Но защитные амулеты на стенах палаты и множественные датчики оказались слепы. От них не было никакой реакции.

Шэн Линъюань медленно приблизился к лежавшему на кровати Янь Цюшаню.

Он давно привык к боли от ранений, но эта ужасная мигрень накатывала волнами, одна за другой. Шэн Линъюань не мог ни стоять, ни сидеть. Люди в допросной так сильно шумели, что он ушел оттуда, даже не дослушав. Когда он выбрался из этого темного подвала, ему захотелось перевести дух. Вдруг, ему в лицо ударил солнечный цвет. Но его мигрень, похоже, боялась солнца, и Его Величество почувствовал себя так, будто вновь оказался в пламени Чиюань. Боль упругой нитью тянулась от одного виска к другому. Его зрение затуманилось, и в голове замелькали мысли об убийстве.

Преисполнившись дурными намерениями, Шэн Линъюань ни с того ни с сего направился в палату Янь Цюшаня.

Янь Цюшань ни на кого не держал обид. Ни в прошлом, ни в настоящем. Все, что он делал — было безупречно. Шэн Линъюань собственноручно «заморозил» его маленькую жизнь. Но теперь, глядя на этого упрямого человека, Его Величество почему-то вспоминал о былых временах. Одержимый жаждой убийства, Шэн Линъюань думал только о нем. Как настоящий древний тиран он, казалось, совсем позабыл о чести. Ведь всех тех, кто когда-то ему перечил, ждал роскошный пир в братской могиле... К счастью, хоть он и должен был ежедневно одаривать людей улыбками, Его Величество редко присматривался к ним. Он редко замечал упрямцев.

Но в этот момент зрачки Шэн Линъюаня были черны, как бездонная яма, его глаза налились кровью. Черный туман сердитыми волнами клубился вокруг него. Его Величество приблизился к больничной койке, безучастно посмотрел на Янь Цюшаня и медленно протянул руку.

Но едва черный туман коснулся горла Янь Цюшаня, его тело окутал золотой свет. Тонкая защитная пленка обернула мужчину с ног до головы, заставив неприятеля отступить.

— Детский сад², — холодно усмехнулся Шэн Линъюань.

² 雕虫小技 (diāochóngxiǎojì) — пустяки, детские забавы. Букв. означает низкий уровень мастерства. Некоторые ученые, занимающиеся «чистой теорией» презрительно называют прикладные науки детской забавой.

Это был один из мелких трюков инструментальных духов, превращавший часть их души в защитный слой, покрывавший тело хозяина. Оно называлось «доспехом духа». Таким образом, если хозяин клинка оказывался в опасности, а духа меча по какой-то причине не было рядом, он все равно мог принять часть урона на себя. Но дух меча Чжичунь был мертв. Его некогда превосходная защита давно превратилась в пустышку. Но даже если бы он остался жив, он был всего лишь недоучкой. Даже хуже, чем наивный дух меча, что провел с Его Величеством все детство...

Вдруг, что-то стремительно пронеслось мимо, едва коснувшись руки Шэн Линъюаня.

Его… дух меча?

Шэн Линъюань был ожившим трупом. Его память была подобна разбитому гробу. В гробу лежал только голый скелет, на котором, как «кровеносная система земли», были начертаны великие события его жизни. А следы крови на его костях были именами его врагов. Но что до других его деяний, то все они давно уже сгнили. Он так боялся, что настанет день, когда они тоже увидят свет. Он хотел развеять их по ветру и забыть. Если в мире не останется никого, кто посмел бы напомнить ему об этом, Его Величество не станет добровольно ворошить свое прошлое.

Но в нем все еще оставалась часть жизненной силы, что он позаимствовал у маленького демона. Ему некогда было предаваться воспоминаниям.

Шэн Линъюань стоял у постели раненого Янь Цюшаня. Вдруг, сквозь защитную пленку, оставленную Чжичунем, просочилась одна незначительная деталь и осталась бесцельно плавать на поверхности.

Кажется, это было еще до войны.

Дух меча только-только научился покидать клинок. Он никак не мог насмотреться на окрестные пейзажи и целые дни проводил на воле. Никто не знал, что это был за секретный метод, но уже тогда поговаривали, что дух меча способен отдать часть своей души и создать для хозяина «доспех». Дух меча мог сделать это и тайно, ни слова не говоря владельцу. Но когда-нибудь тайна бы раскрылась. Осознав, как работает эта штука, Шэн Линъюань наложил на клинок запрет, не давая духу меча творить все, что ему вздумается. Этот сорванец не мог его ослушаться. Он был вне себя от ярости и они, в итоге, разругались. Но, неужели даже после этого, он все еще думал о том, как защитить другого человека? Слишком много мыслей. Если у него было столько свободного времени, лучше бы сосредоточился на самосовершенствовании.

Все это казалось забавным, но Шэн Линъюаню было не до смеха. Стоило ему на мгновение задуматься, и его голова, казалось, готова была расколоться на куски, вытряхнув прочь все эти воспоминания.

Его жажда убийства исчезла также внезапно, как и появилась.

Шэн Линъюань убрал руку и задумчиво уставился на сияющую защитную пленку. Клочок черного тумана превратился в тонкую струйку, вытек из его рукава и просочился в ухо Янь Цюшаня.

Этот Янь Цюшань... Неизвестно почему, но от его тела исходила какая-то знакомая аура. Эта аура постоянно напоминала ему о событиях прошлого. Будучи еще совсем молодым, этот человек уже достиг такого необыкновенного уровня совершенствования. Если он от рождения не получал никакого чудодейственного снадобья и не провел пол жизни в уединении, то, вероятно, дело было в каком-то наследии.

Жизнь в теле Янь Цюшаня поддерживалась специальными приборами. Его дыхание полностью зависело от аппарата искусственной вентиляции легких, но его сознательная деятельность не останавливалась ни на секунду. В его памяти мелькали бесчисленные осколки прошлого.

Когда Чжичунь только появился в этом мире, он был невежественным и бестолково блуждал среди людей. Однажды он случайно сел на пульт от телевизора и, испугавшись загоревшегося экрана, запрыгнул на спинку дивана.

Когда они с Янь Цюшанем делали их первое совместное фото, Чжичунь увидел, как другие люди обнимали друг друга за плечи, и ему тоже захотелось протянуть руку. Но, остановившись на полпути, он вдруг решил, что это будет несколько неправильно. Юноша заколебался, его рука так и повисла в воздухе, и именно в этот момент нетерпеливый фотограф нажал кнопку.

Чжичунь был немного старомодным, он никак не мог угнаться за нравами современности. Приходившие в команду новички, не знавшие его прошлого, часто пытались расположить юношу к себе, рассказывая ему шутки. Но они каждый раз терпели неудачу, натыкаясь на его сдержанную и вежливую улыбку. Чжичуню требовалось время, чтобы обдумать все сказанное, прежде чем он начинал понимать смысл шутки. Тогда Чжичунь мог смеяться весь день.

Семь его чувств были довольно сильными. Он испытывал настоящие эмоции даже при просмотре какого-нибудь нелепого спектакля. Будучи в отпуске, Янь Цюшань всегда находил время, чтобы посмотреть с ним какой-нибудь фильм и каждый раз делал вид, что выбрал его случайно. На самом деле он довольно долго изучал отзывы в интернете и каждый раз включал Чжичуню именно тот, что сильнее всех вышибал слезы. Чжичунь считал, что «мужчина не должен плакать», и не хотел показывать эмоции на публике... Но другое дело, если вокруг была кромешная темнота. Тогда он утыкался Янь Цюшаню в плечо и становился очень ласковым.

Когда Янь Цюшаню исполнилось тридцать лет, Чжичунь решил, что вступление в «самостоятельный возраст» поистине великое событие. Кто знает, где он научился всей этой современной ерунде, но юноша украсил торт свечами, а после заставил Янь Цюшаня закрыть глаза, задуть их и загадать желание. Янь Цюшань всегда считал себя взрослым мужчиной, но в тот момент он сам себе казался суеверным ребенком. Это было так нелепо, что он совершенно не желал во всем этом участвовать. Потому, воспользовавшись тем, что Чжичунь отвлекся, он наспех задул все свечи, схватил большой, хорошенько смазанный кремом кусок торта и, сунув его в рот, тут же сбежал. Но услышав за спиной быстрые шаги Чжичуня, он громко рассмеялся, закрыл глаза и мысленно произнес: «Пусть мы будем вместе на секунду дольше, чем вечность».