Пока пришелец пересказывал Илиаду бланкового масштаба, Док успел покадрово воспроизвести приключение от порога гаража до Ободка УниТаза. Отчеканить глазной морзянкой все ругательства какие знал, и даже придумать парочку новых. Поразмышлять о том, где их родная вселенная? Куда попали его друзья? Марта? Наивно полагать, что она получила его последние сообщение? Но Док не сдавался. И с упорством, которому сам бы позавидовал в лучшее время – перебирал варианты: как, когда и в какой момент она могла получить сообщение? И что она хотела на него ответить? Многострадальное: «Ох, Саймон», — или же разъярённое, будто он снова разбросал носки по всему дому: «КУБОВСКИ!», — оставалось лишь гадать, но это всяко лучше, чем слушать эту волнообразную речь, которая не собиралась заканчивалась.

Джонни же представлял с каким щенячьим восторгом Кейт внимала бы каждому слову пришельца. Ей так нравилось заполнять бумажки своим размашистым крючковатым почерком, что иной раз Джонни казалось, будто она пиратствует только ради момента, когда корабль прилетит в космопорт. И если идентификационный номер двигателя не будет (а он не будет) светиться в базе синем цветом, то ей придётся заполнять бумажки. Будучи пиратом «светить номер синим цветом» могли себе позволить только старики вроде Уолли или те, кто уверены, что через месяц останутся в живых, поэтому раз за разом Кейт бралась за ручку, а Джонни затаив дыхание смотрел за крючкотворной магией. К тому же он совсем не ладил с письмом, а потому всё, что говорил пришелец не имело для него и малейшего смысла. Другое дело фантазировать сколько бы смысла это имело для Кейт? Как бы она неоднозначно посмотрела на него ставя в графе «семейное положение» прочерк, когда дело дойдет до данных членов экипажа. Он скучал по ней, но старался держаться как обычно, чтобы его описывала фраза «обаятельный сукин сын с мозговышибателем».

Несмотря на то, что шляпа очень приятная на ощупь и даже классно сидит на голове придавая некий загадочный колорит голому Н. Хьюго, он единственный, кто слушал инструкцию, но делал это лишь потому, что два Д обязательно зададутся вопросом: «Как выбраться из этой сраной вселенной?». Тогда-то он протараторит им Илиаду бланкового масштаба! Да так, что они захлопают в ладоши, и быть может возведут ему храм половины Хьюго? - он решил не забегать так далеко, мысленно соглашаясь, что ему хватит обычного «спасибо».

— Запомнили?

— Ага, да, да, да, — хитрые улыбки двух Д, слишком ярко блестели для тех, кто дослушал это до конца, ведь обычно на лицах пришельцев вырисовывалось выражение понятное на всех языках: «Это какая-то шутка?».

— Что ж тогда жду вас с талонами, и не забудьте взять талоны на еду, а то помрете в очередях!

Сомневаться на счёт очередей не приходилось никому, кто находился в этой вселенной чуть больше положенных «никогда и ни за что минут». Из горла Дока вырвалось жалкое подобие крика. Он уверял себя и искателей, будто не отчаялся настолько, чтобы орать от бессилия. Внутри него кто-то разогревал звезду перед тем, как та сколлапсирует и оставит после себя черную дыру. Он сбросил шлем, радуясь тому, что на нем не скафандр от перегрузок и мысль, что Хьюго оказался прав – заставила его глубоко вдохнуть и тут же пожалеть об этом. Аромат чернил и бумаги пьянил так же, как запах дурмана в барах на Венере. Очередь показалась не такой большой, да и вид у Дока стал деловито-бюрократический. Ему захотелось нацепить костюм тройку, заиметь папку с документами, чтобы прийти в какое-нибудь кафе и деловито заполнять их, раздраженно поглядывая на официантку, словно та должна со скоростью мысли поставлять к столу миндальный кофе и менять пепельницу. Джонни потянулся руками к шлему, словно не мог скомандовать «снять», но неведомыми усилиями, которые прикладывают атланты, держа на себе небосводы – Док вцепился ему в руки, чтобы удержать те подальше от головы.

— Не делай этого, Джонни! — взмолился Док.

— Какого чёрта!?

Н. Хьюго не понимал, почему Кубовски изображает, будто из его рта идет пена? Глаза перекосились и встретились на переносице?

— Мерзкий бюрократический воздух, Джонни… не снимай шлем!

Джонни кивнул, и только поэтому увидел, как Н. Хьюго снова тянется к своему коннектору.

— А ну! Фу! Кому говорят! — вдарил он ему по рукам.

Вечность спустя, а именно десять минут, они добрались до кассы, где жабка выдавала талоны. Та устала посмотрела на человека, чьё дебильное выражение лица будет сниться ей в кошмарах, а после квакнула, в знак разрешения говорить.

— Талоны на одежду, пожалуйста, — деловито сказал Хьюго.

— Кар-точка туриста!

Проквакала жабка, а после протянула несколько листов, которые нужно заполнить, чтобы заиметь оную. Разжившись картой туриста можно получать ежедневные талоны и менять их на миску риса или любую другую еду.

— Талоны на кротовую нору и еду, будьте любезны!

Жабка недовольно затарахтела, смотря на Дока. «Возможно, она единственное существо на кого не действует мое своеобразное очарование», — заключил Док. Натянув жабью улыбку, она проквакала тоже самое, что и Н. Хьюго несколько секунд назад.

Даже жабка в очках не могла оказаться равнодушной к улыбке Джонни. Он хотел попросить ручку, но жабке позвонила мать, а когда звонит мать, то нужно обязательно поквакать, предварительно повесив табличку «отошла на десять минут». Что для бюрократа десять минут, то для любого другого приблизительно час, и чтобы глазенки восхищающихся работницей года не выжигали жабе бородавки она скрылась за жалюзи.

Новоиспеченный человек и обновленный старый резво чиркали что-то на листах бумаги, вызывая у Джонни чувство фрустрации. Обычно за него писала Кейт, а сейчас что? Не будет же гроза космоса просить: «Заполнить бумафки»? Обычно у него получается всё за что бы он не брался, но писать от руки? Он что какой-то там миллениал? Но и сверлить взглядом листы бумаги, пытаясь понять, чего от него хотят бюрократы – тоже сомнительное удовольствие. Док исподлобья глянул на пирата заметив, что улыбка того потеряла всяческое очарование. Джонни выглядел так, будто идет на плаху. Взвешивая перспективы навечно остаться здесь или показать слабину, он закатил глаза, тяжело вдохнул и произнес: «Я не умею писать».

— Повтори? — прервав письмо медленно выдавил Док.

— Я не умею писать от руки, Кубовски! — произнес пират так, словно гордился этим.

Если провести опрос среди тех, кого унесло в космоворот и тех, кто нырнули туда, пытаясь удовлетворить жажду приключений: «Слышали ли вы в своей жизни более протяжной крик?», — то все они, как один ответят: «Нет». Док уподобился боевым медведям и мог бы состязаться с Чивесру за звание короля Леса, ведь не отходя от Ободка здесь всё вертелось вокруг бумажек и их заполнения, а дальше, предполагал он, будет только хуже и с «умением» Джонни они не выберутся отсюда даже спустя две вечности. Когда он перестал претендовать на титул короля, то начал ругаться, как старый Хьюго, а тот ругался будь здоров. И планеты приплетал, и родителей, и живых и мертвых и род, и рот, да всё, куда только можно сунуть детородный орган. Н. Хьюго молча смотрел и запоминал самые изощренные ругательства, а Джонни даже не повёл бровью. Всю истерию Дока он пристально смотрел сквозь горящие пламенем глаза омолодившегося старика, пока тот не распознал что-то неуловимое для пирата. Может, потому что скучал по Марте, и фантазии, где они обзавелись потомством произвели на него такой эффект? А быть может, потому что Джонни напомнил засратого котёнка, а не грозу космоса? – но Док примерил на себя роль будущего отца для тридцатилетнего парня, чьё выживание в суровой бюрократической вселенной зависело только от него. Ещё он не исключал варианта, что помогает Джонни, потому что тот походит на засратого котёнка с чертовски обаятельной улыбкой.

— Ладно, чёрт с тобой, Джонни, но только в этот раз. В другой будешь заполнять сам…