Тем не менее, я была слишком ошеломлена, чтобы произносить слова. И не могла вспомнить, когда в последний раз кто-то вот так заключал меня в свои объятия. Но что еще более важно, я не помнила, чтобы когда-либо это было так божественно. На другой стороне комплекса выступал целый марширующий оркестр, ребенок танцевал и кружился вокруг меня, и было несколько сотен человек поблизости, но единственное, на чем я могла сосредоточиться, была рука, сжимающая мою талию.

Джейми определенно была права.

Но потом я услышала:

— Привет! Эй! Ной! Вот ты где!

И я замерла, узнав этот голос.

— Помоги мне, — его слова настойчиво касались моей щеки, — и я сделаю все, о чем ты меня попросишь. Все что-угодно. Назови, и оно твое.

Я кивнула, когда в поле зрения появилась Кристиана, за ней тащились двое маленьких детей. Ной выдохнул и коснулся губами моей щеки. Единственное, что я могла чувствовать, это тепло, везде и сразу.

Когда в последний раз кто-то целовал меня в щеку? Когда в последний раз я чувствовала это глубоко в животе? И когда в последний раз поцелуй был чем-то большим, чем просто галочкой в графе «Основные привязанности»?

Кристиана подошла к нам с широкой, сияющей улыбкой.

— Ной! — прощебетала она. — Я звонила на прошлой неделе. Ты получил мое сообщение? О свидании в плавательном клубе? Я думала, что получу от тебя ответ. Где ты прятался все эти дни?

— Кристиана, — ответил он.

Ее взгляд переместился на меня, и вместе с этим ее улыбка померкла.

— И мой новый друг! Я не расслышала твоего имени. — Она оглянулась на Ноя и сказала: — Мы только что познакомились в комнате для девочек.

Ной сжал пальцы на моей талии, его щетинистая борода прошлась по раковине моего уха.

— Не похоже, что вы познакомились, если ты не знаешь ее имени.

Ну, срань господня. Я имею в виду, черт возьми. Я не могла разобрать это предложение на составные части или объяснить хотя бы одну причину, почему оно сработало так хорошо для меня. Все, что я знала, это то, что в течение нескольких месяцев в моей голове не было ни одной сексуальной мысли, но эта волна быстро менялась.

— Ты знаешь, как я могу увлечься. — Она махнула рукой. — Откуда вы двое знаете друг друга?

— Мы давно знакомы. Школьная любовь.

Ной подвинулся, зацепив большим пальцем петлю моего пояса и сунув руку в мой карман. Провел пальцами по моему животу и складке на бедре. Единственными вещами, разделявшими нас, была тонкая подкладка моего кармана и трусики-бикини, и все на двадцать футов вокруг должны были знать об этом. Это было написано на моем лице и проецировалось над моей головой, как мультяшный мысленный пузырь. В этом его движении не было ничего скрытого. Я была уверена, что следующим будет покусывание шеи, и, честно говоря, я была бы не против этого.

— О, правда? — Она бросила на меня критический взгляд. — Это так забавно, потому что не помню, чтобы ты когда-нибудь упоминал о своей второй половинке. Ни разу. Никогда. — Ее пристальный взгляд превратился в хмурую улыбку, такое выражение лица люди используют, когда хотят соблюсти элементарные манеры, одновременно сообщая, что они отвергают все, что связано с ситуацией. — Я просто не помню, чтобы вообще что-нибудь слышала об этом.

— Не понимаю, как это могло тебя касаться, — сказал он, слова были больше похожи на рычание, чем на что-либо еще.

Но это было не просто рычание. Это было хищно, почти собственнически. И я знала, что это было смешно, потому что весь этот момент был нелеп, но Ной рисовал круги на моем животе, не очень вежливо говоря этой женщине, что он не хочет ничего из того, что она предлагала. Если это не было внешним проявлением собственничества, то я не знала, что это было.

Укуси меня за шею, милый. Просто сделай это. Не заставляй меня ждать.

Ной провел пальцами по моей щеке, заправляя прядь волос мне за ухо.

— Ты решила, что хочешь съесть? — спросил он низким, ворчливым, безупречным голосом. Я не знала, когда ворчание превратилось из слегка забавного в полностью возбуждающее, но сейчас я была здесь и не собиралась уходить. — Хм? Я хочу накормить тебя, милая.

Я не гордилась этим, но мне казалось, что мои соски, вероятно, видны из космоса.

— Пока нет, — пробормотала я.

— Пойдем посмотрим, что там есть. — Он подхватил Дженни, усадив ее к себе на бедро. — Увидимся, Кристиана.

Ной повел нас к фургонам с едой, его рука все еще была глубоко в моем кармане. Я парила и таяла, а также словно гудела от электричества.

И Ной Барден был причиной всего этого.

Ной

Учащиеся смогут научиться притворяться.

Еще пять минут.

Это все, что мне было нужно.

Если бы у меня было еще пять минут, я бы ни о чем другом в этой жизни не просил.

Еще пять минут, когда тело Шей прижимается ко мне, ее рука лежит на моей пояснице.

Еще пять минут с ощущением ее кожи на моих губах.

Еще пять минут притвориться, что она моя.

Но проблема с дополнительными пяти минутами заключалась в том, что в конечном итоге я бы пострадал. Я бы жил с этим знанием, и не сомневался, что оно медленно разрушило бы меня.

Возможно, разрушение наступит быстро. Возможно, так даже лучше. Я всегда хорошо справлялся, когда знал, какие страдания меня ждут. Мои соседи по комнате в юридической школе были на год старше меня, и они были отличным источником для предвидения моих будущих страданий. Это помогло установить мои ожидания.

Если бы кто-нибудь мог похлопать меня по плечу или отправить мне текстовое сообщение о том, насколько отстойной будет моя жизнь, когда эти пять минут истекут и притворство закончится, я был бы признателен. Всегда полезно знать наперед.

Я подвинулся, немного увеличив дистанцию между нами, прежде чем ситуация вышла бы из-под контроля, и Шей пришлось бы силой оттолкнуть меня от себя. Но она поймала мою руку у себя на талии, сказав:

— Нет. Не останавливайся. Продолжай.

Хорошо. Отлично. Мне предстоит страдать, слыша это в своей голове и представляя аромат ее волос до конца вечности. Превосходно.

— Можно мне теперь замороженный лимонад? — спросила Дженни, обнимая меня за шею. Бусины от браслета, который она сделала вчера вечером — потому что Шей носила браслеты, а мы были одержимы Шей — прижались к моей ключице. Этого было достаточно, чтобы напомнить мне четко и ясно, что у меня есть ребенок, и я не могу валять дурака только потому, что это приятно.

Но, помоги мне бог, я действительно хотел еще одну или две минуты этого. С Дженни, в безопасности с одной стороны от меня, и Шей, уютно устроившейся с другой. Это было так, как будто мы жили беспечной жизнью, втроем отправившись на школьный футбольный матч без каких-либо забот в мире.

Вот только все это не было правдой, и эта фантазия была в нескольких секундах от того, чтобы развалиться в моих руках.

— Да. Без проблем. Хочешь купить сама? — спросил я Дженни.

Она покачала головой, уткнувшись мне в плечо. Ей не понравилось, что я взял ее на руки. Очевидно, это было слишком по-детски, а, как мне несколько раз говорили, она была уже взрослой. Всего сорок пять фунтов и без нескольких зубов, но да. Большая девочка. Вероятно, ей также не понравилось, что я поднял ее на глазах у детей Кристианы Мэннинг. В любую минуту она могла брыкаться и кричать, чтобы я поставил ее на землю. И я бы так и сделал. Как только запечатлел бы каждый дюйм этого в своей памяти.

— Пойдем со мной, — сказала Дженни.

И вот так я выиграл себе еще несколько минут в очереди к палатке с замороженным лимонадом, с головой Дженни у меня на плече и обнимая Шей.

Вечер был теплым, терпимым только благодаря постоянному бризу с залива. Терпимым для всех остальных. Я умирал. Сгорал, таял, закипал. Как бы я ни представлял себе прикосновение к Шей, никогда не мечтал, чтобы это происходило здесь, в старшей школе, или когда я держал Дженни в другой руке.