Зрачки ее неистово вращались.
Но вот из леса протрубил второй звук, пронзительный, неземной. Он ударил ей прямо в лицо, и с такой ужасающей силой, что бедная Курочка рухнула и спрятала голову под крыльями.
Речной звук утроился, визжа с неистовством ураганных ветров. Звук из леса вторил ему и сотрясал деревья. Сначала один, а потом другой. Земля дрожала. Один, а второй еще громче. Они столкнулись над Пертелоте, и она стала молиться.
Туман повсюду оставался все так же невозмутим. Невидимые голоса разыскивали друг друга и сталкивались.
Затем Пертелоте постепенно стала узнавать один из звуков — и ее охватил трепет. Медленно, медленно она поднимала голову. Она глянула в сторону леса. Потом села, изумленная.
Там, на самой высокой ветке самого высокого дерева, стоял Шантеклер с широко распростертыми крыльями. Он кукарекал зарю, но так, как не кукарекал никто никогда. Дерево под ним клонилось и качалось, но Шантеклер сохранял равновесие и кукарекал: утренний зов стал его вызовом скрытому бешенству реки, вызовом Кокатриссу.
Пертелоте вдруг обрела необыкновенно ясное, обостренное зрение. Она узрела Петуха-Повелителя, его высоко поднятую голову, его золотую грудь, его лазурные ноги. А еще она смогла разглядеть приделанные накрепко шпоры, два свирепых острия.
— Багор,— выдохнула она в расколотое звуками утро, — и Тесак. Он надел Багор и Тесак!
Таковы были имена смертоносных орудий Петуха, старых орудий.
Пертелоте с трудом сдерживала рыдания.
Но затем речной звук начал меняться. Пертелоте резко обернулась и увидела, как из белого тумана стремительно вырывается Кокатрисс. Мгновение он летел совсем низко, выкрикивая свою собственную, омерзительную утреню, и выкручивал хвост невероятным, дьявольским образом. Затем он напряг свои крылья и стал взмывать вверх и вверх, визжа и вытягивая шею, пока не превратился в грозящую с поднебесья иглу.
Blitzschlange! Блицшланг! Кокатрисс стал Змеем-Молнией!
Пертелоте оборотилась к дереву Шантеклера и закричала:
— Нет! Шантеклер! Шантеклер! Нет!
Но кто мог услышать ее! Сейчас вызов сменится битвой. Утренняя песнь окончена.
Шантеклер тоже прыгнул. Какое-то время он падал, но затем крылья наполнились воздухом, ухватили его и подняли над лесом.
— О, ради любви Создателя! — молила Пертелоте. — Шантеклер, нет!
Но кто мог услышать ее?
Шантеклер неумело поднимался. Не было сомнений, что он не может летать так, как Блицшланг, этот Кокатрисс! Петухи не годятся для неба. Но он прекратил кукарекать и вложил в полет все свои силы. Он поднимался все выше и выше над лесом, увеличивая пространство между собой и землей. Он шел навстречу врагу.
Теперь остался единственный звук. Кокатрисс парил в вышине и смеялся! Холодным, злобным, могущественным ревом был его смех. Он презирал усилия, что прилагал для встречи с ним Шантеклер. И он казался почти недвижным, так высоко он парил над землей. Казалось, там, в вышине, он нашел воздушную струю, и с нее он плюнул на Шантеклера.
Но затем Блицшланг соскользнул со своего ложа. Эта бестия склонилась вперед, стрелою выставила клюв и, выпрямив хвост, камнем ринулась вниз.
Он несся с небес.
Пертелоте подняла крыло, как будто могла защитить им своего мужа.
Шантеклер увидел его приближение и изменил курс. Теперь он летел не вверх, а прямо вперед.
Кокатрисс же отклонился в полете едва заметно, как будто он был блестящей, гибкой шпагой. Он пронзал воздух все быстрее и быстрее. Он был снарядом, стрелой; он был молнией. Крошечная игла выросла в копье, в топор — и Кокатрисс ударил Петуха-Повелителя прямо в спину!
Шантеклер рухнул вниз.
Кокатрисс распростер свои мощные крылья и воспарил к себе в поднебесье.
Пертелоте видела, как Петух валится с небес, но он боролся с падением. Он вырвал из несущейся навстречу струи воздуха сначала одно крыло, потом другое, затем, напрягая все силы, взмахнул ими и обрел равновесие. Вскоре его падение замедлилось. Он выровнял полет почти над самыми верхушками деревьев. Он овладел собой. Пертелоте перевела дыхание.
Кокатрисс, точка в поднебесье, хохотал: он видел, что делает Шантеклер. А Пертелоте принялась бить себя в грудь, ибо она тоже видела, что делает Шантеклер.
Он набирал высоту, он пробивался вверх.
— Иди ко мне! — вопил Кокатрисс со своей немыслимой высоты.— Иди ко мне, Петух, и я швырну твою плоть твоим же зверенышам, и они сожрут ее!
Он кружил в поднебесье и хохотал, словно демон.
Но Шантеклер ничего не отвечал. Он молча силился подняться все выше и выше, и он поднимался, единственное живое существо между небом и землей.
Утренний туман испарился, выжженный белым небом; и воздух стал прозрачен, как стекло. Никто не слышал, как проснулись животные, а они проснулись; тысяча лиц, окруженная стеной, взирала на своего Повелителя, взбирающегося прямо над ними все выше и выше.
Вдруг Кокатрисс резко оборвал свой смех и занялся делом. Точка крикнула:
— Тогда я приду к тебе!
И он рухнул с небес.
Шантеклеру было тяжко. Он вновь сменил курс и летел, не меняя высоты, и вновь бесполезно. Демон мчался быстрее мысли. Он не замедлил падение. Он не отклонился от курса. Он шел прямо на Петуха-Повелителя и обрушился на того всей своей ускоряющейся мощью.
Пертелоте подскочила при звуке этого удара. На этот раз Петух не удержался. Он падал. Кувыркаясь в воздухе, с безвольными крыльями, согнувшимися за спиной, Шантеклер беспорядочной кучей перьев свалился с небес и рухнул в лес.
Пертелоте не осознавала, что бьет себя в грудь. Не слышала умоляющих стонов, рвущихся из ее собственного горла. Никто из животных во всем лагере не шелохнулся. Глаза их были устремлены к лесу и не видели ничего.
Кокатрисс опять расположился на самой вершине неба. Его крылья были неутомимы.
Потом раздался вопль Пертелоте:
— Нет, хватит!
Из леса вновь начинал свой неровный полет израненный Шантеклер. Величайшим усилием он преодолел верхушки деревьев. На мгновение он повис в воздухе. Затем, с неимоверным трудом дергая ослабевшими крыльями, он снова полетел вверх — скорбно неровный полет. Он пробивал себе путь — но он поднимался.
На этот раз Кокатрисс выжидал. На этот раз Кокатрисс вынуждал Петуха-Повелителя подняться даже выше, чем прежде. Но Петух колотил воздух, и он поднялся даже выше, чем прежде. Он не издавал ни звука. Безмолвствовал и демон над ним. Кокатрисс не кричал, бросая вызов. Он выжидал своего часа.
Третий полет длился целую вечность.
И Кокатрисс не стал больше ждать. Наблюдали все, но никто не заметил, когда он начал пикировать. Неумолимый и бесшумный, как время, Кокатрисс понесся из-под небесного купола.
Разве остался верящий в то, что Шантеклер способен избежать низвергнувшегося Блицшланга? Но все же каждый молил всею душой, чтобы Шантеклер попытался, чтобы увернулся.
Но он не увернулся. Петух неподвижно завис в воздухе, а демон сокращал дистанцию, устремляясь к своей жертве. Шантеклер даже не выпрямил свой полет. Будто во сне он разглядывал Кокатрисса; а затем, почти в мгновение убийственного толчка, он опрокинулся на спину и выставил над собою когти.
Трах!
Столкновение эхом прокатилось по лесу, отозвалось рябью на речной воде и разбило сердце Пертелоте.
Но на этот раз Кокатрисс не совладал с собственными крыльями. Он не взмыл в поднебесье. Он не смог оторваться от Петуха, и они падали вместе. Вместе они кувырком неслись к земле, затем ударились оземь с такой силой, что снова столкнулись и докатились до самой стены лагеря.
Пертелоте смотрела, парализованная.
Шантеклер лежал внизу, на нем — бьющий хвостом Кокатрисс. Багор пронзил горло Кокатрисса. Тесак завяз глубоко в груди. Кокатрисс не был мертв, но он был при смерти. И все же так велика была его ненависть к Петуху, что он не отпрянул назад, не выдернул клинки из своего тела. Напротив, он устремился вперед, пытаясь дотянуться клювом до шеи Петуха-Повелителя.