Так поступали все, когда прятались от своего фальшивого мужа после того, как устроили ему шоу секс-игрушек.

— Что дрожит, куколка?

— Мои ноги. — Нет смысла затягивать. — Как ты и говорила.

Она прижала полотенце под подбородком, сведя края вместе.

— Мне нужно, чтобы ты была более конкретной.

— Ной. И… ну, ты знаешь.

Она порылась в своей корзине, перекидывая юбку через край и бросая более мелкие вещи на кровать.

— Но я не знаю. Что сделал твой папочка-хлебопек и почему мы любим его за это?

— Мы не любим его, — сказала я.

— Мы не любим его, потому что ты очень занята тем, чтобы вспомнить, что такое настоящая любовь. Потребуется время, чтобы ты осознала это и перестала отталкивать его.

— Я ничего не отталкиваю, — возразила я. — На самом деле, я не оттолкнула его, когда он пригласил меня пойти с ним домой вчера вечером.

— Охххх. — Она кивнула. — Я так понимаю, что тесто поднялось.

Мои щеки разгорелись, и я не смогла подавить ухмылку, когда сказала:

— Что-то вроде того.

Джейми откинулась на спинку кровати, отпила воду. Затем:

— И здесь ты говоришь мне, что это была одноразовая сделка, и больше такого не повторится?

— Ну, это был не только один раз. Было два раза. А потом еще… э-э-эм… кое-что. И я переехала к нему, потому что местные жители собрались у его дома и, по сути, забросали нас цветами и вином, а потом начали поздравлять нас.

Подруга закрыла глаза и провела кончиком пальца по бровям.

— Это на вашем деревенском означает: «Он так сильно потряс мой мир, что мои соседи знают его имя»?

— Ладно, так и было…

— Я так и знала. — Она медленно, самодовольно кивнула.

— Но сегодня утром в его доме были реальные люди, и теперь я должна жить с ним.

— Придется жить с ним. Хотеть жить с ним. — Она подняла руки. — В чем разница?

— Мы перевезли меня сюда только потому…

— Причина не важна, — перебила она. — Я знаю, что так кажется, но это должно было случиться. Так или иначе.

Я впилась в нее взглядом.

— Ты опять гадала на чайных листьях?

— Я не удостою это ответом. — Она фыркнула. — Лишь скажу, что надеюсь, что тебе уютно и комфортно жить с твоим папочкой-хлебопеком.

— Тебе действительно нужно перестать называть его так.

— Мне нравится. Мне кажется, ему это подходит. — Она сделала еще глоток. — Я же тебе говорила.

Ной

Учащиеся смогут бунтовать, не извиняясь.

Я громко зарычал, когда имя моей матери промелькнуло на экране моего телефона во вторник днем. Я любил свою маму. Она была мне очень дорога. Я хотел для нее самого лучшего. Но бывали моменты, когда она была всемогущей занозой в моей заднице, и я знал, что это будет один из них.

Перевести звонок на голосовую почту было невозможно. Так или иначе, мне пришлось бы ей перезвонить. В лучшем случае я отложу этот разговор на день. В худшем — она позвонит на ферму и попросит разыскать меня.

Мне не нужна была такая драма в моей жизни. Не сегодня. Прошло уже несколько часов, но я все еще не пришел в себя после утренней встречи с Шей, когда она была одета в одно лишь полотенце.

Жизнь рядом с моей женой оказалась гораздо более коварной, чем я мог себе представить. Не может быть ничего хуже, чем знать, что моя жена совсем одна в доме Томасов, верно? Не верно. Знать, что моя жена осталась одна по ту сторону стены, было гораздо хуже.

Последние две ночи она настаивала на том, чтобы остаться в свободной спальне. Что-то насчет строгого распорядка школьных вечеров и невозможности преподавать на следующий день, если я буду мешать ей спать. Никаких дебатов. Вместо этого я не спал всю ночь, прислушиваясь к любым признакам того, что она передумала.

Это, конечно, привело ко все более яркой серии полуснов, в которых Шей забиралась ко мне в постель, и я видел ее обнаженной под шелковым халатом. Она опускалась на мой член, и я держал эти мягкие бедра, пока входил в нее. В некоторых вариантах она сосала мои пальцы. В других я сжимал ее волосы в одной руке, а другой закрывал ей рот.

Я проснулся с горячей кровью, пульсирующей по моим венам. Я нуждался в ней самым ужасным, уродливым образом. Шей едва могла пройти мимо, чтобы мой член не напрягся в ответ. Сегодня утром я с хрипом проглотил завтрак, моя кожа была слишком натянута, а мысли полны пошлых мыслей.

Так что, да, у меня был тяжелый день.

— Привет, мам. — Я поднялся на ноги и прошел по кабинету. — Как дела?

— Ной, ты женился?

Я сбежал по задней лестнице и выскочил за дверь. Для всех было бы лучше, если бы я продолжал двигаться.

— Да.

Полная тишина встретила меня. Я прошел половину ряда, прежде чем она спросила:

— Но почему?

— По той же причине, по которой все женятся, мама. — Неисполнимое завещание. Доступ к первоклассной земле. Такая сильная любовь к школьной пассии, что я не мог не взвалить на себя ее проблемы.

И снова моя мама потеряла дар речи. Я ожидал этого. Она любила и принимала всех, но не могла понять ни меня, ни Еву, ничего, что не соответствовало бы ее негибкому представлению о том, что правильно и уместно.

В конце концов, она сказала:

— Я впервые об этом слышу.

— Это правда. — Я дошел до конца ряда и сделал петлю обратно вверх по другому ряду. Это было хорошо. Я не смотрел на эти деревья неделями. Время потрачено с пользой. — Извини. Это просто никогда не всплывало. — Потому что я был измотан бесконечным цирком, в котором люди из лучших побуждений задавали вопросы о моем браке, на которые я не был готов ответить.

Собираемся ли мы в медовый месяц? Нет, Шей едва ли хотела ехать со мной на праздник урожая. Путешествие между штатами было слишком далекой перспективой.

Думаем ли мы о расширении семьи в ближайшее время? Только о репетиции.

Мы рады и счастливы быть вместе? Да, это было потрясающе — получить все, что я когда-либо хотел, только для того, чтобы моя жена ежедневно напоминала мне, что это нереально и не продлится долго. Охрененно.

Уити и Боунс были худшими из всех. После того дерьмового шоу в воскресенье утром я предположил, что они обнаружат дыры в этой истории. Особенно после того, как ранее клялся вдоль и поперек, что между мной и Шей ничего не происходит. Но они проскочили мимо этих вопросов и перешли к более значимым темам, таким как будущее земли Томасов. Сказать, что они были неумолимы, было бы преуменьшением. Если они и чувствовали, что в этом союзе что-то не так, то игнорировали это, чтобы сосредоточиться на неиспользованном потенциале «Двух Тюльпанов».

— У меня было полно дел, — добавил я, когда молчание затянулось. — Мы закончили работу над новым центром розлива, а Дженни только что пошла в школу.

— Ты водишь эту девочку в церковь по воскресеньям? Ей нужно духовное руководство, Ной.

Тихий смех потряс мою грудь. Много хорошего это руководство принесло мне и моей сестре?

— Спасибо за напоминание.

— Это самое малое, что ты можешь для нее сделать, — продолжила моя мама.

Конечно. Это не было похоже на то, что психотерапевт Дженни столкнулась с новой налоговой нагрузкой после того, как приняла ее в качестве клиента, или я перевернул свою жизнь с ног на голову, или что-то в этом роде.

— Мы просто не знаем… — Она несколько раз прочистила горло. Ей потребовалось мгновение, чтобы произнести следующие слова. — Мы не знаем, что пережил этот ребенок.

Покинуть кабинет было правильным решением. Свежий воздух, солнце, яблоки, насколько хватало глаз. И достаточно места, чтобы кричать так, чтобы никто не услышал.

— У нее все хорошо.

— Я ценю, что теперь ты создаешь ей нормальную семью, — сказала она, — хотя беспокоюсь, что ты мог увлечься этим браком. И разве она — твоя новая жена — не та проблемная девочка, которую приютила Лолли Томас, та, которую ты обучал математике и естественным наукам?

В этом заключался великий парадокс моей матери. Если бы Шей была членом общины, она бы приняла все ее шероховатости и недостатки. Она бы восхищалась готовностью Шей пробовать снова и снова. И восхищалась бы женщиной, которой стала моя жена. Она бы прославляла Шей.