— Что случилось? — спросил Доминик.
— Господи, мама вернулась домой раньше и спалила, что меня нет. Я вообще-то на домашнем аресте.
— Серьезно? — спросил Роберт. — Давай отвезу домой. Вызовем такси, Доминик с Адамом посидят. Они не в состоянии ехать.
— Аннабелль, поедешь с Робом? Я правда пьяный, — сказал Адам, рассчитываясь с барменом, — я доверяю ему.
— Не ты же повезёшь ее, Мистер Тарзан, — сказал Шантильон, положив голову на барную стойку, — ты будешь помогать мне блевать.
— Блин, Доминик, почему ты не научишься пить? — возмутился Адам.
— Жизнь скучная, когда знаешь меру!
— Отвезите меня домой, — пропищала Морган и побежала одеваться, — как быстро протрезветь?
Попрощавшись с ребятами, Роберт и Аннабелль вышли из бара, сев в такси. Руки девушки тряслись от страха, и Роб, видимо, заметив это, заключил ее ладонь в свою. Ехать до дома оставалось около пятнадцати минут, но в тот момент она молила, чтобы водитель ехал медленнее. Выслушивать нотации от матери, получить нагоняй от отца – зачем ей все это, и почему нельзя вернуться к парням, чтобы провести вечер хорошо?
— Сто процентов – их родители когда-то встречали их такими же пьяными из бара, проверено, — сказал Роберт, — советую не бояться и не ругаться. Повиниться и идти спать. Лучший вариант.
— Если бы все было так просто, — ответила девушка, — у меня отношения с родителями хуже некуда.
— Тогда не давай себя в обиду. Безумно был рад познакомиться! Возьми мой номер, на всякий случай.
— Я тоже рада! Надеюсь, еще увидимся! Спасибо, Роб.
Подъехав к дому, Аннабелль крепко обняла нового приятеля, и пошла сдаваться.
***
Целых полгода Лилиан пропускала дочь из виду, но теперь пришло время вскрыть все карты, наказать ее, как следует и приняться за воспитание. И она выбрала не самый крутой момент. Аннабелль насквозь пропахла сигаретным дымом, алкоголем и едва соображала. Она с трудом представляла, как будет объясняться перед мамой.
— Откуда ты явилась? — спросила Лилиан, выйдя с кухни.
Женщина, до сих пор, не переоделась из рабочего классического костюма в домашнюю одежду и выглядела уставшей.
— Я...гуляла, — ровно ответила Аннабелль, чувствуя, что с натяжкой может связать два слова.
— Мне очень интересно послушать твои оправдания. С кем ты гуляла? Ронан уехал, Уилл на терапии. Новые друзья? И твой домашний арест? Почему ты его не соблюдаешь?
— Нет, одна. Я гуляла совершенно одна в совершенном одиночестве в королевстве одиноких, — произнесла девушка, затем через секунду, перемотала свою речь назад и поняла, что выдала полную ерунду.
— Машину тоже сама водишь?
— Это такси. Мама! Я хочу в постель. Отпусти.
— Которая припарковалась, вероятно, сама, около нашего дома и ты оттуда вышла.
Морган ухмыльнулась. В этом «весёлом» состоянии шутки матери казались в миллиард раз смешнее.
— Это такси. Я не могу покататься по городу на такси?
— Ты сама запуталась в своём вранье.
Что происходит? — Лилиан рассвирепела.
Она села напротив дочери, и Аннабелль взяла побольше воздуха в легкие. Девушка помолилась всем богам, чтобы жвачка, которую ей дал Роберт в машине хотя бы немного загасила неприятный запах.
— Когда мне было плохо, вы только делали хуже, а сейчас спрашиваешь, что происходит, — сказала девушка, стараясь выглядеть максимально серьезно, разговор набирал такие обороты.
Лилиан раскрыла рот.
— Мы с отцом стараемся, как можем для тебя. Мы вложили столько воспитания в тебя, столько усилий, а получаем сейчас вот это. От моего ребёнка ничего не осталось. Мне жаль мою жизнь, честное слово, жаль. Я могла строить карьеру, но отдавала тебе все своё время и ресурсы. Ты посмотри на себя! Ты таскаешься где-то по ночам в таком виде! Кошмар!
Аннабелль посмотрела на свои узкие чёрные брюки с дырками на коленях и водолазку, обнажающую живот.
— Так ходит весь Монреаль, что в этом ужасного?
— Это вульгарщина. Что с тобой такое? Ты невыносимая!
— Мама, ты сделала такой выбор. Никто не может тебя заставить, ты взрослый человек. Когда мы с Уиллом поругались, ты ничего для меня не сделала, запретила с ним общаться, хотя я хотела помириться с ним. На меня навалилось все. Я поругалась с ним, Ронан улетел отсюда, в школе меня ненавидят, моя семья развалилась. Что ты хочешь от меня? Хороших оценок и послушания? У меня не такая хорошая жизнь. Хочется видеть свою дочь с долбанутой улыбкой на лице? Я обеспечу. Мама, я обыкновенный человек. Мне нужна забота, ласка и родительское тепло. Вдруг ты и отец решили, что это так, ерунда. Вы изменяете друг другу, а вечером садитесь за стол и мило беседуете. Самим не тошно? — прокричала Белль, задыхаясь от злости.
Она позволила себе чуть больше, чем обычно, потому что не могла сдерживаться больше.
— Аннабелль, извини, ты не права. Я запретила тебе дружить с Уильямом, потому что он не в очень хорошем состоянии. Я говорила с тобой в тот вечер, разве забыла ты об этом? Изменяем мы с отцом друг другу или нет — тебя не касается, наша личная жизнь никогда не будет на поверхности. Не вмешивайся! Ронан улетел потому, как считал это нужным. Он взрослый человек, поступает по совести и уму. В школе проблемы? Я первый раз об этом слышу. Ты никогда ничего об этом не говорила. Но если даже так и случилось, ты похоже сама на них нарвалась. Это престижная школа, директор сразу сказал - конфликтов почти не бывает, как и драк. Драчуны и скандалисты моментально исключаются. Тебе надо спуститься с небес на землю и общаться с ребятами адекватно. Твои оценки никак не должны зависеть от твоего настроения. Увижу такую оценку хотя бы ещё раз, я не знаю, как тебя накажу, но это наказание ты запомнишь на всю жизнь, обещаю. Прекрати вести себя таким образом. У нас и так много трудностей, я устаю на работе, а ты ходишь с кислым лицом. Твои проблемы с аппетитом меня довели. Ты пойдёшь к специалисту, я запишу тебя и это не обсуждается. Аннабелль, запомни, ты всего лишь ребёнок и тебе нужно слушаться родителей, мы тебя обеспечиваем и даём все, что тебе нужно. Будь добра, закрой свой рот и веди себя прилично, — практически на одном дыхании прокричала Лилиан, глядя на Аннабелль.
— Как ты со мной говоришь? «Закрой свой рот?» Мама, за что?
Аннабелль почувствовала, как кончики пальцев холодеют. Она дрожала от внутренних волнений.
— Я говорю с тобой так, как ты заслужила. Станешь нормальным человеком, буду говорить с тобой, как прежде. Уважительно. С этого дня я тебя не уважаю, Аннабелль.
— Не уважаешь? Я не твоя коллега.
Лилиан усмехнулась, глядя вдаль.
— Тебя пока не за что. Надеюсь, со временем поводы появятся. А пока я только узнала, что никакого гранта не будет. Ты неизвестно где гуляла, за эти гуляния вылетела с грантового конкурса. Мы с отцом столько лет оплачивали тебе репетиторов, а ты не можешь сделать простого – хорошо учиться. Ничего не делаешь дома, шляешься. Мы думали, ты учишься, освободили тебя от всех домашних обязанностей. А ты прохлаждалась.
— Что мне тебе сказать?
— Скажи то, что считаешь нужным.
— Мама, даже если я прихожу домой в синяках, с красными от слез глазами, пропахшая сигаретами и с мыслями о том, что не хочется жить — это не ваша вина. Так? Это хочешь слышать?
Лилиан обернулась.
— Аннабелль. Я знаю абсолютно все: и про сигареты, и про оценки, и про твоего парня. И даже про ваш с ним секс. Запомни, я твоя мать и я насквозь вижу тебя. Так будет всегда. Сейчас - я не желаю находиться с тобой в одной комнате, поэтому, будь добра, уйди отсюда и чтобы до утра - я тебя больше не видела, - отчеканила Лилиан, глядя на свою дочь. — Лекарство в шкафу, где аптечка. Еще раз приедешь в таком состоянии, будешь ночевать под дверью.
Этот разговор вывел девушку из колеи. Она побежала прочь, заперлась в ванной, задыхаясь от слез. Неужели, отец все рассказал матери? Как он мог так поступить? Предательство за предательством. Аннабелль обжигалась о них, запиналась и умирала каждый раз. Последние несколько месяцев девушка носила в себе труп себя старой: той, кто ещё верил в любовь, в надежду и в людей. Казалось, все кругом сговорились и решили оставить эту девушку с разбитым сердцем, разбить ее изнутри, уничтожить и закопать заживо. После разговора с матерью, она ещё это прочувствовала. Чувство ненужности обострилось. И если бы Аннабелль была бы хоть чуточку постарше и мудрее, она бы закрыла на это глаза и шла дальше, но подростковая ранимость заставляла останавливаться, переживать подобные ситуации одинаково, убивая нервными перегрузками.
