Я не мог сказать ей правду. Не всю. Ни историю, ни ее остатки, которые мерцали вокруг нас сейчас. Эта правда напугала бы ее и все изменила бы. Она лишит нас тонкого льда нашего нынешнего совершенства и заставит нас вернуться в прошлое и пересмотреть все те моменты, когда я любил ее, а она даже не подозревала об этом. Я не мог этого сделать. Не сейчас, когда все между нами было свежим и хрупким. Не тогда, когда Шей наконец-то стала моей. Не сейчас, когда появился мужчина, за которого она чуть не вышла замуж всего несколько месяцев назад.

Когда ее тело затряслось подо мной и девушка всхлипнула, освобождаясь, я сказал:

— Здесь твое место, Шей. В этом доме. А мы — семья, о которой ты всегда мечтала. — Я высвободил руку из ее шорт и наклонился, чтобы прижаться губами к семенам-парашютикам одуванчика, нарисованным чернилами на ее плече. Те, которые ничего так не хотели, как место, где можно расти и цвести. — Твое место здесь, и ты принадлежишь мне.

— Что из этого должно меня напугать?

Я отступил назад, рыча от пульсации, которая возникла, когда я вышел ее. Это было единственное, что я мог сделать, чтобы удержать себя от признания, что я люблю ее до глубины души, которая сопровождала меня как бесконечная боль столько, сколько я себя помню, и у меня нет намерения разводиться с ней в конце этого года или в любой другой момент.

— Перевернись, — сказал я, медленно поглаживая себя. — Сними свитер. И шорты тоже.

Шей подчинилась, ее розово-золотистыми волосы были в беспорядке, а глаза остекленели, пока она возилась со своей одеждой. Когда я прополз между ее ног и сел на пятки, меня пронзило сомнение. Идея подрочить на ее тело звучала прекрасно в библиотеке грязи в моей голове, но в реальности все было по-другому. Это было похоже на новый уровень грязи и унижения, и я не знал, смогу ли сделать этот шаг.

— Покажи мне, — промурлыкала она.

Ни одна из моих подростковых или тридцатилетних мечтаний не могла сравниться с тем, чтобы увидеть ее передо мной, раздетую догола, мокрую и смотрящую на меня так, словно я могу сделать с ней все, что угодно, и она будет мне за это благодарна.

Я провел рукой по своему стволу.

— Что?

— Покажи мне, как это выглядит — принадлежать тебе.

Я не думал ни о сегодняшнем вечере, ни о завтрашнем, ни о том, что будет через две недели, когда мы будем разбираться с ублюдком бывшим. Не думал о браке или разводе, о детях или семьях. Не думал о секретах, которые хранил от Шей, и о том, что не мог хранить их долго.

Я просто кончил ей на живот, вытер ее футболкой, которую снял раньше, и обнял ее, когда она заснула.

Именно тогда, когда ее ровное дыхание согревало мой бицепс, а ее волосы щекотали мою грудь, я прошептал:

— Я люблю тебя, жена.

Шей

Учащиеся смогут изучить забытую историю и затонувшие корабли.

— Мне нужно, чтобы ты села, — сказала я Джейми.

— Я прислонюсь к кухонной стойке. Этого достаточно? — спросила она. — Если нет, то нам, возможно, придется перенести этот разговор. Я сегодня медленно двигаюсь.

Я открыла входную дверь в дом Тамасов, а затем закрыла ее за собой.

— Что случилось? Почему ты не хочешь звонить по видеосвязи?

Она вздохнула, когда я опустилась на пол. Я сказала Ною, что мне нужно кое-что проверить, но мне просто нужно было побыть одной. Минутка, чтобы подумать.

— У меня инфекция мочеполовых путей. Вчера вечером я ходила в клинику, лекарства уже начали действовать, но сейчас я не могу ни двигаться, ни глубоко дышать. Я могу существовать, но не более того.

— Боже мой, Джеймс. О тебе кто-то заботится?

— Да, мои соседи по комнате, как обычно. Даже не угрожай, что приедешь сюда. Я в порядке. Мне просто нужно пережить следующие двенадцать часов, и тогда я не буду чувствовать себя так, будто свалилась в каменоломню.

— Не уверена, что знаю, что значит упасть в каменоломню.

— Это ужасно. Не пробуй, — сказала она. — Из других новостей: я возьму перерыв в сексе, по крайней мере, на две недели. Возможно, на месяц.

— Так вот как это произошло?

Она пробормотала в знак согласия.

— Очень важно писать после секса, куколка. Даже если не можешь ходить или вспомнить свое имя. Особенно тогда.

— Приятно знать.

— Итак, что с тобой происходит? — спросила она. — Что у тебя есть для меня такого, что могло бы выбить меня из колеи?

— Бывший написал мне вчера вечером.

— Ни хрена себе, что он сделал?

Я кивнула, но потом поняла, что это не видео.

— Да. Он написал сразу после нашего с Ноем эмоционального разговора, и он хочет…

— Подожди. Подожди минутку. О чем был этот большой, эмоциональный разговор?

Я провела пальцами по волосам, потому что все еще переваривала все то, что мы проделали. Все еще пыталась понять, что было правдой, а что — грязной болтовней о чувствах, и стоит ли мне верить грязным разговорам. И если хоть что-то из этого было правдой, хоть одно слово, что это означало для нашего фиктивного брака?

— Короче говоря — а это очень длинная история, которой я поделюсь с тобой в тот день, когда тебе не понадобится кушетка для обмороков — Ной хочет начать ремонт в «Двух Тюльпанах», и думает, что я тяну время, потому что не хочу привязываться к проекту, и хочу дать себе возможность уйти. Я сказала, что…

— Да, именно это ты и делаешь. Прости, сейчас я не могу сделать свой обычный сэндвич из любови и жесткой правды, так что тебе достанется чистая правда. Папочка-хлебопек прав. Ты подстраховываешься, чтобы не пострадать и не разочароваться.

— У меня много чего происходит, — возразила я. — Еще больше с тех пор, как на поверхность всплыл бывший, и мне пришлось объяснять Ною еще одну из моих катастроф.

— Хорошо. Расскажи мне, что этот козел натворил на этот раз.

Я прислонила голову к панели двери и уставилась вверх на пару люстр.

— Он сказал, что нам немедленно нужно поговорить.

— Да пошел он, — ответила она. — Серьезно, пошел он. Ты не обязана отвечать только потому, что он звонит.

— Я знаю.

— Уверена? Потому что похоже, что ты позволяешь этому засранцу испортить твое счастье. Ты можешь и должна заблокировать его номер. Почему мы не сделали этого с самого начала? Я не знаю, как это ускользнуло от внимания, но не позволяй хаосу и неуважению этого человека проникнуть в твою хорошую, стабильную ситуацию. Вычеркни его из своей жизни, Шей.

— Я просто… — Я остановилась, поджав губы, пока десятки оправданий жгли мой язык. Я ненавидела это чувство. Ненавидела его и прошлой ночью. Оно заставляло меня чувствовать себя маленькой, как будто я ползала за любой крошкой, которую бывший бросал в мою сторону. В то же время я не могла ему отказать. — Мне нужно объяснение. Мне нужно знать, что произошло.

— Он выставил себя трусливым ублюдочным мудаком, что мы всегда знали, — ответила она. — Вот что произошло. Я ненавижу это, и ненавижу его за это, но он снова вмешивается в твою жизнь и собирается умолять тебя поверить, что он не струсил. Он не будет извиняться, потому что ему не жаль. Не думаю, что у него есть способность осознать вред, который он причинил.

Я откупорила свою бутылку с водой и сделала большой глоток. Затем:

— Когда ты поняла?

— Что поняла?

— Что он всегда был трусливым ублюдочным мудаком.

Она не отвечала несколько тяжелых секунд.

— Скажи мне, что ты хочешь, чтобы я сказала.

— Просто… правду. — Я сделала еще один глоток. — Ты все равно чувствуешь себя не настолько хорошо, чтобы сдерживаться.

— Он мне нравился, когда вы только начали встречаться, — сказала она. — То есть, он мне достаточно нравился. Он занимается недвижимостью, поэтому такой же, как все остальные парни, которые заключают сделки. Сильно раздутое эго, никакого самосознания и неспособность участвовать в разговоре, не упоминая имени или суммы в долларах без какой-либо логической причины. Это было нормально.