— Что с тобой? — пораженно спросила Пин Цяньжу. — У тебя болит живот? Болит желудок?
— Грудь... — задыхаясь, пробормотал Ян Чао. Юноша изо всех сил старался сделать вдох, но это оказалось труднее, чем он думал. — Здесь так душно. Я не могу дышать...
Помолчав немного, Пин Цяньжу обменялась взглядами с Ло Цуйцуем и подняла голову, глядя вслед удаляющимся машинам.
Ян Чао был чувствительным юношей и прекрасно умел сопереживать, но не все чувства, будь то радость, гнев или печать вызывали у него такую реакцию. Он мог чувствовать лишь самые сильные из способностей или эмоций. Неужели это только что был командир Янь?
— Командир Янь, ты, должно быть, уже устал сидеть, — Чжан Чжао осторожно подложил под спину Янь Цюшаня подушку. — Теперь тебя не будет укачивать.
Янь Цюшань медленно перевел взгляд на юношу. Три года назад, когда он покинул «Фэншэнь», Чжан Чжао не было и двадцати, его только что приняли в команду. А теперь он был уже сам по себе.
Родители Чжан Чжао тоже были оперативниками «Фэншэнь», они погибли при исполнении, и мальчик с малых лет рос вместе с командой. Когда ему исполнилось одиннадцать лет, он смог поступить в Центр подготовки молодежи. Однако к тому моменту он еще не закончил обучение в обычной школе. С одной стороны, он должен был тренироваться в Центре, а с другой, обязан был таскать за собой рюкзак, чтобы завершить обязательное девятилетнее обучение. В те годы Янь Цюшань и Чжичунь по очереди ходили на родительские собрания. У них было четкое разделение обязанностей. Когда Чжан Чжао получал хорошие отметки, приходил Чжичунь. Ведь тогда прогрессивные родители его одноклассников подходили к ним, чтобы сказать несколько слов, и это было тем, чего Янь Цюшань боялся больше всего. Если Чжан Чжао проваливал экзамен, он неизменно получал нагоняй. Командир Янь лично приходил в школу, однако глядя на его суровое лицо, учителя опасались отчитывать Чжан Чжао и мальчика сразу же отпускали домой.
— Ты вырос, — Янь Цюшань с трудом дышал, отчего его голос звучал отрывисто. — С тех пор, как ты вошел в ряды «Фэншэнь», мне так и не предоставился случай взять тебя с собой.
У Чжан Чжао покраснели глаза. Юноша опустил голову, с трудом сдерживая слезы, и выдавил из себя беспечную улыбку.
— Теперь, когда вы вернулись, вы все еще можете взять меня с собой. Может, меня еще можно бросить в печь для переплавки. Верно, сестрица?
Но Гу Юэси была не так красноречива, как Чжан Чжао. Она больше напоминала немую пузатую тыкву. Чем больше в ее голове крутилось воспоминаний, тем больше она теряла дар речи. Девушка сидела в стороне с выражением глубокой обиды на непроницаемом лице, словно тюремный надзиратель, сопровождавший заключенного.
Янь Цюшань с трудом приподнял уголки рта, и его взгляд скользнул по знакомым лицам вокруг него. Он отчетливо чувствовал, насколько сильно все они изменились.
Дети выросли, и на их лицах проступили следы ветра и инея1. Управление по контролю за аномалиями пережило сильную встряску, и пусть обстановка осталось прежней, но люди — нет.
1 风霜 (fēngshuāng) — ветер и иней (обр. в знач.: трудности, горести жизни).
Даже он сам сильно изменился.
В прошлом Чжичунь всегда говорил ему, что в его квартире слишком тихо, но, на самом деле, это был заброшенный дом. Все попытки Янь Цюшаня вести активную социальную жизнь утонули в бесконечных командировках и большом количестве работы. Путешествия были для него пыткой, и он бы с удовольствием доплатил кому-нибудь, чтобы больше никуда не ездить.
Янь Цюшань мечтал все свое свободное время проводить дома. Его увлечениями были покупка еды и готовка, любимым «спортом» — генеральная уборка в кругу семьи, и он мог помногу раз пересматривать один из своих любимых старых фильмов. Когда Янь Цюшань, выходя на работу, вдруг сталкивался в лифте с незнакомыми людьми, он «внезапно вспоминал, что что-то забыл» и попросту пропускал их. Даже когда курьер доставлял ему посылку, Янь Цюшаня словно приковывало к дивану. Все, что он мог сделать, это написать сидевшему в кабинете Чжичуню сообщение, прося того открыть дверь.
Однако после трех лет подпольной борьбы он научился быть более изворотливым, научился проницательности, научился за улыбкой прятать нож2 и тому, что называлось «говорить с человеком по-человечьи, а с демоном — на его языке»3. Можно сказать, что пусть его навыки и оставляли желать лучшего, но он, хотя бы, больше не «цепенел».
2 笑里藏刀 (xiàolǐcángdāo) — за улыбкой прятать нож; обр. коварный, двуличный; держать камень за пазухой; на устах — мёд, а на сердце — лёд.
3 见人说人话，见鬼说鬼话 (jiàn rén shuō rén huà jiàn guǐ shuō guǐ huà) — говорить с человеком по-человечьи, а с демоном — на его языке (говорить каждому то, что он хочет услышать, подлаживаться к аудитории, лицемерить. Сродни выражению с волками жить — по-волчьи выть).
Служебные автомобили были превосходно амортизированы. Когда они выехали из города, Янь Цюшань, наконец, закрыл глаза, чтобы отдохнуть. Он думал о самых разных вещах, нарочно избегая мыслей о Чжичуне.
Мысли о Чжичуне были слишком большой роскошью. Сейчас у Янь Цюшаня попросту не было на это сил. Он планировал сохранить их и подумать об этом перед смертью.
Прежде чем колонна выехала на скоростную трассу, они свернули на отдаленную заправку. Вдруг, где-то снаружи послышались торопливые шаги, и Янь Цюшань поспешно открыл глаза, не в силах заснуть. Гу Юэси распахнула дверь, и перед машиной неожиданно возникла командир Ду. Выражения лиц всех присутствующих остались неизменными. Очевидно, они заранее договорились об этом.
С большими солнцезащитными очками на переносице, командир Ду больше напоминала колоритного туриста. Не утруждая себя излишними приветствиями, женщина понизила голос и быстро произнесла:
— Эта заправка принадлежит моему мужу. Здесь больше никого нет. Даже камеры отключены. Сменная машина стоит позади, поторопитесь. Командир Янь, позвольте мне вам помочь...
Но Янь Цюшань лишь отмахнулся от нее и выпрямился.
Металл, поддерживающий его тело, исчез, и лоб мужчины тут же покрылся холодным потом. Цвет окончательно сошел с его лица, и Янь Цюшань, с видом окоченевшего трупа, бойко выбрался из машины.
— Командир Янь, — Ду Жо убрала руку, сняла солнцезащитные очки, и слегка прищелкнула каблуками, торжественно отдавая честь. — Вы — опора «Фэншэнь». Счастливого пути.
Взглянув на Ду Жо, Янь Цюшань молча «отсалютовал» ей в ответ и снова махнул рукой. Старшие оперативники «Фэншэнь» были очень похожи на него: молчаливые, не привыкшие к лишним разговорам. Они разделились на две группы. Первая, в составе изначальной колонны, двинулась вперед по дороге, а вторая последовала за Янь Цюшанем и, пересев в заранее подготовленный командиром Ду служебный автомобиль, медленно поехала к причалу.
По окончании ремонта подводного тоннеля Юйчжоу все автомобили, направлявшиеся на север, двигались по скоростной подводной трассе. Лишь те, кто гонялся за дешевизной использовали для грузоперевозок морские суда, идущие проторенной дорожкой через пролив. Вечером у причала пришвартовалось неприметное судно. Мгновение спустя весь покрытый пылью минивэн медленно въехал на борт корабля, державшего курс на материк.
Когда небольшой отряд оказался на борту, Чжан Чжао тут же выбрался из машины и, наконец, почувствовал себя на своей территории. С облегчением вздохнув, он осторожно помог Янь Цюшаню выйти наружу.
— Командир Янь, как глубоко щупальца «Истинного Учения» проникли в Управление? Должны ли мы быть осторожны? — шепотом осведомился молодой человек.
— Ты даже не представляешь себе, насколько, — мягко ответил Янь Цюшань.
— Вы беспокоитесь о тех бездельниках из филиала? Наверное…
Если бы он не беспокоился о бездельниках из филиала, они могли бы улизнуть еще ночью, незачем было заявляться в филиал среди бела дня, чтобы «поприветствовать» командира Ду.
