Директор Хуан первым пришел в себя, и его губы задрожали от волнения.
— Не волнуйтесь, директор. «Семья», о которой я говорю, не люди, это... Особый вид существ. Их привлекает злоба и кровь. Если в тот день доктор Хань стала невольным свидетелем создания «пилюли бессмертия», это могло привлечь их внимание. Я могу спросить у них... Но многого не ждите. Их интеллект настолько низок, что даже столкнувшись с чем-то подобным, они бы вряд ли осознали произошедшее…
Сердце директора Хуан колотилось так быстро, что он едва ли мог говорить. Он в нетерпении уставился на Сюань Цзи, вспоминая все, что случилось за прошедшие десять лет. Он никак не мог понять, ждал он этого или боялся, стоило ли ему плакать или смеяться.
Сюань Цзи попросил большую фарфоровую чашу и палочку благовония. Взяв палочку в руки, он легко потер ее пальцами, и вспыхнувший на коже лепесток белого пламени тут же поджог нанесенную на бамбук смесь ароматических масел.
Обычно, сразу после того, как в небо устремлялся дым, пламя гасло. Чтобы заставить его гореть, следовало использовать свечу. Но холодный огонек дрожал, не желая затухать. Взяв со стола бутылку минеральной воды, Сюань Цзи вылил ее содержимое в чашу и недолго думая окунул туда палочку. Она встала в воде ровно, словно караульный в дозоре. Казалось, на дне чаши лежал магнит, удерживающий благовоние в одном положении.
Дым направился на юго-запад, наткнулся на стену и беспрепятственно прошел сквозь нее.
— Они увидят дым и ответят, — сказал Сюань Цзи директору Хуану. — Чиюань слишком далеко. Придется немного подождать.
Но директор Хуан уже успокоился.
— Я ждал десять лет, какое мне дело до нескольких минут? — неохотно улыбнулся он.
— Ничего подобного, — внезапно серьезно отозвался Сюань Цзи.
Директор Хуан опешил.
— Неважно, выиграл ли человек в лотерею или потерял родителей, после великого горя и невиданной радости он, рано или поздно, вернется к своему привычному состоянию. Он привыкнет жить на вилле, оторванный от целого мира, привыкнет быть сиротой и поймет, что жизнь продолжается, — мягко добавил Сюань Цзи. — Но есть одна вещь, к которой невозможно привыкнуть. Это «ожидание». Когда каждая секунда превращается в пытку. Ожидание автобуса, ожидание своей очереди, ожидание правды, или ожидание другого человека... все это части одного и того же.
С этими словами Сюань Цзи посмотрел поверх головы директора Хуана, и его взгляд устремился к стоявшему у стены Шэн Линъюаню.
— Чем дольше ты ждешь, тем невыносимее каждый проблеск надежды.
Шэн Линъюань безразлично стоял в тени, не обращая на юношу никакого внимания. Казалось, что между ним и вырезанной из камня пустой куклой не было никаких различий.
Сюань Цзи улыбнулся сам себе и опустил глаза.
— В последние годы наши товарищи из школы Истинного Учения заметно оживились. Они желают превратить меня в дрова для растопки Чиюань. Между нами нет ни вражды, ни ненависти, но эти типы все равно преследуют меня. Они обидели меня, и теперь я должен с ними разобраться. И раз уж все мы сегодня здесь, я признаюсь во всем, в чем должен признаться. Если у вас появятся вопросы, можете их задать.
После этого он сухо и кратко описал все ключевые моменты из истории Великой битвы и упадка Чиюань.
Стоявший поодаль Шэн Линъюань напоминал каменную статую. Казалось, даже его дыхание было тише, чем у других. Он слушал речи Сюань Цзи, но мысли его были далеко отсюда.
Он вспомнил, что дух меча с детства был шумным и разговорчивым. Он ничего не мог с собой поделать. Это было частью его природы, природы птичьего клана: демонстрировать всем свои перья и красноречие. О чем бы ни рассказывал дух меча, он всегда любил приукрасить факты.
Когда Шэн Линъюань был ребенком, наставник учил его грамоте и этикету, часами читал ему Священные писания и различные истории. Но он был мал и не понимал множества вещей, потому Дань Ли, в рамках просвещения, рассказывал ему о людях древности и о выдающихся современниках. Эти короткие рассказы являлись частью его обучения, их нельзя было назвать развлекательными. В первый день историю зачитывал Дань Ли, а во второй пересказывал сам Шэн Линъюань. После мальчик должен был сделать выводы об услышанном. Так Дань Ли учил его говорить и подводить итоги, а кроме того, незаметно прививал ему так называемый «Путь государя».
На серьезных уроках маленький дух меча засыпал, не высидев и трех предложений. Лишь интересные истории могли его разбудить. Послушав очередной рассказ, дух меча долго не мог его забыть и, когда на следующий день Дань Ли принимал у Его Высочества задание, дух меча возбужденно носился по морю знаний Шэн Линъюаня, в надежде, что мальчик забудет свои слова и позволит ему говорить.
К несчастью, Шэн Линъюань ничего не забывал, не оставляя духу меча простора для игр. Страдая от скуки и одиночества, он давал волю своей фантазии и начинал сам сочинять истории. Дань Ли вливал в уши Шэн Линъюаня имена императоров и генералов, в то время как его мысли были забиты байками о талантливых юношах и прекрасных девушках. С легкой руки духа меча у юного правителя часто складывалось обо всем неправильное впечатление.
Но еще удивительнее было то, что, когда меч демона небес покидал ножны, дух меча обретал способность бродить вокруг. В своей жизни Его Величество слышал немало ложных слухов, и большинство из них были придуманы духом меча.
Но он никогда не слышал, чтобы голос Сюань Цзи звучал так сухо. Будто каждое сказанное им слово было заточено, словно опасный нож. Рассказывая о прошлом, Сюань Цзи был крайне скуп в выражениях.
Несмотря на то, что юноша изо всех сил старался сократить объемы информации, ее все равно оказалось слишком много. Когда он закончил, все присутствующие разом почувствовали недомогание.
— Направление ваших исследований было верным. За столько лет Чиюань пережил множество скачков аномальной энергии. Каждый раз, когда она достигала предельных значений, я подавлял ее. В последний раз такое случилось семьдесят лет назад.
— Я… Могу я задать вопрос? — с осторожностью начал Ван Цзэ. Сейчас он понятия не имел, как относиться к Сюань Цзи. В глазах командира «Фэншэнь» юноша был похож на очень красноречивого динозавра.
— Спрашивай, старина Ван, — отозвался Сюань Цзи, — я тебя не укушу.
— Если все, что ты говоришь — правда, то почему подобного не случалось раньше? Ведь… в мире всегда были и будут бесчеловечные твари, желающие растопить Чиюань и захватить власть. Как же давно существует школа Истинного Учения? — спросил Ван Цзэ.
Доктор Ван не удержался и поправил:
— Чиюань — не очаг, его нельзя растопить. Он всегда проявлял активность. В основном эти вспышки приходились на времена голода и войны, аномальной картина стала лишь в последнее десятилетие.
— Я не знаю, как давно существует школа Истинного Учения, — отозвался Сюань Цзи, — но все эти демоны действительно объявились недавно. Ведь каждый раз, когда я запечатываю Чиюань, я ломаю одну из костей Чжу-Цюэ. По понятным причинам, кости Чжу-Цюэ невозобновляемый ресурс. За прошедшие годы я сломал тридцать пять из них. Теперь в печати осталась только одна, и, если я сломаю ее, печать исчезнет. Кроме того, из-за ослабления печати Бедствия пробудились ото сна и были принесены в жертву. Темное жертвоприношение увенчалось успехом... Жаль, что все эти напасти выпали на долю вашего поколения.
Сюань Цзи замолчал, и из чаши с благовонием послышался гул. Палочка истлела, а танцевавший на ней огонек свалился в воду. Но, вопреки ожиданиям, он все еще горел. Вода вскипела, обращаясь в плотное облако пара, и вот, над большим каменным столом развернулась белоснежная завеса.
А потом, словно кто-то включил прожектор, на белесой дымке появилась странная фигура.
Паровое облако колыхалось, стабилизируя сигнал, пока изображение не обрело четкость. В толпу уставилось полуразложившееся, но на удивление счастливое лицо Дао И.
Ван Цзэ с любопытством вытянул шею и встретился взглядом со старым призраком. К чести не в меру любознательного карпа, он остался невозмутим, старательно делая вид, что это не его сердце едва не выпрыгнуло из груди. Ван Цзэ медленно вернулся на свое место, почти превратившись в деревянную рыбу1, и чуть было не прочитал себе заупокойную сутру.
