотонегатив леопарда. Горло и грудь загорелась сплошным оранжевым. А ещё на всей шкуре виднелись многочисленные шрамы, полученные в ожесточённых боях. Зверь точно не был заинькой. От него веяло мощью и агрессией.

Нежданный гость выгнулся дугой, глубоко вдохнул и затянул громкую, аж уши заложило, песню. Звук возник сперва в нижней части диапазона, почтив инфразвуке, потом ушёл почти к ультразвуку и стал переливаться, словно смесь дельфиньих трелей и игры флейты.

— Нет, — прошептала Нулька и попыталась вжаться в стекло. — Не надо. Я не пойду с тобой.

Иван глянул на девушку и сделал плавный шаг вбок, загораживая собой.

Зверь перестал петь и уставился на княжича, а затем оскалился и дёрнулся вперёд, утробно зарычав. Дыхание стало частым-частым.

— Не надо, уходи, — прошептала Нулька. Но гость, разумеется, не понял человеческую речь. Он подобрался и взлетел, начав метаться по кают-компании, и при этом не своди взгляда с княжича, словно с врага. Длинный хвост с акульим плавником ударялся по шкафам и стенкам, громя всё, что попадётся. Русалки забились в углы, прикрывая руками головы, а ведьма отворила дверцу шкафа и спряталась за ней, как за щитом.

Под удар попали и аквариумы с мелкой нечистью. Анчутка сразу забился под сейф, и теперь лишь крошечные бусинки глаз блестели из-под чернёного металла, а металложёрки и призраки трилобитов стали торопливо расползаться по тёмным углам.

А Иван принял боевую стойку и достал гвоздь, который почти мгновенно превратился в острый, словно шило, тычковый стилет. Удерживать равновесие в невесомости было непривычно, но княжич не боялся. Некогда бояться. Он лишь отбросил в сторону осьминога, чтоб не мешался.